Пришвин друг человека читать полностью. Михаил Пришвин - Дорога к другу (дневники)

­Травка – друг человека

Собака Травка – это один из персонажей произведения М. М. Пришвина “Кладовая солнца”. Она умна, верна и преданна. Хозяином Травки был лесной сторож Антипыч, которого уже два года как нет. Старик был очень старым, никто даже не знал, сколько ему точно лет.

По сюжету Травка помогает детям-сиротам Насте и Митраше выбраться из леса целыми и невредимыми, а потом становится их лучшим другом. Но обо всем по порядку. Сказка-быль Пришвина написана с учетом хороших и плохих сторон природных явлений.

Знал природу своего края и верно ее описал. Он знал ценные свойства торфяного болота и в то же время опасность, которую оно в себе содержало. Знал, как по ветру завывают лесные деревья, как по зову инстинкта на охоту выходят волки. Поэтому лес в произведении представлен не самым безопасным местом, но, безусловно, красивым.

Настя и Митраша росли одни без родителей, так как мать умерла от болезни, а отец погиб во время Отечественной войны. Соседи поначалу помогали им, а потому дети и сами стали самостоятельными. Настя выполняла женские обязанности, а Митраша – мужские.

Соседи, шутя, называли мальчика

“мужичком в мешочке”. Очень уж крепенький и складный он был. А Настя напоминала “золотую курочку на высоких ножках”.

Как-то раз ребята собрались в лес за клюквой и вспомнили про полянку, о которой рассказывал их отец. Идти нужно было к Слепой елани возле Блудова болота. В дорогу Настя собрала еды, а Митраша снарядился как на охоту – взял ружье, топор и компас. По дороге дети повздорили, какой дорогой идти и разминулись.

Митраша пошел коротким, но опасным путем, а Настя пошла в обход, но по торной тропе.

В результате мальчик очутился на середине болота, которое его затянуло по пояс вниз. Пока Настя собирала ягоды, он тщетно пытался выбраться из трясины. Но на помощь пришла Травка.

Собака давно жила одна в сторожке и скучала. Почуяв запах зайца или людей с едой, она бежала в их сторону. Также она прислушивалась к звуку деревьев, которые оповещали ее о предстоящей беде.

И вот она по зову слуха и обоняния, помчалась в сторону Слепой елани. Там она нашла сначала Настю, которая сидя на корточках плакала. Девочка вспомнила о брате, о том, что он должно быть голоден и где-то плутает один.

Травка ее пожалела, но почуяв запах зайца, тут же побежала к болоту. Там она и нашла маленького мальчика, застрявшего в болоте. Митраша ее ласково позвал и, ухватив ее за задние лапы, выбрался из трясины. Уже вечерело, но он смог разглядеть подходящего к ним Серого Помещика.

То был самый опасный волк в округе. Митраша, не мешкая, выстрелил в упор в зверя. Так он прослыл в селе героем, а с Травкой они навсегда стали лучшими друзьями.

В этом маленьком человеке собака увидела ту же доброту, которую проявлял по отношению к ней Антипыч, поэтому он стал для нее новым хозяином.


(No Ratings Yet)


Related posts:

  1. ­Как Травка спасла Митрашу В сказке-были М. М. Пришвина “Кладовая солнца” мы узнаем, как маленькие дети, оставшись сиротами, научились самостоятельно жить и выживать. Так как автор был опытным этнографом, он мастерски описал природу и ее явления. Природа как бы выступает своеобразным действующим лицом в произведении. Вместе с главными героями мы попадаем в чудесный мир деревьев […]...
  2. ­Сосна и ель Природные явления играют особую роль в реалистичной сказке Михаила Пришвина “Кладовая солнца”. Автор отлично знал природу своего края и был географом-любителем. Ему было чем поделиться с читателями. Чего только стоит его художественное описание болота, и кто бы мог подумать, что трясину в народе называют “кладовой солнца”. Все травинки и былинки, растущие там, […]...
  3. ­Кто прав Настя или Митраша Сказка-быль “Кладовая солнца” – одно из интереснейших произведений Михаила Михайловича Пришвина. В ней писатель, который к тому же был опытным географом и этнографом, подробно рассказал о природе Переславль-Залесского района и о жизни двух детей, оставшихся сиротами в период войны. Двенадцатилетняя Настя и десятилетний Митраша научились быть самостоятельными. Поначалу им во […]...
  4. ­Как Митраша попал в беду В сказке-были М. М. Пришвина “Кладовая солнца” мы знакомимся с двумя очаровательными героями­ – двенадцатилетней Настей и десятилетним Митрашей. Дети рано остались сиротами, потеряв мать из-за болезни, а отца в ходе войны. Они быстро повзрослели, стали самостоятельными. Настя, как большая девочка, собирает корзину с едой для себя и для брата. […]...
  5. ­Травка Охотничья собака Травка сыграла немаловажную роль в сказке М. М. Пришвина “Кладовая солнца”. Именно благодаря ей спасся десятилетний герой произведения, не утонув в болоте. Травка – умная и добрая собака, которая привыкла помогать на охоте своему хозяину старику Антипычу. Антипыч в ней души не чаял. Она жила в его лесной сторожке и всегда была […]...
  6. Человек и природа в сказке-были М. М. Пришвина “Кладовая солнца” Творчеству Михаила Пришвина характерна великая любовь к природе. В своих произведениях он нередко изображал взаимоотношения человека с природой, поведение человека в мире природы. В мире литературы этот писатель славится именно как певец радостной жизни природы. Сказка-быль “Кладовая солнца” не является исключением. В ней он также […]...
  7. Сюжет повести М. М. Пришвина довольно прост. Двенадцатилетняя девочка Настя и ее десятилетний брат отправляются далеко в лес за клюквой. Поссорившись по дороге, они пошли разными путями к за­ветной палестинке, где по рассказам их отца клюквы должно быть видимо-невидимо. Настя пошла по про­топтанной большой тропе, посчитав, что раз все идут в ту сторону, значит, там […]...
  8. Самое увлекающее и интересное произведение Михаила Михайловича Пришвина – это сказка-быль “Кладовая солнца”. На ее страницах рассказывается о маленьких сиротах, которые жили самостоятельной жизнью, это история девочки и мальчика – Насти и Митраши. Как и все дети, Митраша и Настя часто отстаивают свою правоту, не соглашаются друг с другом, ссорятся и спорят, это даже чуть […]...
  9. Пересказ. В одном селе возле Блудова болота осиротели двое де­тей. Мать их умерла от болезни, а отец погиб на Отечествен­ной войне. Дети были очень милые. Настя – девочка с золо­тыми волосами и веснушками по всему лицу. Она рано вста­вала, топила печь, варила еду. Митраша был моложе сестры на два года. Он был коро­тенький, плотный, по […]...
  10. ­Антипыч Антипыч – второстепенный, но очень важный персонаж в сказке М. М. Пришвина “Кладовая солнца”. Это одно из интереснейших произведений писателя, в котором он рассказывает о жизни детей-сирот. Нужно отметить, что Михаил Пришвин был не только талантливым литератором, но и опытным этнографом. Он хорошо понимал язык природы, поэтому так умело описывал все ее явления. В […]...
  11. “Кладовая солнца” М. М. Пришвина – не совсем обычное произведение. Это сказка-быль, в которой удивительно переплетаются правда и вымысел, легенда и жизнь. Уже само начало произведения вводит нас в волшебный, сказочный мир: “В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переславль-Залесского, осиротели двое детей…” Но события, описанные автором, происходили в действительности. Настя и Митраша […]...
  12. Митраша Митраша – главный герой сказки-были М. Пришвина “Кладовая солнца”, сирота, брат Насти. Это мальчик лет десяти с хвостиком, небольшого роста, но очень плотный, за что был прозван “мужичком в мешочке”. У него, как и у сестры, лицо в золотых веснушках и чистенький носик смотрящий вверх. Окружающие очень любили Настю с Митрашей, так как они […]...
  13. Еще с начала возникновения людей на планете, человек близко контактировал с окружающим миром. Ведь благодаря ней, человек всегда сыт и доволен, чист и согрет. Позже она открыла все свои природные ресурсы, создавая пригодные условия для жизни людей. Конечно, окружающий мир – важная часть каждого живущего на земле, в том числе и существа разумного. В этой […]...
  14. Краткое содержание В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переславля-Залесского, осиротели двое детей. Их мать умерла от бо­лезни, отец погиб на Отечественной войне. В деревне детям помо­гали, чем только могли. Настю часто сравнивали с Золотой Ку­рочкой, а Митрашу называли Мужичком в мешочке. После роди­телей Насте и Митраше досталось все крестьянское хозяйство: изба, корова, […]...
  15. В сказке-были М. М. Пришвина Кладовая солнца” человек и природа тесно взаимосвязаны между собой. Действие произведения происходит в основном на болоте, где живет множество зверей: одичавшая собака Затравка, все еще тоскующая по человеку, длинноногий лось, лиса, свернувшаяся в клубок, дятел-санитар… Здесь же произрастает клюква – кислая, но очень полезная ягода. И все звери Блудова болота […]...
  16. Сказка-быль “Кладовая солнца” М. М. Пришвина посвящена реальным событиям. В ней описывается жизнь русской деревни в послевоенные годы. Мы видим и трудности деревенских жителей и их необыкновенную сплоченность. Главные герои сказки-были – Настя и Митраша удивительно чистые, добрые и трудолюбивые дети. Им рано пришлось ощутить на себе все тяготы одинокой сиротской жизни. Мама у Насти […]...
  17. Настя Настя – героиня сказки-были М. Пришвина “Кладовая солнца”, сирота, сестра Митраши. Ей двенадцать лет и она очень мила. Автор ласково называет ее “золотой Курочкой на высоких ножках”, ведь у нее личико усыпанное крупными золотыми веснушками, а носик такой чистенький и смотрит вверх. В описании этой девочки фигурирует много уменьшительно-ласкательных слов, чтобы подчеркнуть ее сказочную […]...
  18. В одном селе в районе Переславля-Залесского осиротели двое:­ Настя и Митраша. Отец их погиб на войне, а мать недавно умерла от болезни. Все пытались как-то помочь детям, и родственники, и соседи, подсказывали как вести хозяйство до тех пор, пока они не стали сами справляться. Это были очень милые детки. Насте было двенадцать, вся в золотых […]...
  19. М. М. Пришвин вошел в литературу не только как талантли­вый писатель, но и как этнограф, географ, космограф. Однако его произведения не были востребованы в советском обществе. Иде­альными для литературы того времени были произведения, пол­ные высокого гражданского и революционного пафоса, насыщен­ные социалистическими лозунгами тех лет. Творчество Пришви­на считали попыткой уйти от реальной жизни, от решения на­сущных […]...
  20. Сказку-быль “Кладовая солнца” М. Пришвин написал уже после окончания Великой Отечественной войны. И хотя в основу сказки были положены события одного мирного дня, произошедшие в лесу, а не события прошедшей войны, все же именно воспоминания о мужественной и суровой жизни соотечественников во время войны, воспоминания о близком сердцу писателя Переславском крае послужили материалом для написания […]...
  21. Я ведь, друзья мои, пишу о природе, сам же только о людях и думаю. (М. М. Пришвин) Мы с вами прочитали замечательную сказку-быль М. М. Пришвина “Кладовая солнца” и сегодня подводим итоги. Сжато перескажите содержание этого произведения. (Ученик перечислил ряд событий, изображенных в произведении.) Как в литературоведении называется этот ряд событий? (1 по горизонтали […]...
  22. Всем известна поговорка: с лесом надо дружить… С ней не поспоришь, но если задуматься над ее значением, то возникает закономерный вопрос: а можно ли подружиться с неодушевленным предметом? И тут же хочется себе возразить: разве лес – это неодушевленный предмет? Он ведь наполнен жизнью, там все живое: птицы и звери, деревья, трава и земля. Мне […]...
  23. Особое внимание летним днем привлекают цветочные клумбы, пышные и разноцветные. Ярусом выше шелестит боярышник, а еще выше величественно колышутся сосны. Философское настроение. Пусть этот пейзаж будет всегда. Нечто схожее с впечатлениями от прочтения рассказа Рэя Брэдбери “И грянул гром”. В этом произведении повествуется о людях, которые путешествуют из настоящего в прошлое с условием, что не […]...
  24. План пересказа 1. Сироты Настя и Митраша сами ведут хозяйство. 2. Дети отправляются за клюквой на Блудово болото. 3. Ребята спорят о том, какую дорогу выбрать, и отправляются каждый по своей. 4. Рассказ о волках, живших в этом лесу и погибших от рук человека. Выжил только волк Серый помещик. 5. Митраша вязнет в Слепой елани […]...
  25. В одном селе возле Блудова болота осиротели двое детей. Мать их умерла от болезни, а отец погиб на Отечественной войне. Дети были очень милые. Настя – девочка с золотыми волосами и веснушками по всему лицу. Она рано вставала, топила печь, варила еду. Митраша был моложе сестры на два года. Он был коротенький, плотный, по характеру […]...
  26. Рассказ М. М. Пришвина “Кладовая солнца” повествует о живой природе и о таком удивительном природном явлении, как болото. На протяжении столетий образовывались запасы торфа на дне болота. Растения отживали свой век, сгнивали и спрессовывались, превращаясь в огромные запасы топлива. А ведь болота – это наши богатства. Порой слово “болото” вызывает у нас неприятные ассоциации – […]...
  27. Главные герои рассказа – брат и сестра, Настя и Митраша. Дети остались без родителей. Они – круглые сироты. Другие жители деревни не оставляли их без внимания и всячески старались помочь им, кто чем мог. Но дети научились жить самостоятельно и оказались довольно хозяйственными малыми. Этот рассказ повествует о их быте и об одном приключении – […]...
  28. На собраниях крестьян в селе возле Блудова болота всегда присутствовал человек, на которого невольно обращали внимание. “Он был коротенький, но очень плотный, лобастый, затылок широкий. Это был мальчик упрямый и сильный”. Звали его Митраша, а было ему всего десять лет с хвостиком. “Мужичок в мешочке” – называли его между собой школьные учителя. Что же делал […]...
  29. “Ни у одного из русских писателей я не встречал, не чувствовал такого гармоничного сочетания любви к Земле и знания о ней, как вижу и чувствую это у Вас… удивительно богат и широк мир, познанный Вами”, – писал М. Горький о М. М. Пришвине. В окружающем мире писатель видел особую красоту и развивал в своем творчестве […]...
  30. Михаил Михайлович Пришвин в своих произведениях редко изображает человеческие отношения, драматические ситуации, жизненные повороты, условно изображает характеры героев – не это является для него главным. Таланту Пришвина подвластна природа и человек в его взаимоотношениях с ней, а сюжет лучших произведений автора – поведение человека в мире природы. В историю русской литературы Пришвин вошел именно как […]...
  31. Рассказ Михаила Михайловича Пришвина “Кладовая солнца” повествует о сиротах, о том, как они справлялись с трудностями, как учились жить без родителей. Главных героев автор описывает очень скрупулезно. Девочка, Настя, старшая в семье, представляется читателю ответственной и очень трудолюбивой. Она с веснушками на лице, со светлыми волосами, хрупкая и очень умная. Всегда уступала брату, старалась сделать […]...
  32. ЯРКОСТЬ КАРТИН ПРИРОДЫ В СКАЗКЕ-БЫЛИ М. М. ПРИШВИНА “КЛАДОВАЯ СОЛНЦА” 1 вариант М. М. Пришвин – замечательный русский писатель. Его произведения посвящены воспеванию красоты природы, единению человека с нею. В сказке-были “Кладовая солнца” переплетаются вымысел и реальность. Наряду с разговорами птиц и животных здесь много полезной информации об окружающей среде. Так, мы узнаем о целебных […]...
  33. В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переславля-Залесского, осиротели двое детей. Их мать умерла от болезни, отец погиб на Отечественной войне. В деревне детям помогали, чем только могли. Настю часто сравнивали с Золотой Курочкой, а Митрашу называли Мужичком в мешочке. После родителей Насте и Митраше досталось все крестьянское хозяйство: изба, корова, телушка, коза, […]...
  34. Сказка-быль “Кладовая солнца” – одно из интереснейших произведений Михаила Михайловича Пришвина. В ней он рассказывает о самостоятельной жизни детей-сирот, Насти и Митраши. Картины описания быта детей сменяются интересными приключениями, выпавшими на их долю по пути на Слепую Елань. Дети есть дети, они часто спорят, не соглашаются друг с другом, отстаивают свою правоту. Это чуть не […]...
  35. Повесть эта в еще большей степени, чем рассказы писателя, двупланова. Первый план составляет рассказ о том, как брат и сестра, Митраша и Настя, пошли за клюквой, о беде, случившейся с детьми, из которой они вышли с помощью собаки Травки, о победе над старым злым волком Серым Помещиком. В финале произведения сообщается, что всю собранную клюкву […]...
  36. Когда я впервые прочитал сказку-быль “Кладовая солнца” Михаила Михайловича Пришвина, я очень долго не мог понять, чем же это произведение является – вымыслом или правдой. Меня смутило противоречащее самой себе название – “Сказка-быль”. Но главные герой “Кладовой солнца” – Митраша, Настя и голодный волк настолько убедительны, что я поверил и понимаю теперь – так бывает. […]...
  37. В ЧЕМ ПОУЧИТЕЛЬНОСТЬ СКАЗКИ-БЫЛИ М. М. ПРИШВИНА “КЛАДОВАЯ СОЛНЦА” 1 вариант В замечательной сказке-были М. М. Пришвина “Кладовая солнца” перед читателем открывается удивительный и чудесный мир, где все живое взаимосвязано, где человек и природа предстают во всем своем величии и красоте. Как и во всякой сказке, в “Кладовой солнца” много фантастического. Это разговоры птиц и […]...
  38. I “В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переславль-Залесского, осиротели двое детей. Их мать умерла от болезни, отец погиб на Отечественной войне”. Дети были очень милые. “Настя была как Золотая Курочка на высоких ножках. Волосы у нее… отливали золотом, веснушки по всему лицу были крупные, как золотые монетки… Только носик один был чистенький […]...
Сочинение на тему: Травка – друг человека в сказке Кладовая солнца, Пришвин

Михаил Михайлович ПРИШВИН

Дорога к другу

Дневники

Составитель А. Григорьев

Послесловие И. Мотяшова

Дневники известного писателя-природоведа, которые знакомят юных читателей с богатством его мироощущения. Взаимосвязь природы, человека и искусства - основная тема дневников.

Обращение к другу

Весна света

Внимание

Добро и красота

Художник

Творческое поведение

Школа души. И. Мотяшов

________________________________________________________________

Да, многих из вас, друзья, тогда и на свете не было,

когда я писателем делался, но мои тетрадки есть мое

оправдание, суд моей совести над делом жизни: они ответят,

хорошим ли мастером ты был, делал ли больше в своем

мастерстве, чем это нужно только себе, - все равно, - писатель

ты или сапожник Цыганок из Марьиной рощи.

От холода все остановилось, и в особенности это заметно на липах: листья кучками вышли из почек и не расходятся. Но мне так хорошо теперь идти по лесной тропе! Мне кажется, все существа в природе остановились и обратили на меня внимание, и все, советуясь друг с другом, по-своему говорят:

Подождем старика, пусть он нас догоняет!

Вот почему я всегда так хорошо себя чувствую в майские холода, весна в ожидании меня задерживается, позволяя мне поближе к ней подойти. ЕСТЬ У МЕНЯ ДЛЯ МОЛОДЕЖИ СВОЯ СОБСТВЕННАЯ МЫСЛЬ, И Я ЗНАЮ, НЕ БЕЗ ПОЛЬЗЫ ДЛЯ СЕБЯ ОНИ МЕНЯ ПОДЖИДАЮТ.

Мне хочется им сказать, что здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или в спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него все это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья - это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне - то должно и всем хорошо!

Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку. Так здоровый человек встречает весну, хотя пусть он на костылях или ему много лет и за молодым бежать он не может.

Это нужно понять молодым, что, при утрате чего-нибудь внешнего в человеческом здоровье, образуется внутри его какая-то замена, и часто замена эта ведет его к такому лучшему, что о старом он не горюет и молодым не завидует.

Так и в лесу в майские холода мне кажется, что молодежь мысль мою о человеческом здоровье понимает и все останавливается и поджидает меня, чтобы я об этом сказал.

Так скажу о себе (уже пятьдесят лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки.

Чудесно наше искусство слова, и нет ничего, по-моему, прекраснее, как работать в лесу, где-нибудь сидя на пне. Теперь у меня в лесу уже многие пни насижены, и собака моя Жулька, добежав впереди меня до знакомого пня, останавливается и ждет, и я ее понимаю. "Дальше пойдем, - спрашивает она меня, - или тут будем писать?"

Будем писать! - сказал я в этот раз.

И устроился.

ОБРАЩЕНИЕ К ДРУГУ

Где ты, мой друг, за долами и за синими морями? Или ты был у меня, и это я тебя зову из прошлого, или надеюсь увидеть тебя в будущем? Как бы мне хотелось все свое тебе рассказать, во всем с тобой посоветоваться.

Сегодня такое солнце, что я вспомнил всю радость свою, как вышла она мне на один только день в Люксембургском парке. Не было тогда еще в поэзии строк, отвечающих моей радости, но за годы моего отчаяния стих родился: "Мир есть луч от лика друга, все иное тень его".

Сколько за день было на небе тяжелых синих облаков и темных дождевых, сколько раз принимался дождь и опять сияло солнце? Но вот солнце чистое село. Все улеглось, все прошло: и дождь, и солнце, и слезы, и радость бабьего лета.

Мне осталась одна радость, моя тропинка в гору, и там далеко наверху у калитки своим светом горящий куст, свидетельствующий о моем друге.

Поднимаясь золотой тропой к себе в свой дом, я подумал о признанных всеми словах: "Я мыслю - значит, я существую".

И пусть их, любители, мыслят и существуют, - сказал я. - Много больше я себе друзей наживу, если скажу: "У меня есть друг, я люблю значит, я существую".

Может быть, ни одна еще синичка осенью при наступлении холодов не постучала носиком в мое окошко безответно: я или пущу ее погреться, или посыплю ей в форточку семечек.

Друг мой! Я один, но я не могу быть один. Как будто не падающие листья шелестят над головой моей, а бежит река живой воды, и необходимо мне дать ее вам. Я хочу сказать, что весь смысл, и радость, и долг мой, и все только в том, чтобы я нашел вас и дал вам пить. Я не могу радоваться один, я ищу вас, я зову вас, я тороплюсь, я боюсь: река жизни вечной сейчас уйдет к себе в море, и мы останемся опять одни, навсегда разлученные...

Дневник писателя я понимаю как

источник, вытекающий из самой души

человека.

Человек, который замечает свои поступки и про себя их обсуждает, это не всякий человек. А человек, который живет и все за собой записывает, - это редкость, это писатель. Так жить, чтобы оставаться нормальным и быть с виду как все и в то же время все за собой замечать и записывать, - до крайности трудно, гораздо труднее, чем высоко над землей ходить по канату...

Говорили о дневниках Толстого и нашли в них общее с моими в том смысле, что эти дневники пишутся с целью самопознания и что процесс писания таких дневников есть разговор с самим собой.

Сила и слава таких дневников в том, что они пишутся по необходимости роста сознания и только для этого...

Мыслить - значит, как синичка, бегать по стволу дерева и вверх и вниз головой и прыгать туда и сюда с веточки на веточку.

Движение во все стороны есть одно из необходимых условий существа мысли...

Дневник - это средство привлечь к себе приток материалов из жизни на помощь всем, кто что-нибудь делает. Дневник - это способ сосредоточиться на чем-нибудь и привлечь его из жизни к себе на помощь. Старушка сосредоточивается, когда вяжет чулок, писатель - когда пишет дневник.

Кто-нибудь со стороны вас спросит:

Ну, что вы об этом скажете?

Вы отвечаете:

Позвольте мне об этом немного подумать.

И вот этот самый отпуск на время к себе самому, чтобы сосредоточиться, определиться, самому разобраться, найти смысл проходящему времени, - и есть то, что мы называем дневником.

Мое заветное желание - это записать за собой, как я сделал то или это. Желание совершенно недостижимое, потому что достигнуть полного опознания своего таланта - это значит съесть самого себя. Но я могу что-то сделать в этом отношении: могу издали, прячась в кустах, выглядывая, следить... Может быть, для этого нужен только талант? Да, конечно, талант следопыта.

Но зачем все о себе и себе... неопытному человеку может показаться, будто я действительно о себе это пишу, о себе, какой есть, - нет, нет! это "я" мое - часть великого мирового "Я", оно может свободно превращаться в того или другого человека, облекаться той или иной плотью.

Настоящее писательство, впрочем, всегда вне себя и всегда не от "я", а от "мы" ("Мы с тобой").

В искусстве слова необходимо познать себя и это самое представить как узнанное в другом.

Я пишу для тех, кто чувствует поэзию пролетающих мгновений повседневной жизни и страдает, что сам не в силах схватить их.

Михаил Михайлович Пришвин

Дорога к другу

(дневники)

Дорога к другу

Да, многих из вас, друзья, тогда и на свете не было, когда я писателем делался, но мои тетрадки есть мое оправдание, суд моей совести над делом жизни: они ответят, хорошим ли мастером ты был, делал ли больше в своем мастерстве, чем это нужно только себе, - все равно, - писатель ты или сапожник Цыганок из Марьиной рощи.


От холода все остановилось, и в особенности это заметно на липах: листья кучками вышли из почек и не расходятся. Но мне так хорошо теперь идти по лесной тропе! Мне кажется, все существа в природе остановились и обратили на меня внимание, и все, советуясь друг с другом, по-своему говорят:

Подождем старика, пусть он нас догоняет!

Вот почему я всегда так хорошо себя чувствую в майские холода, весна в ожидании меня задерживается, позволяя мне поближе к ней подойти. ЕСТЬ У МЕНЯ ДЛЯ МОЛОДЕЖИ СВОЯ СОБСТВЕННАЯ МЫСЛЬ, И Я ЗНАЮ, НЕ БЕЗ ПОЛЬЗЫ ДЛЯ СЕБЯ ОНИ МЕНЯ ПОДЖИДАЮТ.

Мне хочется им сказать, что здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или в спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него все это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья - это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне - то должно и всем хорошо!

Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку. Так здоровый человек встречает весну, хотя пусть он на костылях или ему много лет и за молодым бежать он не может.

Это нужно понять молодым, что, при утрате чего-нибудь внешнего в человеческом здоровье, образуется внутри его какая-то замена, и часто замена эта ведет его к такому лучшему, что о старом он не горюет и молодым не завидует.

Так и в лесу в майские холода мне кажется, что молодежь мысль мою о человеческом здоровье понимает и все останавливается и поджидает меня, чтобы я об этом сказал.


Так скажу о себе (уже пятьдесят лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки.


Чудесно наше искусство слова, и нет ничего, по-моему, прекраснее, как работать в лесу, где-нибудь сидя на пне. Теперь у меня в лесу уже многие пни насижены, и собака моя Жулька, добежав впереди меня до знакомого пня, останавливается и ждет, и я ее понимаю. «Дальше пойдем, - спрашивает она меня, - или тут будем писать?»

Будем писать! - сказал я в этот раз.

И устроился.

Обращение к другу

Где ты, мой друг, за долами и за синими морями? Или ты был у меня, и это я тебя зову из прошлого, или надеюсь увидеть тебя в будущем? Как бы мне хотелось все свое тебе рассказать, во всем с тобой посоветоваться.


Сегодня такое солнце, что я вспомнил всю радость свою, как вышла она мне на один только день в Люксембургском парке. Не было тогда еще в поэзии строк, отвечающих моей радости, но за годы моего отчаяния стих родился: «Мир есть луч от лика друга, все иное тень его».


Сколько за день было на небе тяжелых синих облаков и темных дождевых, сколько раз принимался дождь и опять сияло солнце? Но вот солнце чистое село. Все улеглось, все прошло: и дождь, и солнце, и слезы, и радость бабьего лета.

Мне осталась одна радость, моя тропинка в гору, и там далеко наверху у калитки своим светом горящий куст, свидетельствующий о моем друге.

Поднимаясь золотой тропой к себе в свой дом, я подумал о признанных всеми словах: «Я мыслю - значит, я существую».

И пусть их, любители, мыслят и существуют, - сказал я. - Много больше я себе друзей наживу, если скажу: «У меня есть друг, я люблю - значит, я существую».


Может быть, ни одна еще синичка осенью при наступлении холодов не постучала носиком в мое окошко безответно: я или пущу ее погреться, или посыплю ей в форточку семечек.


Друг мой! Я один, но я не могу быть один. Как будто не падающие листья шелестят над головой моей, а бежит река живой воды, и необходимо мне дать ее вам. Я хочу сказать, что весь смысл, и радость, и долг мой, и все только в том, чтобы я нашел вас и дал вам пить. Я не могу радоваться один, я ищу вас, я зову вас, я тороплюсь, я боюсь: река жизни вечной сейчас уйдет к себе в море, и мы останемся опять одни, навсегда разлученные…

Дневник писателя я понимаю как источник, вытекающий из самой души человека.

Человек, который замечает свои поступки и про себя их обсуждает, - это не всякий человек. А человек, который живет и все за собой записывает, - это редкость, это писатель. Так жить, чтобы оставаться нормальным и быть с виду как все и в то же время все за собой замечать и записывать, - до крайности трудно, гораздо труднее, чем высоко над землей ходить по канату…


Говорили о дневниках Толстого и нашли в них общее с моими в том смысле, что эти дневники пишутся с целью самопознания и что процесс писания таких дневников есть разговор с самим собой.

Сила и слава таких дневников в том, что они пишутся по необходимости роста сознания и только для этого…


Мыслить - значит, как синичка, бегать по стволу дерева и вверх и вниз головой и прыгать туда и сюда с веточки на веточку.

Движение во все стороны есть одно из необходимых условий существа мысли…


Дневник - это средство привлечь к себе приток материалов из жизни на помощь всем, кто что-нибудь делает. Дневник - это способ сосредоточиться на чем-нибудь и привлечь его из жизни к себе на помощь. Старушка сосредоточивается, когда вяжет чулок, писатель - когда пишет дневник.

Кто-нибудь со стороны вас спросит:

Ну, что вы об этом скажете?

Вы отвечаете:

Позвольте мне об этом немного подумать.

И вот этот самый отпуск на время к себе самому, чтобы сосредоточиться, определиться, самому разобраться, найти смысл проходящему времени, - и есть то, что мы называем дневником.


Мое заветное желание - это записать за собой, как я сделал то или это. Желание совершенно недостижимое, потому что достигнуть полного опознания своего таланта - это значит съесть самого себя. Но я могу что-то сделать в этом отношении: могу издали, прячась в кустах, выглядывая, следить… Может быть, для этого нужен только талант? Да, конечно, - талант следопыта.

ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

Из дневника писателя

После окончания срока моего пребывания в одном подмосковном санатории меня окружили служащие, няни, сестры, женщины-секретари и просили выступить в местной школе, где учатся их собственные дети.

Пришлось выступить. И, как всегда, я выступил с особым приемом, добытым многолетней практикой чтения в школах и всякого рода кружках. Прежде всего я указываю на свое горло и самым тихим голосом, только бы слышно было, умоляю потише сидеть. Собрав тишину, я подготовляю детей к деятельному участию в нашей беседе.

Конечно, они читали.

— А если вы читали, то зачем вы позвали меня? Что же, я такой, каким вы меня видите, неужели лучше того, о чем у меня в книгах написано?

В этом вопросе я всегда чувствую для себя некоторую опасность. Мне каждый раз представляется: найдется кто-нибудь и на вопрос мой «зачем позвали?» ответит просто, что хотелось бы посмотреть на самый источник слова, как хочется каждому возле сруба колодца заглянуть через край и узнать, глубоко ли в колодце вода.

Даже если бы какой-нибудь смельчак сказал: «Нам охота на вас поглядеть», — и то ведь ничего не ответишь на это.

Но никогда еще не было у меня случая, чтобы кто-нибудь из детей осмелился так «просто» сказать.

Конечно, и сейчас из-за почтительного страха все молчат, а я, пользуясь замешательством, креплюсь, молчу, чтобы еще больше собрать тишину, сосредоточить на себе общее внимание и сделать каждого деятельным участником собрания.

— Лучше того, — говорю я, — что мною написано, я дать сейчас вам ничего не могу. Так и знайте! Но, может быть, я что-нибудь не так написал, неясно, непонятно, — укажите мне. Или, может быть, вам хочется, чтобы я написал о чем-нибудь новом? Задайте мне какой-нибудь вопрос, и я начну с этого беседу. И вот наш уговор: зададите вопрос — отвечу, а если нет, то и нет, и не будет у нас ничего...

Теперь каждый про себя работает, и оттого тишина становится напряженной, как в природе бывает: вода совершенно тихая, а маленькие рыбки в ней все плывут и плывут, и рак шевелит усами, и лягушка все глядит и глядит...

Трудно пережидать тишину, но приходится. Вот наконец среди сотни неподвижных фигур что-то шевельнулось, и поднялась вверх чья-то маленькая ручка.

По моему знаку подходит к столу маленький мальчик, такой же, как и я был когда-то. Я понимаю его по себе: он один теперь собрал в себе волю ста, он за всех говорит, он их представитель, их выразитель, их вожак. Как же я его хорошо понимаю! Не знаю только, с чем сравнить эту трудность выступления перед всеми со своим собственным словом?

Броситься с мостика в холодную воду?

Нет! Все-таки там же мостик...

Приходилось стоять с ружьем против чела берлоги в семи шагах: жутковато!

Но опять-таки с ружьем приходилось стоять...

Или броситься с самолета на высоте двух тысяч метров?

Не приходилось бросаться, но все-таки ведь и там парашют за спиной.

Самое плохое случилось с мальчиком: он в твердости своего решения обратился в камень и как стал, так стоит и молчит и даже не может моргнуть.

Тут я наклонился к нему, улыбнулся и тихонечко, чтобы никому не слышно было, ласково и совсем по секрету между нами шепнул:

И это словечко было, как огниво на кремень: искра сверкнула, и мальчик сказал решительно и твердо за всех:

— Расскажите нам, товарищ писатель, как вы работаете.

Слышно было в тишине, как облегченно вздохнули учителя и учительницы, страдавшие за свою школу. Теперь все кончено: школа не ударила в грязь лицом. И одна учительница не удержалась и крикнула:

— Молодец, Вася!

Я тоже поблагодарил Васю и начал рассказывать.

— Вы думаете, — начал я, — какая нам самая близкая природа — лес, вода, горы, долины, поля, ветер, огонь, земля или небо?

— Земля! — крикнул кто-то догадливый.

— Вот и не догадался, — ответил я ему. — Самая близкая нам природа — это наше тело.

— Мы начинаем утром с того, чтобы это наше тело обмыть водой, каждому из нас надо умыться. Очень хорошо пораньше встать, когда роса еще не сошла, и если тогда умываешься на воздухе, у ручья или у речки, то кажется, вместе с тобой весь мир умывается, и в мире этом великом есть твой любящий друг, и он тоже теперь где-то купается и о тебе думает...

Тут я остановился, запнулся... Надо представить себе, что была у нас пластинка напетая и она кончилась, или лучше, иголка в патефоне сломалась, и нет другой. Так у меня вышло с моей речью: сказал все, что придумал, и попал точно в положение Васи. На мгновение мне казалось, будто я все слова позабыл и сказать больше ничего не могу. Но так бывает постоянно со мною при переходе от записанной речи к устной, к тому языку, каким мать моя говорила и учила меня первым словам. Не раз так бывало со мной, и каждый раз мне представляется, что не просто родное устное слово выручает меня, а прилетает крылатое существо с гибкой шейкой, со сверкающими глазками, с острым носиком, как у синички, и что это я сам такой, каким был маленьким. Потому, видно, и называется устная поэзия сказкой, что не писалась она, как теперь я пишу, а сказывалась . И потому, наверно, теперь мне кажется эта сказка крылатой и свободной, что я всю жизнь учился, очень трудился над тем, чтобы так легко, просто и свободно писать, как оно прежде сказывалось. Всю жизнь я стремился к тому и все-таки не мог обратить до конца родное это слово в ту музыку, какая мне слышится в речи простых людей на полях, и в лесах, и на улицах больших городов, и на берегах морей, и у простых деревенских колодцев.

Вот так было и теперь, когда я попал в такое положение, что некогда было обдумывать и записывать. Я стал просто говорить, как все говорят.

Что прошло, то прошло. И я не могу тут повторить то, что детям сказал соловей мой, или пусть синичка перелетела куда-то далеко на другой куст. Я же теперь буду писать, как могу, и если забудусь, как забываюсь в устном рассказе, если прилетит другая моя птичка, то, может быть, выйдет так сердечно и просто, как счастливо удалось мне в этой правдивой сказке при выступлении в школе.

Почему-то в самом начале рассказа моего о том, как я работаю, в нить этой сказки о себе вплелся Ярик, моя собака, бывшая у меня лет сорок тому назад. Я очень давно, наверно еще когда он был жив, написал о нем два маленьких рассказа, и их с тех пор все печатали и печатали. Сколько было у меня собак после Ярика?.. Да десятками надо считать, и все, кроме сейчас живой Жальки (Джали), давно померли. А Ярик все живет! Встречая меня на улице вместе с Жалькой, дети часто спрашивают: «Это Ярик?» И, конечно, как только я сейчас сказал, что со мной купаться на речку ходит моя собака и я назвал ее Яриком, никто не удивился, как будто так оно и быть должно: Ярик бессмертный...

— Так вот, дети, после того как я умылся, напился чаю, собрал свои листочки, карандашики, ножички и брусочек, я отправляюсь в лес на Красную вырубку и зову своего друга...

— Это кто утром с вами купался? — спрашивает чей-то голос.

— Нет, — отвечаю, — все из-за того и выходит так, что друг мой очень далеко от меня, и вместо него идет со мной на Красную вырубку Ярик.

И детям, конечно, приятнее слышать не о далеком, непонятном друге, а о знакомой рыжей лохматой собаке, заменяющей друга.

Ярик так Ярик! А бывает, и зяблик — мало ли что нам может заменить друга в природе! Там из гущи выбилась правильная на редкость елочка — тоже друг! Там замечательный пень, весь укрытый зеленым мохом, как плющом; из трещины выходит красный в белых крапинках мухомор — тоже друг и годится мух морить, а на верху пня, прямо на нем, поселилась небольшая березка. Сколько друзей!

Ярик все пни, где я работал, помнит и, забежав вперед, останавливается и ожидает меня, выкатив свои большие карие, продолговатые, как миндалины, глаза, и это у него значит: «Хозяин, мы тут будем работать или дальше пойдем?»

Я устраиваюсь на этом пне, прилаживаюсь с книжкой, подправляю ножичком карандаш и пишу, как всегда, какому-то неведомому другу. Скучное это дело для Ярика, но он переносит его терпеливо. Посидев некоторое время возле моего пня, он понимает, что надолго перемены никакой не будет, и начинает устраиваться на лежку. С силой задними ногами он выбрасывает мох и землю, не обращая внимания, что многое и в меня попадает. И когда образуется возле самого пня ямка, то укладывается в ней кружком, стараясь, однако, непременно прислонить тело свое к моей ноге. Это он делает с такою же целью, как мы на вокзалах прислоняем ногу свою к чемодану: на столе пьешь чай, а под столом чувствуешь ногой свой чемодан, чтобы его не унесли.

Недолго приходится ему так лежать. Маленький хвощик стоит перед моими глазами в солнечных лучах, как турецкий минарет, и очень он красив, но я пишу далекому другу и не замечаю, что вот он, милый здешний друг, стоит против меня сейчас минаретиком и дожидается, не найду ли я для него в себе внимания. Не дождаться бы ему, но прилетает к нему синяя стрекоза...

Это нельзя не заметить. Я перестаю писать и гляжу, и гляжу, и, может быть, думаю, что в тех странах южных, где строят мечети с голубыми куполами и возле них минареты с такими же площадками для муэдзинов, как чередующиеся кружки листиков по стеблю у хвоща, наверно, тоже где-нибудь и хвощи растут, как у нас, а то с чего же взялись минареты?

Тут разное приходит в голову: и верное и неверное, и нужное и ненужное, а Ярик, почуяв, что я не работаю, потихоньку поднимает голову, и всматривается, и хочет понять, на что же я так неотрывно гляжу. Увидав наконец стрекозу, он понимает, — это я делаю по ней стойку. И раз хозяин сам делает стойку, то разве можно охотничьей собаке спать у его ног?.. Ярик поднимается, вытягивается, хвост его, как большое перо, продолжается прямо вровень со спиной, переднюю лапу с правой стороны он поджимает, но глаза не делаются, как на стойке по птице, безумными, и он как бы нерешительно спрашивает: «Долго ли, хозяин, мы с тобой будем стоять по стрекозе?»

К счастью его, стрекоза улетает.

«Милый друг!» — пишу я опять в свою книжку.

А Ярик, пошвыряв еще немного задними ногами в меня землицы, укладывается, прижав опять свой бок к своему «чемодану».

«Милый друг!» — пишу я и пишу...

Но вдруг на дерево прилетает любимая моя птичка — зяблик, и, как всегда, вернувшись издалека, я вижу обыкновенную птичку не такой, как видим мы, занятые каким-нибудь делом. Мне опять кажется, будто это мой друг прилетел из-за синих морей, и мое дело теперь только смотреть, удивляться, восхищаться, и узнавать, и понимать.

Я долго смотрю и, пока не укусит комар или муха, не замечаю, что ведь и Ярик мой тоже стоит давно по этому самому зяблику, и так давно, что уже розовый язык свесился из-под губы и на самом кончике языка комар надувается кровью.

Вот как он понимает меня! Мы делаем теперь двойную стойку по одному и тому же зяблику. И я понимаю Ярика, что он тоже в какой-то мере поэт, и мы оба с ним стремимся к одному зяблику. Но только я стремлюсь наполнить образ зяблика своей душой и даже, быть может, кровью своей. А он, бедный Ярик, — бедный, бедный Ярик! — он по своей необразованности думает, как бы все-таки исхитриться поймать эту милую птичку, а может быть, если она вкусная, даже и съесть.

Конечно, детям в школе я рассказывал как-то иначе, мне кажется, лучше. И помню, какой дружный хохот раздался, какой радостный смех наградил меня, когда я сказал, что Ярик хотел поймать зяблика по своей необразованности.

После такой счастливой разрядки классной атмосферы отношения мои с аудиторией стали свободными, и Вася сам поднял руку и спросил меня:

— Вы сейчас сказали, что по-разному с Яриком смотрите на зяблика: Ярик хочет съесть, а вы в зяблике видите образ друга. Что это значит — «образ друга»?

— Лучше всего, — ответил я, — зяблик поет, когда ранней весной в лесу разбегаются ручейки и звучат в разных сторонах по-разному. Песенка зяблика рассыпается тоже, как ручьи разбегаются. О самом хорошем думаешь в это время, а что же лучше друга на свете? Потом, после когда-нибудь, увидишь зяблика летом — и вспомнишь, как было весной, и опять друга вспомнишь, и оттого зяблик становится образом друга. Понятно? — спросил я.

— Понятно, — ответил Вася.

Он сказал это из вежливости, и я это хорошо почувствовал, что «образ друга» для всех в аудитории остается неясным и что друга детям надо показать, конечно, в борьбе. Тут я вспомнил, как то же раз было со мной в лесу, на другой стороне той же самой Красной вырубки, где она, постепенно зарастая, переходит в массив леса. По тропинке я тут всегда проходил и часто обращал внимание на корявый куст можжевельника между частыми и бодрыми молодыми елочками. С горечью думал я, что ведь и между ними, можжевельниками, бывают деревца стройные, как кипарисы. Но почему так редко? И вдруг в этот раз, проходя мимо, я увидел этот самый куст, весь покрытый цветами. Оказалось, внутри куста притаился и распространялся шиповник, и когда расцвел, то было мне, будто это сам можжевельник от себя украсился сверху донизу дикими розами... Но я не о розах рассказываю, а что за можжевельником оказался хороший пень, и Ярик, поняв меня, сразу стал вкапываться в мох, и я решил тоже устраиваться для работы на этом пне возле роз.

Вот эти ароматные дикие розы и были причиной моей беды и соблазнили сесть на этот самый проклятый пень. А еще я поторопился потому, что в голове моей складывался тогда рассказ о тонущем в болоте мальчике. У нас эти страшные окнища в болотах называются еланями, и мой воображаемый мальчик попал в такую елань и медленно в нее погружался. Над поверхностью болота оставались только руки, плечи, голова. А мальчика мне надо было спасти. Много дней ходил я и думал, как бы спасти мне этого мальчика. И вдруг, когда я увидел этот проклятый пень, мне пришла в голову одна счастливая мысль, и я поспешил сесть на этот пень, не очень-то думая о том, где мне сидеть, когда на бумаге буду спасать воображаемого мальчика.

Даже и тут я не образумился, когда подо мною пень этот как бы сам тоже немного присел. Такие пни не редкость в природе. До того разрыхлился пень, сгнивая, что муравьи обращают на него внимание, и умные насекомые по-своему, наверно, так рассуждают, что чем нам трудиться собирать по бревнышку муравейник, войдем в пень всем государством и будем в нем жить, и так образуется муравейник, имеющий форму пня. Вот потому-то он и подался подо мной, что это был не пень, а самый настоящий муравейник.

А горячка у меня взялась оттого, что мне уже стало, как и вправду, казаться, что мальчик на глазах моих тонет, и сороки слетаются над ним, и ворон сверху почуял.

И как мне спасти? Ведь я словом должен спасать, мне нужно спешить доставать слова из своего глубокого колодца.

Не так-то легко, друзья мои, достать из себя такое слово, чтобы оно могло спасти человека, и не всякий может достать такое слово, чтобы оно могло тут же стать и делом.

— Ярик, — сказал я, — помоги мне, будь другом.

Я и сейчас вижу эти глаза, как он взглянул на меня. Сколько в них было напряжения, чтобы понять меня, сколько готовности сейчас же для меня все сделать и даже умереть, если только поймет!

И вот чудо! Этот глубокий мучительный взгляд моего друга Ярика проник в меня. Мгновенно я представил себе, что далекие предки Ярика были дикие звери. Столетия и даже тысячелетия проходили, и нужно было, чтобы каждый человек, имеющий собаку, вкладывал в нее частицу своего доброго человеческого сердца, чтобы в моем Ярике в конце концов осмыслился такой взгляд и собака стала настоящим другом человека в дикой природе.

И как только я подумал о собаке, друге человека, вдруг в этот момент я и достал это нужное слово-мысль из своего колодца. Мысль эта была, как ведро в колодце, чтобы спускать его и доставать слова из глубины; эта мысль была в том, чтобы в рассказе моем спасла тонущего в трясине мальчика собака, друг человека.

Как раз в это время я почувствовал, что муравьи наконец нашли в белье моем выход к телу моему и всей массой по мне побежали. Но нельзя мне было и мгновения тратить на них. Пусть все выдумка, но я-то уже не чувствовал выдумки. Найденная мысль подхватила меня, и мне нужно было скорей спасать мальчика, а не возиться с муравьями.

Было очень больно, почти доходило до крика, когда отдельные муравьи впивались в тело, но те, бегущие во множестве, просто топтали меня ножками, и от этого было хуже, чем если бы все они честно кусали. Выходило так, если по правде сказать, как мне тогда казалось, что у нас состязание: мои мысли бегут, и им надо куда-то успеть добежать, а муравьям надо их догнать и погасить. Тут было, как в состязаниях перед самым финишем: все силы свои я пустил в ход, и они все силы пустили. Конечно, я себя самого спасал в разгар творчества, но я был уверен в том, что я спасал тонущего в болоте мальчика и что, если я вскочу и стану освобождаться от муравьев, мой мальчик утонет. Ворон уже кружится над ним, сороки стрекочут.

К счастью, мне удалось пересилить себя, удалось забыть свою боль и вывести рассказ так, что мальчик особенным человеческим словом, нежным и сильным, сумел подманить к себе собаку, схватил ее за ногу, и собака спасла человека.

Как, бывает, пружина, сильно скрученная, выпрыгнет из рук, вырвется и со звоном взлетит, так и я, закончив спасенье мальчика, прыгнул со своего пня, и в разные стороны полетели моя книжка, карандаши и ножик с брусочком. А Ярик, поняв, что это я зайца увидел, тоже вскочил. Ему, охотничьей собаке по дичи, строго запрещено бегать за кошками, зайцами, лисицами и всякими зверями, на то у нас гончие. Но теперь, увидев, что и сам хозяин поддался искушению бежать, догонять, во весь дух пустился за воображаемым зайцем... Я закончил свою беседу в школе такими словами:

— Много человек за тысячи лет вложил доброго в собаку, чтобы сделать ее своим другом. Но, сами видите по Ярику, не совсем это тот самый друг, к кому стремится наша душа. Скорее, это только подобие, образ друга. Но пусть хотя бы и подобие, — разве этого мало, что мы в диком звере создаем подобие друга человека? И не к этому ли ведет все наше преобразование природы?