Исследовательский проект Сказка «Тысяча и одна ночь - как исторический источник» на примере цикла сказок о Синдбаде – мореходе. Русская сказка как надёжный исторический источник Можно ли считать сказки достоверным источником

Исследовательский проект

по литературе

Отражение истории Востока в сказках «Тысяча и одна ночь»

Выполнила

Ученица 10 класса

Волкова Полина Алексеевна

ВОРОНЕЖ

2016 год

Вступление……………………………………………………………….………..3

Глава I. История возникновения сборника «Тысяча и одна ночь»………………4

Глава II.Классификация сказок сборника и их особенности…………….…….5

Глава III.Отражение картины средневекового восточного мира в сказках «Тысячи и одной ночи»………………………………………….…….… 7

Заключение …………..……………………………………………………………9

Список литературы………………………………………………………………11

ВСТУПЛЕНИЕ

Существует много способов освещать историю: излагать факты, анализировать социально-экономические явления в обществе, описывать быт и нравы общества, рассматривать ментальность общества на источниковедческой базе и т.д. На широкой источниковедческой базе исследовалась и ментальность Востока, здесь главным источником исторических сведений стал сборник сказок «Тысяча и одна ночь». Восток представлял собой своеобразный исторический «котел», в котором народы смешивались, переселялись, вытесняли друг друга. Поэтому в материалах имеется смешение различных фактов, которое затрудняет исследовательскую работу. Поэтому целесообразно взять ту территорию на Востоке, которая более всего затрагивается в ««Тысяче и одной ночи» - Арабский халифат во время его рассвета. Это огромная территория от Инда до Пириней, от Кавказских гор до Южной границы с Сахарой. Ограничена и хронология исследования: конец VIII – XIII вв. – время существования арабского мусульманского государства. Этот четырехсотлетний период был наиболее плодотворным в истории средневековой арабо-мусульманской культуры. Народы сохранили свою жизненную силу, воплощенную в тех бесхитростных, на первый взгляд, произведениях, которые в основных сюжетных линиях сохранились до наших дней. Фольклор был их исторической памятью, утрата которой была равносильна гибели всего народа.

Таким образом, сказка – произведение и хранилище народной ментальности, психологии и мировоззрения, - всего того, что порой называют национальным характером.

Многие историки с мировым именем обращались к сборнику сказок «Тысяча и одна ночь». Например, датский ученый Ирме Эструп выявил и классифицировал 48 популярных сказок из сборника. Также сказки исследовались А. Я. Гуревичем, М. Блоком, Ж. Ле Гоффом, В. Я. Проппом, Э. Б. Тайлором.

Мы же своей целью ставим выяснение фактов, которые могут рассказать об образе жизни людей, их ценностей, особенностях арабской культуры и религии, а также попытаемся ответить на вопрос: можно ли считать сказки сборника «Тысяча и одна ночь» историческим источником.

ГЛАВА I. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СБОРНИКА «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ»

«Тысяча и одна ночь» - сборник сказок на арабском языке, получивший мировую известность благодаря французскому переводу А. Галлана (неполному, выходил с 1704 по 1717). Вопрос о происхождении и развитии сказок «Тысячи и одной ночи» не выяснен полностью до настоящего времени. Попытки искать прародину этого сборника в Индии, делавшиеся его первыми исследователями, пока не получили достаточного обоснования. Прообразом «Ночей» на арабской почве был, вероятно, сделанный в X в. перевод персидского сборника «Хезар-Эфсане» (Тысяча сказок). Перевод этот, носивший название «Тысяча ночей» или «Тысяча одна ночь», был, как свидетельствуют арабские писатели того времени, очень популярен в столице восточного халифата, в Багдаде. Судить о характере его мы не можем, т. к. до нас дошел лишь обрамляющий его рассказ, совпадающий с рамкой «Тысячи и одной ночи». В эту удобную рамку вставлялись в разное время различные рассказы, иногда - целые циклы рассказов, в свою очередь обрамленные, как напр. «Сказка о горбуне», «Носильщик и три девушки» и др. Некоторые исследователи насчитывают на протяжении литературной истории «1001 ночи» по крайней мере пять различных редакций (изводов) сборника сказок под таким названием. Один из этих изводов пользовался большим распространением в XII-XIII вв. в Египте, где в XIV-XVI вв. «Тысяча и одна ночь» и приняла тот вид, в котором она дошла до нас. Отдельные сказки сборника существовали часто самостоятельно, иногда в более распространенной форме. Можно с большим основанием предполагать, что первыми редакторами текста сказок были профессиональные рассказчики, заимствовавшие свой материал прямо из устных источников; под диктовку рассказчиков сказки записывались книгопродавцами, стремившимися удовлетворить спрос на рукописи «Тысячи и одной ночи»

Подбирая для записи сказочный материал, профессионалы-рассказчики всегда имели в виду определенную аудиторию - об этом прямо свидетельствует надпись на одной из сохранившихся рукописей «Ночей». Не всегда располагая материалом для полного количества ночей, переписчики прибегали к повторению сказок, почти одинаковых по сюжету, или заполняли пробел анекдотами, заимствованными из многочисленных в арабской литературе прозаических антологий.

ГЛАВА II. КЛАССИФИКАЦИЯ СКАЗОК СБОРНИКА И ИХ ОСОБЕННОСТИ

Сказки Шахразады могут быть разбиты на три основные группы, которые условно можно назвать сказками героическими, авантюрными и плутовскими. К группе героических сказок относятся фантастические повести, вероятно составляющие древнейшее ядро «Тысячи и одной ночи» и восходящие некоторыми своими чертами к ее персидскому прототипу «Хезар-Эфсане», а также длинные рыцарские романы эпического характера. Стиль этих повестей - торжественный и насколько мрачный; главными действующими лицами в них обычно являются цари и их вельможи. В некоторых сказках этой группы, как напр. в повести о мудрой деве Такаддул, отчетливо видна дидактическая тенденция. В литературном отношении героические повести обработаны более тщательно, чем другие; обороты народной речи из них изгнаны, стихотворные вставки - по большей части цитаты из классических арабских поэтов - наоборот, обильны. К «придворным» сказкам относятся напр.: «Камар-аз-Заман и Будур», «Ведр-Басим и Джанхар», «Повесть о царе Омаре ибн-ан-Нумане», «Аджиб и Тариб» и некоторые другие. Иные настроения находим мы в «авантюрных» новеллах, возникших, вероятно, в торговой и ремесленной среде. Цари и султаны выступают в них не как существа высшего порядка, а как самые обыкновенные люди; излюбленным типом правителя является знаменитый Харун-ар-Рашид, правивший с 786 по 809, т. е. значительно раньше, чем приняли свою окончательную форму сказки Шахразады. Упоминания о халифе Харуне и его столице Багдаде не могут поэтому служить основой для датировки «Ночей». Подлинный Харун-ар-Рашид был очень мало похож на доброго, великодушного государя из «Тысячи и одной ночи», а сказки, в которых он участвует, судя по их языку, стилю и встречающимся в них бытовым подробностям, могли сложиться только в Египте. По содержанию большинство «авантюрных» сказок. Это чаще всего любовные истории, героями которых являются богатые купцы, почти всегда обреченные быть пассивными выполнителями хитроумных планов своих возлюбленных. Последним в сказках этого типа обычно принадлежит первенствующая роль - черта, резко отличающая «авантюрные» повести от «героических». Типичными для этой группы сказок являются: «Повесть об Абу-ль-Хасане из Омана», «Абу-ль-Хасан Хорасанец», «Нима и Нуби», «Любящий и любимый», «Аладдин и волшебная лампа».

«Плутовские» сказки натуралистически рисуют жизнь городской бедноты и деклассированных элементов. Героями их обычно являются ловкие мошенники и плуты - как мужчины, так и женщины, напр. бессмертные в арабской сказочной литературе Али-Зейбак и Далила-Хитрица. В этих сказках нет и следа почтения к высшим сословиям; наоборот, «плутовские» сказки полны насмешливых выпадов против представителей власти и духовных лиц, - недаром христианские священники и седобородые муллы до наших дней весьма неодобрительно смотрят на всякого, кто держит в руках томик «Тысячи и одной ночи». Язык «плутовских» повестей близок к разговорному; стихотворных отрывков, малопонятных неискушенным в литературе читателям, в них почти нет. Герои плутовских сказок отличаются мужеством и предприимчивостью и представляют разительный контраст с изнеженными гаремной жизнью и бездельем героями «авантюрных» сказок. Кроме рассказов об Али-Зейбаке и Далиле, к плутовским сказкам относятся великолепная повесть о Матуфе- башмачнике, сказка о халифе-рыбаке и рыбаке Халифе, стоящая на грани между рассказами «авантюрного» и «плутовского» типа, и некоторые другие повести.

Особняком стоят в «Тысячи и одной ночи» сказочные циклы: «Путешествия Синдбада», «Сейф-аль-Мулук», «Семь визирей». Эти повести проникли в сборник, вероятно, литературными путями и включены в него позднее других сказок.

С самого своего появления в переводе Галлана «Тысяча и одна ночь» оказывает значительное влияние на европейскую литературу, искусство и даже музыку. Не менее значительно влияние «Тысячи и одной ночи» на фольклор народов Европы и Азии, о котором написаны обширные труды, частью перечисленные ниже, в библиографии.

ГЛАВА III. ОТРАЖЕНИЕ КАРТИНЫ СРЕДНЕВЕКОВОГО ВОСТОЧНОГО МИРА В СКАЗКАХ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ»

Причудливая фантазия, сложные авантюры прихотливо переплетаются в арабских сказках с реалистическим изображением жизни и быта разных слоев населения средневекового восточного города, Большая часть сказаний приурочена к царствованию халифа Харуна аль-Рашида (VIII в.), феодального деспота, которому сказочная традиция приписывает необыкновенную мудрость и справедливость. Многие сказки напоминают по типу средневековые городские новеллы (фабльо) с характерным для них грубоватым комизмом. Героями нередко выступают ремесленники, поденные рабочие, бедняки, относящиеся иронически к представителям светской власти и духовенству. Умные, ловкие простолюдины всегда находят выход из любого затруднительного положения и одурачивают надменных богачей.

Как уже было сказано выше, одной из особенностей арабских сказок является создание и распространение в различных социальных средах. Выделяют три группы арабских сказок: бедуинские, крестьянские и городские.Героем бедуинской сказки является бедуин - рядовой член племени, либо племенной вождь (шейх) или кто-то из его родственников. Сюжет бедуинской сказки можно описать следующим образом: герой находит пастбище для своего племени и отражает набег враждебного племени.
Героем крестьянской сказки соответственно выступает рядовой крестьянин. К крестьянскому фольклору относится также часть сказок о животных. Однако не все сказки, записанные в сельской местности можно считать крестьянскими, так как они могли быть услышаны рассказчиками в других городах. Пример подобной сказки приведен в статье В.В. Лебедева «Словесное искусство наследников Шахразады», где автор говорит, что сказка «Слуга и царская дочь» хоть и была записана в ливанской деревне Бишмиззин, по сюжету крестьянской не является. Лебедев предполагает, что рассказчик, строитель по профессии, услышал эту сказку от христианина в Бейруте или другом приморском городе. Большая часть существующих записей арабских сказок сделана в городах: Каире, Дамаске, Мосуле (Ирак), Триполе(Ливия), Тунисе. В городах вместе с городскими зафиксированы и бедуинские и крестьянские сказки. Однако в городских сказках можно ощутить колорит восточного города - узкие улочки, базары, лавки ремесленников. Примерами городских сказок являются такие сказки как «Судья и повар» и «Семь разведенных женщин».Можно достаточно точно определить социальную среду, в которой созданы и распространены сказки. В деревне это крестьяне среднего достатка, в городе - низшие слои населения: ремесленники, торговцы, мелкие служащие.
В сказках отражается народное мировоззрение, выражены народные представления о социальной справедливости. Наиболее стереотипной развязкой можно назвать женитьбу героя из народа на царской дочери или замужество простой девушки и царевича. Существуют и более оригинальные сюжеты, где герои иными путями добиваются улучшения своего благосостояния.
Арабские сказки чрезвычайно пестры по содержанию. В некоторых из них получили фантастическое отражение и географические открытия арабов, и приключения отважных мореходов, известные по литературным источникам.

Обрамляющий рассказ мотивирует появление всего сборника: жестокий царь Шахрияр казнит наутро каждую свою новую жену. Шахразада, которую ожидала та же участь, рассказывает царю сказку и обрывает ее на самом интересном месте. Шахрияр откладывает казнь, чтобы дослушать занятную историю до конца. Так продолжалось тысячу и одну ночь, пока царь не объявил о своем решении помиловать Шахразаду, родившую ему за это время трех сыновей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Что же такое "Тысяча и одна ночь"? Этот вопрос задает себе внимательный читатель, пытающийся разобраться в хитросплетении самых разнородных сюжетов, которые рождаются здесь друг из друга, перебивают друг друга, которые кончаются будто линии, для того, чтобы в несколько измененном виде встретиться в следующем повествовании. Что заключено в обширную рамку рассказа о находчивой Шахразаде и жестоком Шахрияре, мстящем за свою поруганную честь? Бесконечно расширяясь, эта рамка заключает в себе целый мир, живущий по своим законам, отражающий жизнь многих поколений разных народов, творчество которых на протяжении нескольких веков вливалось в общее течение великой арабо-мусульманской культуры, питало народную традицию Ирана, Ирака, Сирин и особенно Египта, где свод "Тысячи и одной ночи" получил окончательное оформление. Попробуем проникнуть в этот мир изнутри, познать его закономерности, противоречия, неминуемые в столь сложном единстве.

"Тысяча и одна ночь" являет собой яркий пример декоративности, присущей всем видам арабо-мусульманского искусства. Словесное оформление сюжетов так же красочно, как сверкающий золотом и лазурью орнамент восточных рукописей, мечетей, ажурных светильников, а кажущаяся беспорядочность рассказов сплавлена чудесной гармонией "красноречивого слова", объединившей разнородные и часто противоречащие друг другу части этого грандиозного свода в единое целое.

Объединенные ярким искусством арабских народных сказителей, в "Тысяче и одной ночи" живут эмиры и султаны, ремесленники, купцы и "ловкачи". Каково же отношение к различным слоям общества, процветающего в мире этого грандиозного свода, кто его главный герой? Отвечая на этот вопрос, мы тем самым вернее всего определим, кем создана "Тысяча и одна ночь", кем выбраны из необозримого богатства средневековой арабской "ученой" и народной литературы отдельные повести и рассказы, вошедшие сюда, сказки, притчи и повествования о знаменитых людях арабской древности и средневековья? В средние века в арабской письменной литературе были распространены книги типа "Зерцал", обращенные к царям и царедворцам, которым предписывался строгий этикет, давались рекомендации, как управлять подданными, как внушать уважение к власти. В эти книги включался также минимум сведений по основам всех известных в то время наук.

И даже попавшие в "Тысячу и одну ночь" из хроник и антологий рассказы о реальных исторических лицах - халифах, богословах, ученых и поэтах, прославившихся в разных краях халифата в VII-ХII веках, в эпоху наибольшего расцвета и славы арабо-мусульманской культуры, кажутся свеянными сказочным ореолом. Эти рассказы представляют собой как бы завершающий штрих, и без них мир "Тысячи и одной ночи" лишился бы своей неповторимости. Трудно сказать, какая из частей "Тысячи и одной ночи" интереснее, - каждая имеет свои достоинства. Но, познакомившись с "Тысячью и одной ночью", с ее сказками и новеллами, поучительными притчами и повествованиями о необыкновенных приключениях, чувствуешь, что проник в новый, чудесный мир, который надолго, если не навсегда, останется в памяти.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Избранные сказки, рассказы и повести из "Тысячи и одной ночи" (4 книги) .- М.,Правда, 1986.

2.«Книга тысяча и одной ночи», перев. с арабского, предисл. и комментарии М. А. Салье, под ред. акад. И. Ю. Крачковского, изд. «Academia». - М. - Л., 1929.

3. Шидфар В. КНИГА ДАЛЕКАЯ И БЛИЗКАЯ. - М. , 1975

4.Эструп И., Исследование об истории «Тысячи и одной ночи», ее происхождении и развитии. Перевод с датского Т. Ланге, под ред. и с предисл. проф. А. Е. Крымского, «Труды по востоковедению, издаваемые Лазаревским ин-том восточных языков», вып. VIII.- М., 1905.

14. Известия по Казанской епархии. 1873. №11. С.328-330. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1. Д.286.Л.

15. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.36. Л.311-314, 472; Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Д.5240. Л.51-52.

16. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2 .Д.67. Л.499; НАРТ. Ф.4. Оп. 1. Д.5361. Л.5-6.

17. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.2. Л.37-80.

18. НА РТ. Ф.4. Оп. 62. Д.36. Л. 144-317; ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1.Д. 117. Л. 1-361.

19. Руководственные для православного духовенства указы Святейшего Правительствующего Синода, 1721- 1878 гг. М., 1879. № 90.

20. Михайлов С.М. Отчего чуваши давятся и какие правительство должно принять меры для предупреждения этого явления //Марийский археографический вестник. 2003. № 1 (№> 13). С. 160; НАРТ. Ф.4. Оп.82. Д.212. Л.401-579; ЦГА ЧР. Ф.225.0п.1.Д.257. Л.2-319.

21. НА РГ. Ф.4. Оп. 1. Д.5238. Л.16, 24, 29-30, 65-66, 69-73, 91-94, 121-122, 127-128, 141143.

ЕВДОКИМОВА АНЖЕЛИКА НИКОЛАЕВНА родилась в 1976 г. Окончила Чувашский государственный университет. Аспирант кафедры источниковедения и архивоведения, ассистент кафедры средневековой и новой истории Отечества. Занимается изучением истории христианизации чувашского народа. Имеет 6 публикаций.

И.А. ЛИПАТОВА, А.И. НАЗАРОВА

СКАЗКИ «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ» КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ МЕНТАЛЬНОСТИ ВОСТОКА

Существует много способов освещать историю. Можно излагать факты политической истории (возникновение и распад государств, войны и т.п.) или сосредоточивать свое внимание на анализе социально-экономических явлений в обществе, можно изучать историю духовной культуры, описывать быт и нравы общества; устанавливать, что же двигало отдельным человеком, как и людскими массами на протяжении истории, что заставляло их поступать именно так, а не иначе. Ответ на этот вопрос ищут в изучении глубинных форм человеческой культуры и человеческого сознания - в ментальности.

Это слово теперь часто используют в культурологической литературе. Говорят о ментальной настроенности разных эпох, разных народов, разных социальных групп. Сам термин «ментальность» был активно введен в оборот в исторических исследованиях французской школы «Анналы» (Марк Блок, Люсьен Февр, Жак Ле Гофф и др.), рассматривавшей ментальность западноевропейского средневековья на широкой источниковедческой базе и происходит от латинского слова mens - ум, мышление, образ мыслей, душевный склад.

В течение нескольких десятилетий ментальность как научная проблема у нас почти не исследовалась, во всяком случае, ее изучение было сведено к минимуму. Официальный глас прошедшей эпохи, безусловно, негативно оценивал подобные исключения. В последние годы особенно отчетливо видны признаки изменения ситуации. Их можно видеть в появлении пока еще немногочисленных книг, статей и даже сборников статей об отдельных сторонах традиционной ментальности. В целом в отечественной историографии проблемы истории ментальности пока мало освещены и потому представляют широкие возможности для поиска.

Так как сказки «1001 ночь» исследовались в качестве источника по истории ментальности Востока, необходимо иметь в виду, что Восток представляет собой древнейший культурный котел, в котором потоки народов переселялись, смешивались и вытесняли друг друга. На этом пространстве имеются все стадии культуры от почти первобытных айну до достигших высочайших культурных верши китайцев. Поэтому в восточных материалах имеется смешение, которое чрезвычайно затрудняет исследование. И чтобы облегчить себе труд, возьмем ту территорию на Востоке, которая более всего затрагивается в сказках «Тысячи и одной ночи» - Арабский халифат во время его расцвета. Эго огромные территории от Инда до Пириней, от Кавказских гор до Южной границы Сахары.

Отсюда и ограничение хронологии исследования. Полем изысканий будут конец УШ-ХШ вв. - время существования арабского мусульманского государства. Этот четырехсотлетний период, начиная со второй половины VIII в. и до начала XIII в., был наиболее плодотворным в истории средневековой арабо-мусульманской культуры.

Обращаясь к изучению народной культуры, сталкиваешься с неразработанностью и проблематики и источников - сам их поиск и отбор представляют собой новую задачу, интересную и нелегкую. Дело не в том, что источников немного. Нужно только выяснить, что именно считать источниками для изучения данного предмета, то есть найти эти источники среди памятников хорошо известных специалистам, но обычно не привлекаемых в интересующих нас целях. Народы сохранили свою жизненную силу, воплощенную в тех бесхитростных на первый взгляд произведениях, которые в основных сюжетных линиях сохранились до наших дней. Передавая потомкам свою культуру, народы Востока тем самым хранили ту неразрывную нить времени, которая связывает прошлое с будущим. Фольклор был их исторической памятью, утрата которой была равносильна смерти народа.

Таким образом, сказка - произведение и хранилище народной ментальности, то есть его (народа) исторической памяти, психологии, мировоззрения -всего того, что порой называют национальным характером.

Известно, что разработка вопросов, связанных с изучением ментальности, требует либо новых подходов к известным историческим источникам, либо

привлечения нетрадиционных материалов. В данном случае народные сказки, как неотъемлемый элемент народной культуры вполне подходят в качестве источника по истории ментальности.

В настоящее время во многих областях исторической науки широко применяются новейшие количественные методы исследования. Эго вызвано прежде всего большим интересом историков к использованию математических методов, обеспечивающих более глубокое и всестороннее изучение исторического процесса, а также появлением компьютеров, имеющих значительный объем памяти.

Однако в последние годы наряду с традиционным классическим анализом содержания документов историки начали активно применять и количественные, формализованные методы анализа. «Ядро» количественных методов, используемых для анализа содержания текстовых источников, составляют приемы статистики. Суть их сводится к тому, чтобы найти такие легко подсчитываемые признаки, черты, свойства документа (например, частота употребления определенных действий и терминов), которые с необходимостью отражали бы существенные стороны содержания. Тогда качественное содержание делается измеримым, становится доступным точным вычислительным операциям. Результаты анализа становятся более объективными.

Данная работа не претендует на полноту анализа и носит сугубо поисковый характер. Ее база - небольшой корпус (48 сказок). Это может вызвать ряд ошибок, в частности выпадение из поля зрения некоторых типов сказок. Вместе с тем для выполнения задач работы такая выборка кажется репрезентативной.

Выявление 48 наиболее популярных сказок из сборника производилось с учетом датского ученого Ирме Эструпа. Он дал прямое логическое завершение всего того, что было сделано его предшественниками по изучению данных сказок, поэтому выборка на основе его классификации считается вполне оправданной.

Использованную литературу можно охарактеризовать лишь как вспомогательную. Это труды, посвященные филологическому исследованию сказок «1001 ночь» (И. Эструп, М. Герхардт), вопросам ментальности (А. Я. Гуревич, М. Блок, Ж. Ле Гофф), проблемам устного народного творчества (Е. М. Мелетинский, В. Я. Пропп, Э. Б. Тайлор), а также сборники статей под редакцией И. Д. Ковальченко и Б. М. Клосса, которые специально посвящены вопросам применения математических методов в исторических исследованиях .

Цель работы - воссоздание некоторых элементов ментальности народов Востока (арабов, персов, индусов) с использованием в качестве источника сказок «Тысяча и одна ночь» в переводе М. Салье.

Книга «Тысяча и одна ночь» - гигантский свод, который стал известен в Европе с начала XVIII в., когда в 1704 г. в книжной лавке Барбен в Париже вышла небольшая книжка, успех которой превзошел самые смелые ожидания ее издателей. Своей огромной популярностью в Европе сказки «Тысячи и одной ночи» в значительной степени обязаны таланту их первого переводчика А. Галлана. Перевод Галлана познакомил европейцев не со всей «Тысячью и одной ночью» - он заключает в себе лишь начальную часть известного нам теперь сборника.

Сейчас совершенно ясно, что «Тысяча и одна ночь» не явилась творением какого-либо одного автора. Части этого удивительного памятника складывались и шлифовались в течение многих столетий, и лишь к ХУ1-ХУИ вв. свод сложился в том виде, в каком он известен современному читателю.

Подобно другим произведениям народной литературы, «Тысяча и одна ночь» явилась продуктом деятельности многих поколений профессиональных повествователей и переписчиков и какого-либо определенного автора и даже составителя не имеет. Вот почему и язык ее не одинаков, в одних местах он чуть ли не высококлассический, в других - почти простонародный; вот почему и деление сборника по ночам, и порядок сказок в разных списках разные; вот почему одни и те же мотивы и даже одни и те же сказки повторяются в разных ночах «Тысячи и одной ночи» частенько, иногда даже с буквальной точностью. Однако авторы отдельных рассказов сборника, независимо от степени художественного дарования, сознательно или бессознательно подчинялись в своем творчестве коллективно выработанным нормам и творили в духе общей традиции. Это придает пестрому составу материала книги известную целостность и делает собрание единым в художественном отношении произведением.

Большинство восточных сказок - новеллистические, на втором месте стоят волшебные, и последнее место занимают сказки о животных, кумулятивные и др.

Выдержанная сказка начинается особой формулой, которую исследователи называют сказочным зачином. Он всегда неопределенного характера: «Дошло до меня, о счастливый царь...» . Больше половины сказок «Тысяча и одна ночь» начинаются именно этим зачином. Сам сказочный рассказ обычно открывается завязкой - конфликтом. Заканчивается сказка всегда развязкой.

На основе изучения восточных сказок можно выявить следующие черты восточной ментальности. Важное место в определении ментальности имеет выяснение проблемы главного героя. Идеальная личность в сказках отражается в облике положительного героя, он становится центральной фигурой сказки. Идеальный герой - выразитель общественного идеала, а его счастливая судьба - средство реализации народного идеала. Антигерой, в свою оче-

редь, выступает как носитель неприемлемых, осуждаемых человеческих качеств.

В целом 85,4% всех главных героев восточных народных сказок (волшебных и бытовых) - мужчины, 10,4% - женщины и 6,3% - дети. Причем возраст мужчин в сказках преобладает средний - 50%, молодые люди (до 30 лет) становятся главными героями в 39,6% и лишь в 10,4% - старики.

Наиболее популярные социальные типажи выглядят следующим образом: купцы (33,3%), ремесленники (27,2%), султаны и их дети (18,7%), путешественники (12,5%). Подсчеты осложняет то, что на протяжении многих сказок герой меняет свое социальное положение (например, Аладдин, который из сына портного становится зятем султана; или Али-Баба, который из дровосека превращается в купца). Это доказывает то, что социальная мобильность на традиционном Востоке, кроме кастовой Индии, весьма заметна, ее не сравнишь с сословной замкнутостью в феодальной Европе. Вчерашний раб нередко становится всесильным эмиром, бедняк - высокопоставленным чиновником-интеллектуалом в системе правящей бюрократии.

Что касается облика антигероя, то женщинам здесь уделяется гораздо больше внимания (29,1%), это, как правило, жены-колдуньи или старухи-сводницы. Дети так же могут являться носителями отрицательных качеств (6,3%). Мужчины здесь (66,7%) представляют шестерку наиболее популярных социальных типов: ремесленник - 22,7%, вор, разбойник - 18,5%, царь, султан - 16,5%, визирь - 16%, ифрит, дух - 13,4%, купец - 12,9%. Относительно их возраста можно сказать следующее: 50% - люди среднего возраста, 29,1% молодежь до 30 лет и 18,7% - старики.

Исходя из данных математико-статистического анализа, можно сделать вывод, что наиболее оптимальным социальным типом является купец. Это поощрение коммерческой жилки в характере главного героя объяснимо. Роль транзитной торговли, включая мореплавание, была необычайно большой. Трансарабская торговля способствовала возникновению и расцвету ряда арабских городов, таких, как Мекка, которые стали в середине I тысячелетия крупными торговыми центрами. Вчерашний кочевник, сегодняшний купец, являлся пассионарием по отношению к земледельцу-крестьянину. Крестьянин не желает перемен, он опасается их. Купец и тем более ремесленник, да и весь городской быт тесно связаны с рынком. Именно здесь широкий простор для инициативы, предприимчивости, деловой энергии.

С точки зрения исторической социологии личности большое значение для установления поведенческих типов имеют межличностные взаимоотно-пяения.

Проблема конфликта - одна из основных в оценке ментальности, которая подразумевает различные способы его преодоления - через конфронтацию или компромисс - в зависимости от типа конфликта: социального, внутрисе-

мейного, сверхъестественного - и других обстоятельств. Естественно, что конфликт - завязка сюжета большинства сказок (92,9%), причем в одной сказке их может быть несколько, как и способов их разрешения. Актуальность различных типов конфликтов такова: наиболее популярны социальные (37,5%) и бытовые (22,9%), затем семейные (20,8%), сверхъестественные (18%) и военные (6,2%). При этом восточная ментальность весьма оригинально подходит к способу преодоления конфликта: преимущество отдается хитрости (39,5%), но часто прибегают и к конфронтации (33,5%) или компромиссу (14,5%), а вот тенденция разрешить спор через ожидание очень редка (12,5%). Инициатором конфликта, как правило, выступает антигерой (68,8%) и реже зачинщиком становится герой сказки (31,2%).

Такая ситуация вполне объяснима. Хотя на первый взгляд кажется парадоксальным преобладание социальных конфликтов над сверхъестественными и военными. Рядовой житель Халифата был социально не защищен как от посягательства на его собственность (которой было немного), так и на его жизнь. Законы шариата оправдывали любой произвол не только верховного правителя, но и местных властей. Кроме того, все время существования арабо-мусульманского государства сопровождалось постоянными именно социальными восстаниями, что не могло не оставить свой отпечаток в сказках.

На основе материалов народных сказок можно определить характер таких явлений, как дружба, обман, стыд, случай.

Дружба не является обязательным элементом восточных сказок (18,8%), причем ее отличительной особенностью является ее избирательный характер. Отсюда напрашивается вывод о том, что чувство коллективизма является характерной чертой восточной ментальности. В этом отсутствии индивидуализации персонажей отразились корпоративные представления средневекового общества, в котором личность еще не выделилась из сословия и не воспринималась в индивидуальном своеобразии.

Обман встречается в сюжетах 68,7% сказок. Причем в большинстве случаев (36,8%) он имеет позитивный характер. Здесь явно прослеживается восхищение ловкими проделками и умелыми плутнями, восторг от находчивых, остроумных ответов, пристрастие к комическому, грубовато-непристойному («Рассказ о воре и простаке», «Сказка о рыбаке» и др.) .

Стыд - явление в восточных сказках достаточно частое (37,5%). Чувство стыда является характерной чертой мусульманской морали, что кажется парадоксальным, если учитывать частоту обмана. «Только тогда совершай какой-либо поступок, если не чувствуешь угрызений совести» или «совесть -часть веры», - так взывает пророк Мухаммед к общечеловеческому чувству совести. Наверное, поэтому главный герой не боится раскаяться в совершенном поступке, что порой помогает ему избежать заслуженного наказания («Шут султана») .

Случай влияет на ход сказки в 62,5%. Да и сами сказки пронизаны духом фатализма. Рок, предопределение, упование на судьбу - вот во что верят главные герои сказок. Представление о том, что человека на каждом шагу подстерегают непредсказуемые повороты судьбы, соответствовало повседневному опыту жителей Ирака, Сирии, мамлюкского Египта и других областей исламского мира, постоянно страдавших от произвола властей, политической и экономической нестабильности. Вера в возможность счастливого поворота фортуны, благого случая, в котором реализовалась, согласно представлениям средневекового мусульманина, воля всемогущего Аллаха.

Если говорить о положении человека в Халифате и его месте в общественной жизни, то первое место здесь занимает законовед (29,5%), который знает Коран и все предписания ислама «...и позвали мы законоведа, чтобы он научил нас законам ислама и правилам веры» . Их уважали, и общение с ними считали за благо, так как существовала тесная связь между правом и религией. Влияние религии на общественную и частную жизнь на Востоке было более значительно, чем в странах христианской Европы, где гражданское, уголовное и государственное право не зависят от церкви и где законы издавались светской властью.

Большим уважением пользовались врачи и лекари (27,5%) «...и тогда я позвал лекаря, и он стал за мной ходить и постарался вылечить» . Купцы также пользовались большим почетом (23,6%), что подтверждает вывод, сделанный ранее. Ремесленник имеет далеко не самый высокий рейтинг (19,4%), но более низкое общественное положение занимали крестьяне.

Что касается собственности, то здесь наблюдается следующая картина. Главный герой является богатым в 62,5%, а бедным - в 37,5%. К богатству в сказках, несмотря на его преобладанием над бедностью, отношение достаточно спокойное. Достаточно напомнить, что к эпохе великих географических открытий на рубеже ХУ-ХУ1 вв. именно богатый Восток представлялся полунищим европейцам сказочным царством роскоши - да и действительно восточные города и резиденции правителей были богаты. А ведь богатство -это объективный показатель развития и процветания страны. Конечно, не стоит преувеличивать: богаты были отнюдь не все. Но не было и чересчур кричащей имущественной разницы. Главное же было в том, что каждый имел столько, сколько ему положено, соответствовало его положению в государстве и обществе. Зарвавшиеся же собственники, нарушавшие эту неписаную норму, обычно сравнительно легко ставились на место. Никто из восточных собственников никогда не мыслил себя иначе как покорным власти подданным, даже если он ворочал миллионами. Известно, что любой выходец из простолюдинов, став богатым (разумеется, это не относится к тем, кто шел вверх по административной лестнице, обретая с каждой ее ступенью законную новую порцию престижа и прилагавшееся к нему в строгом соответст-

вии с рангом богатство), больше всего заботился о престиже. Понятие «время - деньги», столь характерное для любого, связанного со свободным рынком предпринимателя, на Востоке не существовало и не могло там появиться. Зато желание уподобиться тому, кто имеет престиж, было постоянно действующим импульсом.

Герой восточных сказок видит счастье в удаче, делах в 56,2% сюжетов, в 52% случаев герой довольствуется богатством («Али-Баба и 40 разбойников»), в 50% радуется здоровью, в 18,7% видит счастье в победе. Счастлив в 12,5% человек знатный, но не от рожденья, а от заслуг («Сказка о рыбаке») , что вполне согласуется со сделанным ранее выводом.

Таким образом, восточная сказка сообщает характерные для народной ментальности отношения между людьми. В целом межличностные отношения характеризуются отсутствием индивидуализации и сильным корпоративным началом. Значительное место занимает обман, который порой переходит дозволенные границы, и чтобы не пострадать герою приходится искренне раскаиваться в содеянном. Именно через хитрость или, в крайнем случае, через конфронтацию видят сказочные представители восточного народа выход из конфликтной ситуации. Впрочем, как следует из сказок, успешное преодоление конфликта кроется больше в личности героя, нежели в выборе наиболее подходящего способа.

В сюжетах 62,6% сказок действие происходит в пределах Арабского халифата, причем из них в 35,4% в Багдаде. В 22,9% за его пределами, но в странах-соседях (например, в Византии, Китае, Индии). В 14,5% сюжетов место действия не указано: «...отправился в какую-то страну» («Сказка о купце и духе») . Такое «домоседство» не является характерной чертой ментальности, хотя путешествие в период средневековья было опасным и длительным предприятием. Опасным, так как разбойники были почти неотъемлемым признаком дороги: «...мы всмотрелись в них и видим -

это...разбойники на дороге...» («Рассказ о носильщике и трех девушках») . Длительным, так как средства передвижения были не в лучшем состоянии, чем пути. «Кто въезжает в море - пропал, кто покидает его - рождается вновь...в путешествии нет безопасности...», - так учит главного героя отец в « Рассказе об Аджибе и Гарибе» . Такая мобильность героев восточной сказки вполне объяснима. Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна на средневековом Востоке: «бедность и богатство не что иное, как тень призрака». Каждый человек имел над собой кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его не только имущества, но и жизни.

Кроме того, здесь оказывает большое влияние географическое положение и особенности политического устройства страны. Для рядового жителя халифата, государства, созданного путем военных завоеваний, соседнее наместничество - уже чужая страна. Отсюда и тип путешественника - либо мелкий

ремесленник («Маруф - башмачник»), либо купец («Синдбад - мореход», «Сказка о купце и духе») . Намеки на раздробленность содержатся в 25% сказок - это те случаи, когда герой за одну ночь строит свой дворец напротив дворца какого-нибудь правителя («Волшебная лампа Аладдина») или когда в пределах владений какого-нибудь халифа обнаруживается ранее заколдованный город («Сказка о рыбаке») .

Средневековый житель Аравии сопоставляет себя со всем остальным миром и измеряет его своим собственным масштабом, а эту меру он находит в самом себе, своем теле, своей деятельности. Человек здесь физически становится «мерой всех вещей», и прежде всего земли. Мир не представлялся многообразным и разнородным. Человек был склонен судить о нем по собственному маленькому, узкому мирку. Так, где бы ни происходило действие сказки (в Византии, Египте, Индии или Китае), ничего не меняется: ни форма управления, ни одежда, ни ландшафт («Сказка о горбуне») . О внешнем мире поступала лишь случайная, отрывочная и подчас недостоверная информация. Рассказы купцов и паломников о виденном в далеких странах обрастали легендами и фантастически окрашивались («Сказка о Синдбаде - мореходе») . Географический горизонт был одновременно и духовным горизонтом мусульманского мира. Реальностью был мусульманский мир. Именно применительно к нему главный герой определяет и все остальное человечество, и свое место по отношению к другим. Отсюда, пустыня ему представляется сумерками, море - искушением, а дорога - поиском.

Неточность, приблизительность - характерная черта не одних только пространственных мер. Вообще в отношении ко всему, что следовало выразить в количественных показателях - меры веса, объема, численность людей, даты и т.п., царили большой произвол и неопределенность.

Что касается отражения времени в сказках, то 68,8% сюжетов охватывают длительный промежуток времени от нескольких дней до нескольких лет (как правило, волшебные); кратковременные события разворачиваются в 31,3% сказок (главным образом в морально-бытовых).

Действие 58,4 % сказок происходит в далеком прошлом: «...в древние времена и минувшие века и столетия...» , 41,6% сюжетов описывают события настоящего ко времени повествования. А вполне четкое разграничение между прошедшим, настоящим и будущим становится возможным только тогда, когда «... линейное восприятие времени, сопряженное с идеей его необратимости...» становится доминирующим в общественном сознании. Таким образом, время в сказках «Тысяча и одна ночь», это не что-то оторванное от происходящих событий. Здесь вполне конкретно прослеживается хронологическая связь событий.

Существенным аспектом времени является счет поколений. Определив принадлежность лица к тому или иному поколению или установив их после-

довательность, получали вполне удовлетворявшие представления о связи событий, ходе вещей и обоснованности правовых притязаний. «Знай, что...отец моего отца умер и оставил десять сыновей, и мой отец был между ними и он был старшим из них...и моему отцу достался я...» («Рассказ врача-еврея») . Таким образом, сказочный герой выступает как реальный носитель связей, соединяющих настоящее с прошлым и передававшим их в будущее.

Временем измеряется и длина пути (числом дней плавания на корабле или движения по суше). Большой точности для определения расстояния не требовалось. Когда же упоминаются меры длины пути, оказывается, что эти меры не соответствуют какой-либо фиксированной, стандартной единице.

Хорошо известно что арабо-мусульманская семья являлась патриархальной. Приобрести жену считает своим долгом всякий сказочный герой, так как намеренное безбрачие считается тяжким грехом. Да и сказка начинается с того, что кто-то женится и лишь потом идет завязка сюжета. В этом отношении интересно противопоставление с русской сказкой, где сначала происходят все события, и лишь в конце главный герой получает жену и полцарства в придачу.

Предпочтение, как правило, отдавалось родственным бракам (37,5 %). Однако встречались браки смешанных типов (29,1%), где в выигрыше оказывался именно жених, а не невеста. Это происходит в тех случаях, когда в сеже нет продолжателей по мужской линии.

Как известно, в исламе очень строга мораль. Но это, по всей видимости, не слишком предостерегает сказочных героев, так как внебрачные отношения встречаются здесь достаточно часто (54,1%). Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, в мусульманских странах не хватает женщин. Казалось бы - парадокс, но тут все дело в главной особенности брачных отношений в исламе - в полигинии. Каждый гарем, в котором хотя бы две жены, это минипопуляция, замкнутая, изолированная внутри всей популяции мусульманского общества. И в этой минипопуляции как раз женщин избыток, а мужчин - недостаток.

Во-вторых, в истории, никогда не было такого правила, которое хоть раз бы не нарушалось. Так же и здесь: чем суровее наказание (100 ударов плетьми), тем слаще запретный плод.

Строгая мораль касается лишь внешней стороны жизни общества. Внутри семьи допускается любое проявление беспредельной чувственности, но все это остается спрятанным от постороннего взгляда, завеса для которого приподнимается в сказках. Тут существует культ мужской сексуальности, часто гиперболизированной. Так, один из героев овладел за ночь сорока женщинами, по тридцать раз каждой .

Широко известно, что женщина в мусульманском обществе поставлена в неравноправное, приниженное положение по сравнению с мужчиной. В сказках это находит свое отражение. Но здесь также показана и другая сторона

жизни женщины. Как только она становится матерью, ей начинают оказывать уважение, так как «у матерей над детьми есть право кормления и воспитания» . Только мать способна на истинную любовь, только она может окружить человека бескорыстной заботой и лаской, понять и разделить горести, облегчить страдания поэтому «рай под ногами матерей» .

Историки обычно изучают историю взрослых. История детей остается мало известной. Господство отца, мужа, хозяина в семье и в обществе приводило к тому, что все внимание уделялось мужчинам, их делам и занятиям. Сказки не являются исключением. Они не вызывают особого интереса. Про них все время упоминается вскользь. Мальчики (66,7%) все же преобладают над девочками (33,3%). И если они становятся главными героями, (что очень редко) то тут же вырастают. Однако о важности иметь детей в сказках упоминается обязательно: «У кого нет сына, о том не вспоминают» . В сказках всячески поощряются деторождение, многодетность. Бесплодие женщины считается наказанием, огромным несчастьем, намеренная бездетность - тяжким грехом.

В данной работе были рассмотрены различные аспекты средневековой картины восточного мира. Этот обзор можно было бы продолжить и ввести новые темы. Можно было бы углубить и расширить анализ уже избранных категорий культуры, дав их более дифференцированно. Однако такого рода детализация или дальнейшее расширение круга вопросов может быть рассмотрена в специальных исследованиях.

Аспекты арабо-мусульманской картины мира, о которых речь шла выше, на первый взгляд могут показаться не связанными между собой. Однако их внимательное изучение обнаруживает взаимосвязь этих категорий. Их связь определяется прежде всего тем, что сам мир воспринимался людьми средневековья как единство, следовательно, и все части его осознавались как осколки целого и должны были нести на себе его отпечаток. Именно поэтому правильно понять смысл отдельных мировоззренческих категорий можно лишь в их единстве. Их следует рассматривать не изолированно, а в виде компонентов целостности.

Народная сказка показывает поведенческие стереотипы, принятые в том или ином обществе, содержит некоторые нормы семейно-бытового и общественного уклада народа. В сопоставлении с другими данными по истории ментальности, выводы, сделанные на основе изучения народных сказок, могут стать высокодостоверными, легко проверяемыми и объясняющими многие события и явления прошлого.

Литература и источники

1. Тысяча и одна ночь: Собрание сказок: В 8 т. / Перевод, вступительная статья и комментарии М. Салье; Под ред. И. Крачковского, со статьей М. Горького «О сказках» и с предисловием С. Ольднбурга. М.: ТЕРРА, 1993.

2. Эструп И. Исследование о 1001 ночи, ее составе, возникновении и развитии. М.: Лазаревский институт иностранных языков, 194. 120 с.

3. Герхард М. Искусство повествования. Литературное исследование «Тысячи и одной ночи». М.: Наука, 1984. 456 с.

4. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: ИНДРИК, 1993. 265 с.

5. Блок М. Антология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1973. 232 с.

6. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр./ Общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; Послесловие А. Я. Гуревича. М.: Прогресс- Академия, 1992. 372 с.

7. Меметинский Е. М. Герой волшебной сказки. М.: Изд-во вост. лит., 1958. 330 с.

8. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. 366 с.

9. Тайлор Э. Б, Первобытная культура: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1989. 573 с.

10. Математические методы в исторических исследованиях / Ред. Ковальченко И. Д.

М.: Наука, 1972. 120 с.

11. Математика в изучении средневековых повествовательных источников / Отв. ред.

Б. М. Клосс. М.: Наука, 1986. 234 с.

12. Тысяча и одна ночь. Т. 1.С. 49.

13. Тысяча и одна ночь. Т.З. С. 72.

14- Тысяча и одна ночь. Т. 1.С. 49.

15. Тысяча и одна ночь. Т.8. С. 123.

16. Тысяча и одна ночь. Т.4. С. 541.

17. Тысяча и одна ночь. Т.4. С. 70.

18. Тысяча и одна ночь. Т.6. С. 320.

19. Тысяча и одна ночь. Т. 1, С. 49.

20. Тысяча и одна ночь. Т. 1. С. 22.

21. Там же. Т. 4. С. 152.

22. Там же. Т. 4. С. 12.

23. Там же. Т. 4. С. 15.

24. Там же. Т. 5. С. 370.

25. Там же. Т. 1. С. 22.

26. Там же. Т. 1. С. 49.

27. Там же. Т. 4. С. 333.

28. Там же. Г. 5. С. 370.

29. Там же. Т. 1. С. 60.

31. Тысяча и одна ночь. Т. 4. С. 381.

32. Там же. Т. 4. С. 215.

33. Там же. Т. 4. С. 107.

34. Еремеев Д. Е. Ислам: образ жизни и стиль мышления. М.: Политиздат, 1990.С. 166.

35. Там же. С. 41.

ЛИПАТОВА ИРИНА АЛЕКСЕЕВНА родилась в 1960 г. Окончила Университет дружбы народов им. П. Лумумбы. Кандидат исторических наук. Доцент кафедры всеобщей истории. Занимается изучением проблем социальноэкономического развития стран Азии и Африки.

НАЗАРОВА АННА ИГОРЕВНА родилась в 1978 г. Окончила Чувашский государственный университет. Занимается изучением вопросов ментальности народов Востока. __________________________________________________________

Г.А. НИКОЛАЕВ

ЭВОЛЮЦИЯ СРЕДНЕВОЛЖСКОЙ ДЕРЕВНИ РУБЕЖА XIX - XX ВЕКОВ В ЭТНИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ: ОБЩИЕ КОНТУРЫ ПРОЦЕССА

И великокняжескую Киевскую Русь Олега, и царскую Московию Ивана Грозного, и императорскую Россию Петра Великого непременно отличало одно общее качество - многонациональный состав их подданных. Это «родимое пятно» с перешагиванием страны с одного исторического этапа на другой лишь прогрессировало - держава становилась все более многоликой. Жизненное пространство России соткано из множества разной степени продвинутое™ культур. Со стародавних времен в ее лоне происходит их сложное взаимодействие. Каждый народ - особый мир. Образ жизни, обычаи, традиции, духовные ценности, поведенческий стереотип, мировосприятие. Все переплелось...

В изучении истории самого многочисленного сословия России периода капитализма взгляд через «оптику» национального не получил должную прописку. Важность же такого аспекта более чем очевидна. Буржуазная эволюция деревни, раскрытие масштаба, глубины, закономерностей и особенностей которой и есть одна из основных задач историографии, определялась в числе других и таким фактором, как этническая принадлежность ее жителей. Как луч света в водной среде, именно в социокультурном поле преломлялся вектор развития аграрной сферы в эпоху модернизации.

Объект нашего внимания - многонациональное крестьянство Казанской и Симбирской губерний. Разработка истории многоликого класса-сословия в региональном плане - необходимый этап в изучении этой сложной и практически неисчерпаемой темы. Такой подход позволяет выявить общие черты и особенности в эволюции деревни в разном этническом пространстве. Исследование охватывает отрезок времени с 90-х годов XIX в. по 1914 г. Нижний хронологический рубеж автор связывает с завершением промышленного переворота в стране. Ограничение исследования 1914 г. вызвано тем, что с началом первой мировой войны крестьянство было поставлено в особые условия, что может быть предметом отдельного разговора. Из широкого спектра вопросов для изучения выбраны наиболее важные блоки: этнодемографиче-ские процессы, эволюция землевладения и землепользования, динамика ос-

САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ РАБОТА

Сказки и мифы народов востока как исторический источник. Анализ народных сказок Монголии



1.СКАЗКИ - УНИКАЛЬНАЯ ФОРМА МАССОВОГО САМОСОЗНАНИЯ, МИРОВОЗЗРЕНИЯ И КУЛЬТУРЫ

.ТИПИЧНЫЕ СКАЗОЧНЫЕ ПЕРСОНАЖИ В МОНГОЛИИ

.ОЦЕНКА РЕПРЕЗЕНТАТИВНОСТИ СВЕДЕНИЙ СКАЗОК МОНГОЛИИ

.СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СКАЗОК УКРАИНЫ И МОНГОЛИИ;

.ЧТО НОВОГО Я ПОЧЕРПНУЛ ИЗ НАРОДНЫХ СКАЗОК МОНГОЛИИ

ЛИТЕРАТУРА


1. СКАЗКИ - УНИКАЛЬНАЯ ФОРМА МАССОВОГО САМОСОЗНАНИЯ, МИРОВОЗЗРЕНИЯ И КУЛЬТУРЫ


Народные сказки являются одним из наиболее отчётливых и ярких проявлений массового сознания населения определённой страны в его устном народном творчестве - фольклоре. Однако наиболее отчетливо это проявилось на том, что касалось самых маленьких представителей данного народа. В жизни человека самый счастливый, самый светлый период - это детство. И у нас в народе говорят: «Человек с детства начинается».

Но почему же именно дети? Специально для них, чтобы им было легче понять, мировоззренческие принципы, которые взрослое население выражает в сказках. В них мы можем найти четкое отражение культуры народа, при составлении сказок в них отложился отпечаток менталитета народа-составителя, его взгляды и отношение к материальной и духовной культуре, внутрисемейные отношения, различные религиозные аспекты его существования, отношение к природе и т.д.Однако, помимо семейно-бытовой информации, скрытой в народных сказках, при тщательном анализе вполне можно найти информацию о государстве данного народа - о его хозяйственной или политической структуре, а также политическом строе и многом другом.

Помимо этого подобным образом мы можем чётко проследить различные аспекты культурного развития государства и народа в целом. В них мы можем проанализировать такие понятия как уровень национального или же этнического самосознания, сплоченность населения данного государства против какой либо проблемы.

Следует отметить, что также благодаря сказкам исследователь может получить исчерпывающую информацию об моральном уровне населения данного государства. Сказки, как фольклорные произведения, в себе несут довольно много информации о том, какие черты характера человека население ценит и уважает, а какие наоборот, осуждает и придаёт осуждению.

Теперь следует поговорить об уникальности этих исторических документов. В своём роде, народные сказки являются автохтонным и, что следует отметить, уникальным носителем мировоззренческой информации и идеалов народа. Всё это благодаря тому, что сказки не имеют одного создателя, а наоборот, создавались в течение длительного времени и многими людьми - т.е. выражают субъективные взгляды не одного поколения народа, которые подобным образом представляли видение мира в целом.

Отметим главное. Сказки являются важным историческим источником, которые несёт в себе массу информации касаемой определённого народа. Однако, несмотря на это не стоит полагаться на них как на достоверный исторический источник, т.к. в течение многих лет они видоизменялись и приобретали формы, ярко отличающиеся от оригиналов.

Информация народных сказок монголии о:.социальной истории,.внутренней политике,.духовной жизни,.быте,.традициях,.обрядах.

Народные сказки монголов по сути своей отпечатывают типичный образ жизни простого народа.Из них мы очень многое узнаём о социальных отношениях в государстве, о способе ведения хозяйства, об отношениях в семье. Так, мы можем совершенно четко сказать, что в народных сказках четко прослеживается кочевая сущность жизни монгольского народа.

Мы видим, что основным занятием монголов является кочевое животноводство.Монголы разводят овец, лошадей, коров. Присутствует образ верблюда.

При этом, эти животные имеют очень большое значение для народа ибо если не будет кочевого животноводства, то они погибнут. Так, в сказке «Хитрый бадарчи» указывается:

Жил на свете весёлый, хитрый бадарчи. Шёл он по степи, встретил арата. Идёт арат печальный, в руках хвост лошадиный держит.

Почему печальный? -спрашивает бадарчи.

Несчастье у меня, - отвечает арат. - Волки последнюю лошадь загрызли, один только хвост оставили. Пропаду я без коня!

Давай мне хвост, - говорит бадарчи, - и жди меня здесь. Будет у тебя конь лучше прежнего.

Отметим олицетворение политической жизни монголов в сказках. Среди героев сказок мы видим собственно хана и чиновников. Так, в «Сказке о хане, его зятьях и птице Хангарьд» хан представляется как нейтральный политический деятель, однако с ярым пренебрежением к низшему сословию населения:

Жил на свете хан, и было у него девять дочерей, все, как одна, красавицы. Восемь старших вышли замуж по выбору отца - за послушных и неглупых юношей, а младшая дочь отцовского слова ослушалась - пошла в жёны к неказистому бедняку. Рассердился хан и повелел младшей дочери с мужем поселиться подальше от ханской юрты да в простом шалаше.

Едет он, едет, старших зятьев встречает, а те отощали - кожа да кости остались. Подивились зятья неслыханной удаче бедняка, и такая их зависть разобрала, что решили они погубить юношу. Выкопали глубокую яму, натянули поверх ковёр, ступил бедняк на ковёр, да и свалился в яму.

Стали зятья скорей жеребят собирать, да жеребята разбежались. Так и не удалось им жеребят поймать, отправились домой ни с чем.

Проходила мимо ямы девушка. Услыхала стон, наклонилась над ямой, видит - юноша полуживой. Попросил её юноша сплести верёвку из золотых да серебряных жеребячьих волос. По той верёвке он из ямы и выбрался. Собрал жеребят, наполовину золотых, наполовину серебряных, домой поскакал.

Как увидел хан своих жеребят, несказанно обрадовался. Да уж, пока человека в деле не увидишь, его не узнаешь. Повелел хан казнить старших зятьёв, но отважный юноша упросил их помиловать.

Впоследствии в этой же сказке мы можем увидеть идеал хана, которого желало бы население тогдашней Монголии:

А как умер хан, бедняк ханом стал. Шестьдесят лет правил он честно и справедливо, шестьдесят лет шёл в народе пир горой, все ели, да пили, да веселились.

Однако, в сказках присутствует и образ хана как тирана. Такой образ четко прослеживается в сказке «Старый волшебник»:

В древние времена жил-был старый волшебник. Однажды призвал его к себе хан. А надо сказать, что хан этот никогда в жизни горя не знал и потому был очень жесток.

Но, несмотря на жестокость хана, народ в сказках хочет, чтобы он образумился и изменился:

Женщина рассказала хану, что всё имущество отняли у неё ханские сборщики, и теперь детям нечего есть. Стал хан жить вместе с ними. Как-то весной один мальчик заболел и умер. Хану было очень его жаль. Сел он на камень и горько заплакал.

Сколько так сидел хан, неизвестно, но когда он успокоился и огляделся по сторонам, то увидел, что сидит у себя на троне под балдахином.

Ну как, хан, нагляделся ты на людское горе? - спросил старый волшебник. - Вот видишь, как тяжко живётся людям, тобой обиженным!

Что касается чиновничества, то народ довольно таи чётко описал его как взяточное, грубое и слишком гордое. В некоторых сказках, плохие качества чиновничьего аппарата настолько открыто, что для выведения их качеств наружу применяют такие приёмы как внесение к ним детей - дети, т.к. они ещё маленькие отчётливо видят это и четко, острым словцом им на это указывают. Так, в сказке «Мудрый малыш» маленький ребёнок сумел обвести наглого и грубого чиновника вокруг пальца и указать ему на его глупость и неправоту:

Однажды в юрту к старикам заехал переночевать один чиновник. Это был человек без чести и совести, такой свирепый, что его страшилась вся округа. Когда он вошёл в юрту, семилетний мальчик сидел на кошме и пил кумыс из большой чашки. Взглянул чиновник на ребёнка и громко расхохотался.

Вот это чашка! Не чашка, а настоящая колода. Мальчик перестал пить и с удивлением уставился на гостя.

Почтенный господин, неужели у тебя так мало скота, что его можно напоить из такой «колоды»?

Смутился чиновник и не нашёл слов для ответа.

….Но тут конь провалился ногой в кротовую нору, и седок полетел на землю. Рассвирепел чиновник и стал изо всех сил стегать коня кнутом.

Увидел это малыш и стал громко смеяться.

Чего ты хохочешь, глупый мальчишка? - спросил чиновник.

Как же мне не хохотать? В народе говорят: если кто привык много врать, его конь когда-нибудь да провалится в кротовую нору, а сам он шлёпнется наземь. Значит, ты лгун и обманщик!

Помимо этого, довольно резкая критика составителей сказок направлена на духовное сословие. Так, в сказке «Про Бадая» мы видим критику самоуправства и вседозволенности, но и в свою очередь нечестность духовных сановников:

Однажды Бадай подрядился к одному ламе овчины выделывать. За работу тот посулил много свежих сладких лепёшек. Стал лама работу принимать. Возьмёт в руки шкурку, посмотрит-посмотрит и ну бить её об забор.

Что вы делаете, уважаемый лама? - удивился Бадай.

Проверяю, мягка ли шкурка. Коли жёсткая, обязательно стучит. У нас здесь все так делают.

Остался лама доволен работой Бадая. Открыл ящик, долго в нём рылся и наконец извлёк оттуда одну-единственную лепёшку. Но что это была за лепёшка! Старая, высохшая, сморщенная. Её не разгрызли бы даже крепкие собачьи клыки. Не долго думая треснул Бадай ламу этой лепёшкой.

Ой-ой-ой! - вскричал лама.- Что ты делаешь, негодник?

Проверяю, мягка ли лепёшка. У нас дома всегда так проверяют. Ваша лепёшка вон как застучала. Пусть же всегда и овчины ваши будут такими же мягкими, как эта лепёшка!

Также в сказках монголы пытались дать объяснение каким либо природным явлениям или же определённому поведению животных. Так, в сказке «Собака, кошка и мышь» даётся объяснения того, почему эти трое животных «не дружат» меж собою:

В былые-то времена собака, кошка и мышь жили очень дружно, никогда не ссорились. Но вот однажды хозяин пожаловал собаке звание дворового пса, наградил её за усердие золотой грамотой. Увидела кошка такое дело и даже почернела от зависти.

Не найти мне покоя, - говорит она мышке, - пока собака владеет золотой грамотой. Ведь она будет пуще прежнегостеречь хозяйское добро, нам от него и крошки не перепадёт. Ступай укради у собаки золотую грамоту!

Стащила мышь золотую грамоту, спрятали они её с кошкой и отправились к собаке.

Ты, говорят, теперь первый друг человеку? Это по какому же праву? - спросила кошка.

Мне на то дана золотая грамота, - ответила собака.

А ну, покажи грамоту! - рассердилась кошка.

Принялась собака её искать. Искала, искала, да не нашла.

Это ты стащила! - набросилась она на мышку.

Та растерялась:

Меня кошка заставила!

Не сдержалась кошка, бросилась на мышь:

Я вот тебе!

Забилась мышь в норку, едва ноги унесла.

Видит собака, кошка во всём виновата, да как кинется за ней! Кошка прыг на дерево! Только тем и спаслась!

С тех пор собака, кошка и мышь перестали дружбу водить.

Или же в сказке «Обманутый верблюд» народ повествует о том, почему у оленя есть рога, а у верблюда нет:

В давние времена у верблюда росли замечательные рога, а у оленя рогов не было. Верблюд очень гордился своими рогами и вечно хвастался ими.

Подошел олень к верблюду, склонил голову и сказал грустно:

Пригласил меня в гости тигр. Как я пойду к нему такой некрасивый, с таким лбом голым! Дай мне, верблюд, свои рога на один вечер. Утром придешь на водопой, я тебе их верну.

Дал верблюд оленю на вечер свои замечательные рога, олень и отправился в гости. Утром верблюд пришел к озеру - нет оленя.

На другой день опять пришел верблюд к озеру, опять ждал оленя. Только и на этот раз олень не появился. Потому что когда он шел к озеру, за ним погнались свирепые волки.

Еле-еле спасся от них олень в соседнем лесу и остался там навсегда жить.

Много лет прошло с тех пор, как верблюд рогов своих лишился.

сказка персонаж мировоззрение

2. ТИПИЧНЫЕ ПЕРСОНАЖИ СКАЗОК


Следует отметить, что как сказочные герои 2, так и сказочные персонажи Монголии имеют определённые черты, которые прослеживаются у разных героев.

Имеет место обязательное присутствие таких черт у главных героев:

·мудрость противопоставлена глупости;

·щедрость - алчности и жадности;

·красота и стройность - обезображенной и уродливой внешности;

·ловкость неуклюжести.

В каждой сказке мы видим образ славного героя: мудрый, сильный, ловкий, красивый. Помимо этого, в некоторых сказках описываются животные. Здесь немного всё по другому. Животные позиционируются под людей, поэтому их действия повторяют людские.

Однако, в конечном итоге мораль восторжествовала и эти животные, прям как люди, поняли где были неправы. Из животных чаще всего встречаются те, кто окружал средневековых монголов:

·верблюд,


ОЦЕНКА РЕПРЕЗЕНТАТИВНОСТИ СВЕДЕНИЙ СКАЗОК МОНГОЛИИ


Сказки, как исторический источник, не актуальны т.к. несут в себе в себе как правдоподобные сведения о жизни народа, так и вымышленные ситуации. Поэтому для того, чтобы использовать сказки как исторический источник, необходим тщательный анализ той информации, которую мы получаем.

Главная проблема данного источника состоит в том, что изначальный вариант неизвестен и он, в принципе, завуалирован так сильно, что за народной смекалкой и иронией иногда может быть не видно истинной информации.

Для того, чтобы определить, насколько достоверны данные народных сказок Монголии, необходимо учитывать сведения исторических источников, которые описывают средневековые обычаи и события, происходившие на территории Монголии. Эти источники могут быть как средневековыми, так и более позднего времени, но несущие в себе достоверную, правдивую информацию.


РАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СКАЗОК УКРАИНЫ И МОНГОЛИИ


Читая народные сказки Монголии, я отметил, что персонажи этих сказок имеют схожие черты со сказочными героями нашего государства. Те же черты характера, противостояние зла и добра, те же ситуации, где мудрость побеждает глупость, человеческие недостатки высмеивают, а героические подвиги восхваляют. Например, сказка о «Непослушном козлёнке» буквально прямо пересказывает украинскую сказку о непослушном мальчике, который ложно звал на помощь в охране стада от волков, только если в монгольском варианте козлёнок сам чуть было не пал жертвой волков, то в украинской версии мальчик мог потерять стадо овец.

В целом, можно со всей уверенностью утверждать, что сказки Монголии и Украины хотя и имеют разные названия, имена героев, традиции, но сюжет в них схожий, если внимательно читать то, что написано в сказках, а также то, что «написано между строк».


5. ЧТО НОВОГО Я ПОЧЕРПНУЛ ИЗ НАРОДНЫХ СКАЗОК МОНГОЛИИ


По поводу меня.Я хотел бы сказать, что мне очень понравились сказки Монголии и я их прочел с большим интересом.

Благодаря сказкам я узнал о фольклорном описании жизни монгольского населения в средние века, я узнал какие существовали традиции и какие человеческие качества одобрялись или осуждались.

Благодаря сказкам у меня была возможность проследить характерные хозяйственные особенности этого народа, многие из которых существуют и сейчас.

Таким образом я могу утверждать, что монгольский народ в сказках и пересказах передавал свои идеи, своё видение мира именно так, чтобы в будущем молодое поколение с детства знало о возможных опастностях, которые ждут их в будущем, а также наставлялось тем как, почему и, что главное, зачем необходимо поступать и действовать не нарушая моральные принципы тогдашнего монгольского общества.


ЛИТЕРАТУРА


1.Интернет доступ: http://fairy-tales.su/narodnye/mongolskie-skazki/

2.Интернет доступ:

Интернет доступ:http://www.nskazki.nm.ru/mon.html

Интернет доступ:http://www.ertegi.ru/index.php?id=9&idnametext=395&idpg=1

Монгольские сказки. Сост. В михайлова. Перевод с монгольского. Художник В.Носков. М. Худ. лит. 1962г. 239 с.

Сказки народов Востока. Изд.2-е.отв.редактор акад. И.А.Орбели, составители И.С.Быстров, Е.М.Пинус, А.З.Розенфельд М. Главная редакция восточной литературы издательства Наука 1967г. 416 с.


Теги: Сказки и мифы народов Востока как исторический источник. исследование народных сказок Монголии Другое Культурология

Начнём с того, что приведём ряд цитат признанных исследователей славянской общности. Академик Б.А. Рыбаков в своей работе «Язычество древних славян» говорит: «Скрупулезная точность Геродота подтверждается значительным по широте и хронологической глубине славянским этнографическим материалом » . Сопоставляя данные исторической и археологической наук с этнографическими данными, мы сможем получить достоверную исторически и развёрнутую фактологически картину бытия славянского этноса в те времена, о которых других источников не имеется или они крайне малочисленны.

Раскрывая этот посыл, Е.М. Мелетинский по поводу соотношения мифа и героического эпоса утверждает: «При переходе мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племен и архаических государств, как правило, исторически существовавших » . А это уже путь не только к отдельным исторически-мифологическим фактам или деталям народной жизни. Это уже есть широкая дорога, которой мы можем дойти, анализируя и сопоставляя указанные данные, до самой сути становления цивилизации Земли, до очагов её зарождения, до векторов развития и распространения, до выявления внутренних цивилизационных противоречий. До – ясной и однозначной исторической картины.

Однако понятно, что задача сама по себе крайне сложна. Поскольку необходимо не только транспонировать миф в повествовательную историческую плоскость, но и выявить точки соприкосновения этого мифа с материальной культурой, то есть подтвердить сказку былью. Поэтому академик Б.А. Рыбаков относительно этого подытоживает: «Без соотнесения фольклористической схемы (поневоле лишенной точной хронологии) с археологической периодизацией, дающей не только этапы развития культуры, но и точную датировку этих этапов, решить вопросы истории фольклорных жанров, на мой взгляд, невозможно» .

И именно поэтому эта часть книги посвящена детальному рассмотрению русского сказочного материала. В его тесном контакте с археологическими и историческими данными, поскольку



«проникнуть в праславянскую идеологию, в сложный комплекс религиозно-мифологических и этико-общественных представлений невозможно без детального разбора и посильной хронологической систематизации обильного сказочного материала. Анализ богатырской волшебной сказки в настоящее время облегчен превосходным обзором H.В. Новикова, приведшего в систему всё многообразие сказок и исправившего ряд серьезных недочетов В.Я. Проппа . Автор, проделавший огромный труд по классификации сказочных сюжетов и их сочетаний, не имел возможности и не ставил своей целью определение истоков сказки, о чём он и предупредил читателей: «Проблема генезиса сказки и ее ранних форм остается за пределами настоящего исследования» .

Исходной точкой анализа для нас должен быть тот сказочный Змей , борьба с которым составляет главное содержание всех богатырских сказок. Сюжет «Победитель Змея» фольклористы рассматривают как «подвижной эпизод», вовлекаемый в связь с другими по мере надобности. В русском материале он входит в сочетание более чем с 20 сюжетами» .

Кого в русских сказках олицетворяет Змей?

Начиная разбор русских сказок со Змея, мы сразу же заострим наше внимание на самом главном его «качестве» – змей в русских сказках является извечным олицетворением южного врага славян. Он видится в качестве единого, целого существа, но о многих головах. Таковыми славянам представлялись кочевники – монолитная движущаяся масса. Но со многими мелкими отрядами, которые издалека можно было принять за многочисленные змеиные головы, выставленные вперёд на длинных шеях. Иерофанты Египта и Вавилона именовали себя «Сынами Змия-Бога » и «Сынами Дракона» и кельты – «Я Змий, я Друид» .

«Со змеем славяне воевали издревле. В качестве укреплений против него славяне-трипольцы построили Змиевы валы – укреплённые земляные сооружения» .

Змиевы валы

Очень часто отправной или конечной точкой протяжённых Змиевых валов являются Киев и его окрестности. Если начинали орать (древнерусское – пахать) на Змие где-то в стороне от Киева, то в большинстве случаев допахивали до Днепра:

«…начали орать ним [змеем] аж до Днiпpа протягли борозну ним» . «Дооравши до Днiпpа, вона [змея] влiзла в воду й почала пити…»; кузнецы «об"ïхали нею [запряженной змеей] вертаючи борозну плугом, усю краïну кругом» . «Коло Киïва таку канаву проорали, що и досi е великий-превеликий piв». «Проорали piвнy борозну аж вiд Чернiгiвськой губ. та пpямо до Днiпpа. Як доорали до Днiпpа, змiй дуже втомився и хотiв пити…» .

В ряде пересказов легенды пахота на Змие оканчивается у моря.

Мотивация необходимости пропахивания борозды-вала в сказках дана такая: когда славянский бог – покровитель священного огня, кузнечного дела и домашнего очага – Сварог схватил Змея клещами за язык, то Змей предложил: «будем мириться: пусть будет вашего света половина, а половина – нашего… переделимся ». На что получил следующий ответ: «…лучше переорать свет, чтобы ты не перелезал на нашу сторону брать людей – бери только своих » .

Понимая под змием враждебные племена кочевников, мы отчётливо видим за мифологической вспашкой стремление двух враждующих народов (совокупностей народов – славянских с одной стороны и неславянских с другой) каким-либо способом разделиться между собой, дабы как-то закрепить и те, и другие владения. Очевидно, стремление славян было основано на защите своих возделываемых и обжитых территорий. Стремление змия, очевидно, складывалось из его же поражений, которыми в большинстве своём оканчивались кочевнические набеги на славянские земли.

Очевидно, также, что змиевы валы – это ничто иное, как заградительные укрепления, реально существовавшие и дошедшие до нас в довольно хорошо сохранившемся виде. Это уже само по себе доказывает историческую обоснованность данной конкретной совокупности славянских мифов.

Датировка Змиевых валов

Особое значение приобретает датировка времени возникновения первичной формы змееборческого мифа. Данные для датировки содержатся как в основных элементах самого мифа, так и в географии распространения его наиболее лаконичных, не осложнённых сказочной пестротой вариантов.

«Кузнец-змееборец – это первый кузнец, выковавший первый плуг (иногда научивший земледелию). Он, несомненно, близок к Сварогу или даже тождествен с ним, так как подчеркнутая летописцем функция Сварога – охранителя брака целиком перенесена в восточнославянском фольклоре на Кузьмодемьяна» .

Кузьмодемьян – позднейший иудохристианский плагиат-псевдоним древнего славянского (языческого) бога Сварога.

Рыбаков Б.А. полагает, что первые кузнецы появились у праславян в чернолесское время, то есть в 10 – 8 веках до н.э. Около этого времени появились и первые плуги.

«Если, вспоминая Сварога, говорить о возникновении моногамной семьи, то для праславян (судя по небольшим жилищам Пустынки) процесс ее вычленения начался еще до появления кузнецов, в бронзовом веке. Все сходится на том, что сложение мифа о демиурге Свароге должно быть отнесено к тому исключительно важному времени, когда произошло открытие железа, т.е. ко времени чернолесской археологической культуры в Среднем Поднепровье.

На основании археологических данных можно даже говорить о приурочении мифа к ранней стадии чернолесской культуры, так как ни в одном из вариантов кузьмодемьянской легенды герои-змееборцы не превращаются в воинов, всадников. Они появляются в легенде как первопахари или кователи первого плуга и завершают свои героические дела как чудесные пахари, выворачивающие глыбы и пропахивающие вал, тянущийся «хто зна куда», «аж до Днiпра». И побеждают они Змея не мечом, не «вострым копьем», а своим кузнечным инструментом – клещами, правда (судя по легенде о Свароге) упавшими с небес. А в археологическом материале 8 века до н.э. уже часты находки мечей, псалий (признак воина-всадника) и встречаются воинские погребения всадников с богатым уздечным набором и оружием (копье, стрелы). Эти первые конные воины еще не отразились в первичных кузьмодемьянских легендах краткого вида, и появляются они лишь в богатырских сказках, оттесняя там архаичных кузнецов на второй план» .

Чернолесская культура – это археологическая культура предскифских (необходимое пояснение: славянам чернолесской культуры «всем им в совокупности есть имя – сколоты, по имени их царя. Скифами же их называли эллины » ) земледельческих племён Среднего Поднепровья. Охватывает сосредоточие городищ: городище в Чёрном лесу в верховьях р. Ингулец, Субботовское городище в бассейне р. Тясмина – важный центр бронзолитейного ремесла и др. Чернолесская культура распространилась в 10 – 8 веках до н.э. из лесостепи между Днестром и Днепром в бассейне р. Ворсклы. Происходит от протославянской белогрудовской культуры бронзового века – 11 – 8 веков до н.э. – лесостепной части Правобережной Украины . Протославяне, являясь потомками земледельческих племён шнуровой керамики культуры, ещё на рубеже 3-го – 2-го тыс. до н.э. расселились из Северного Причерноморья и Прикарпатья по Центральной, Северной и Восточной Европе. В последующее время славяне были представлены несколькими, генетически связанными между собой археологическими культурами: тшинецкой культурой 3-й четверти 2-го тыс. до н.э. (между Вислой и средним Днепром), лужицкой культурой 13 – 4 вв. до н.э. и поморской культурой 6 – 2 вв. до н.э. (на территории современной Польши) .

Таким образом, по крайней мере, с 3-го тыс. до н.э. по начало н.э. славяне доминировали на указанных территориях. И если нанести на карту пункты, из которых собиратели кузьмодемьянских легенд В.В. Гиппиус и В.П. Петров получили свою информацию, то

«…можно увидеть овал, вытянутый в широтном направлении; Днепр пересекает его наискось. Крайними пунктами будут (по часовой стрелке): Киев – Прилуки – Новомиргород – Полтава – Глинск – Днепропетровск – Златополь – Миргород – Житомир – Киев. Сюда входят и «змиевы валы» Правобережья, изученные В.Б. Антоновичем, и система валов Левобережья, бегло обозначенная В.Г. Ляскоронским» .

Мы достоверно знаем, что в чернолесское время у славянских земледельческих племён Среднего Поднепровья возникают превосходно укрепленные городища, и «только учащающимися походами киммерийских отрядов на север можно объяснить появление на второй ступени чернолесской культуры, приблизительно в 11 в. до н.э., целой системы городищ » . Линия пограничных крепостей 11 – 8 вв. до н.э. шла на границе лесостепи и степи по Тясмину. Главной крепостью было Чернолесское городище. Также грандиозным являлось Бельское городище (геродотовский Гелон) с периметром валов свыше 30 км. От этого городища отходит вал, называемый, как и валы самого городища, «змиевым» .

«Вполне возможно, что при начале работ, когда нужно было обозначить на местности направление будущего вала, прибегали к пропахиванию длинной борозды, которая служила ориентиром при земляных работах по насыпке вала. Отсюда уже один шаг до фольклорного образа змея, вынужденного пропахивать борозду-вал. Если создавалась такая ситуация, что славяне применяли при постройке своих первых укреплений пленных киммерийцев или хотя бы отбитый у них рабочий скот, то фольклорный образ приобретает вполне ощутимый реальный каркас» .

Исходя из выше сказанного, вполне обоснованно Рыбаков Б.А. делает свой вывод: «происходило все это на территории чернолесской культуры 11 – 7 вв. до н.э., т.е. в Среднем Поднепровье, на правом берегу от Волыни до Киева и от Днестра до Тясмина, а на левом – по Ворскле и Суле. Богатырём был Сварог, представлявшийся книжникам 7 в. н.э. и богом, и земным царём, связанным с небом: при нём с неба падают кузнечные клещи, а его сын – «бого-царь» Солнце (Дажьбог) » .

Начнём с того, что приведём ряд цитат признанных исследователей славянской общности. Академик Б.А. Рыбаков в своей работе «Язычество древних славян» говорит: «Скрупулезная точность Геродота подтверждается значительным по широте и хронологической глубине славянским этнографическим материалом » . Сопоставляя данные исторической и археологической наук с этнографическими данными, мы сможем получить достоверную исторически и развёрнутую фактологически картину бытия славянского этноса в те времена, о которых других источников не имеется или они крайне малочисленны.

Раскрывая этот посыл, Е.М. Мелетинский по поводу соотношения мифа и героического эпоса утверждает: «При переходе мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племен и архаических государств, как правило, исторически существовавших » . А это уже путь не только к отдельным исторически-мифологическим фактам или деталям народной жизни. Это уже есть широкая дорога, которой мы можем дойти, анализируя и сопоставляя указанные данные, до самой сути становления цивилизации Земли, до очагов её зарождения, до векторов развития и распространения, до выявления внутренних цивилизационных противоречий. До – ясной и однозначной исторической картины.

Однако понятно, что задача сама по себе крайне сложна. Поскольку необходимо не только транспонировать миф в повествовательную историческую плоскость, но и выявить точки соприкосновения этого мифа с материальной культурой, то есть подтвердить сказку былью. Поэтому академик Б.А. Рыбаков относительно этого подытоживает: «Без соотнесения фольклористической схемы (поневоле лишенной точной хронологии) с археологической периодизацией, дающей не только этапы развития культуры, но и точную датировку этих этапов, решить вопросы истории фольклорных жанров, на мой взгляд, невозможно» .

И именно поэтому эта часть книги посвящена детальному рассмотрению русского сказочного материала. В его тесном контакте с археологическими и историческими данными, поскольку

«проникнуть в праславянскую идеологию, в сложный комплекс религиозно-мифологических и этико-общественных представлений невозможно без детального разбора и посильной хронологической систематизации обильного сказочного материала. Анализ богатырской волшебной сказки в настоящее время облегчен превосходным обзором H.В. Новикова, приведшего в систему всё многообразие сказок и исправившего ряд серьезных недочетов В.Я. Проппа . Автор, проделавший огромный труд по классификации сказочных сюжетов и их сочетаний, не имел возможности и не ставил своей целью определение истоков сказки, о чём он и предупредил читателей: «Проблема генезиса сказки и ее ранних форм остается за пределами настоящего исследования» .

Исходной точкой анализа для нас должен быть тот сказочный Змей , борьба с которым составляет главное содержание всех богатырских сказок. Сюжет «Победитель Змея» фольклористы рассматривают как «подвижной эпизод», вовлекаемый в связь с другими по мере надобности. В русском материале он входит в сочетание более чем с 20 сюжетами» .