Вы здесь: Журавлёва А.И., Макеев М.С. "Бедность не порок". Как в пьесе "бедность не порок" Островский изображает установившийся порядок жизни (его особенности) плиииз В чем проявляется самодурство гордея

Это все больше от необузданности, а то и от глупости.

ОСТРОВСКИЙ 50

В горькой доле дочери Русакова мы видим много неразумного; но там впечатление смягчается тем, что угнетение все-таки не столь грубо тяготеет над ней. Гораздо более нелепого и дикого представляют нам в судьбе своей угнетенные личности, изображенные в комедии "Бедность не порок".

"Бедность не порок" нам очень ясно представляет, как честная, но слабая натура глохнет и погибает под бессмыслием самодурства. Гордей Карпыч Торцов, отец Любови Гордеевны, брат Любима Торцова и хозяин Мити,-- есть уже самодур в полном смысле. Он и крут, и горд, и рассудка не имеет, по отзыву жены его, Пелагеи Егоровны. Целый дом дрожит перед ним. Особенно грозен сделался он с тех пор, как подружился с Африканом Савичем Коршуновым и стал "перенимать новую моду". На этой дружбе и пристрастии Гордея Карпыча к новой моде и основана завязка комедии. Читатель помнит, конечно, что Торцов хочет выдать за Африкана Савича дочь свою, которая любит приказчика Митю и сама им любима... На этом основании критика предположила, что "Бедность не порок" написана Островским с той целью, чтобы показать, какие вредные последствия производит в купеческой семье отступление от старых обычаев и увлечение новой модой... За это, с одной стороны, неумеренно превозносили Островского, с другой -- беспощадно бранили. Мы не станем спорить ни с теми, ни с другими критиками и не станем разбирать справедливости их предположения. Положим даже, что у Островского действительно была та мысль, какую ему приписывали: нас это мало теперь занимает. Для нас гораздо интереснее то, что в Гордее Торцове является нам новый оттенок, новый вид самодурства: здесь мы видим, каким образом воспринимается самодуром образованность, т. е. те случайные и ничтожные формы ее, которые единственно и доступны его разумению. Об этом мы и поговорим теперь.

Самодурство и образование -- вещи сами по себе противоположные, и потому столкновение между ними, очевидно, должно кончиться подчинением одного другому: или самодур проникнется началами образованности и тогда перестанет быть самодуром, или он образование сделает слугою своей прихоти, причем, разумеется, останется прежним невеждою. Последнее произошло с Гордеем Карпычем, как бывает почти со всеми самодурами. Он никак не предполагает, что первый шаг к образованности делается подчинением своего произвола требованиям рассудка и уважением тех же требований в других. Ему, напротив, кажется, что всякая образованность, всякая логика существует только затем, чтобы служить к совершеннейшему исполнению его прихотей. Оттого он и понимает только грубо материальную, чисто внешнюю сторону образования. "Что они,-- говорит,-- пьют-то по необразованию своему! Наливки там, вишневки разные -- а не понимают того, что на это есть шампанское!" "А за столом-то какое невежество: молодец в поддевке прислуживает либо девка!" "Я,-- говорит,-- в здешнем городе только и вижу невежество да необразование; для того и хочу в Москву переехать, и буду там моду всякую подражать". Находя, что в этом-то подражании и состоит образованность, он пристает к жене, чтоб та на старости лет надела чепчик вместо головки, задавала модные вечера с музыкантами, отстала от всех своих старых привычек. Но он не видит никакой надобности изменить свои отношения к домашним, дать здравому смыслу хотя какое-нибудь участие в своем семейном быте. Требовательность Гордея Карпыча стала больше, а простора для деятельности всех окружающих он не дает по-прежнему. Жена жалуется, что с ним "нельзя сговорить, при его крутом-то характере", особенно после того, как перенял эту образованность. "То все-таки рассудок имел,-- говорит про него Пелагея Егоровна,-- а тут уж совсем у него помутилось"... Даже о судьбе дочери жена не смеет ничего сказать ему: "Смотрит зверем, ни словечка не скажет,-- точно я и не мать... Да, право... ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего"... Отношения Гордея Карпыча ко всем домашним тоже грубы и притеснительны в высшей степени. От дочери он только и требует, чтобы из его воли не смела выходить. На просьбу ее не выдавать ее за Коршунова, он отвечает: "Ты, дура, сама не понимаешь своего счастья... Одно дело -- ты будешь жить на виду, а не в этакой глуши; а другое дело -- я так приказываю". И дочь отвечает: "Я приказу твоего не смею ослушаться", Приказчика Митю Гордей Карпыч ругает бесцеремонно и совершенно напрасно. Узнавши, что он посылает матери деньги, Торцов замечает: "Себя-то бы образил прежде: матери-то не бог знает что нужно, не в роскоши воспитана; сама, чай, хлевы затворяла"... В глазах Гордея Карпыча это большое преступление: матери деньги посылает человек, а себе сюртука нового не сошьет... А между тем Торцов и не думает прибавить жалованья усердному приказчику, на что даже сам кроткий Митя жалуется: "Жалованье маленькое от Гордея Карпыча, все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват... а жалованья не прибавляет". Вообще -- грубость и необузданность беспрестанно и очень сильно проявляются в Гордее Карпыче. Входя в комнату приказчиков, которые поют песни, он кричит: "Что распелись! Горланят точно мужичье!.." и начинает ругаться... Во втором акте, когда Пелагая Егоровна устроила вечеринку и позвала ряженых, вдруг вбегает Арина, говорит: "сам приехал",-- и все присутствующие, встают в перепуге. Гордей Карпыч входит и действительно -- здоровается с женой и гостями следующим приветствием: "Это что за сволочь! Вон! Жена, принимай гостя!.." Гость этот -- Африкан Савич, и он-то уж сдерживает несколько порывы гнева Гордея Карпыча... Ясно, что даже та внешность образования, которая выражается в манерах и приличиях, не далась Гордею Карпычу. Он мог надеть новый костюм, завести новую небель, пристраститься к шемпанскому; но в своей личности, в характере, даже во внешней манере обращения с людьми -- он не хотел ничего изменить и во всех своих привычках он остался верен своей самодурной натуре, и в нем мы видим довольно любопытный образчик того, каким манером на всякого самодура действует образование. Казалось бы -- человек попал на хорошую дорогу: сознал недостатки того образа жизни, какой вел доселе, исполнился негодованием против невежества, понял превосходство образованности вообще... Утешительное явление! Положим, что все это в нем еще смутно, слабо, неверно; но все-таки начало сделано, застой потревожен, деятельность получила новое направление... Быть может, он пойдет и дальше по этому пути, и нрав его смягчится, вся жизнь примет новый характер... Нет, не дожидайтесь... Во всяком другом образование возбуждает симпатические стремления, смягчает характер, развивает уважение к началам справедливости и т. д. Но в самодуре само просвещение, сама логика, сама добродетель принимает свой, дикий и безобразный, вид. Отправляясь от той точки, что его произвол должен быть законом для всех и для всего, самодур рад воспользоваться тем, что просвещение приготовило для удобств человека, рад требовать от других, чтоб его воля выполнялась лучше, сообразно с успехами разных знаний, с введением новых изобретений и пр. Но только на этом он и остановится. Не ждите, чтоб он сам на себя наложил какие-нибудь ограничения вследствие сознания новых требований образованности; не думайте даже, чтоб он мог проникнуться серьезным уважением к законам разума и к выводам науки: это вовсе не сообразно с натурою самодурства. Нет, он постоянно будет смотреть свысока на людей мысли и знания, как на чернорабочих, обязанных приготовлять материал для удобства его произвола, он постоянно будет отыскивать в новых успехах образованности предлоги для предъявления новых прав своих и никогда не дойдет до сознания обязанностей, налагаемых на него теми же успехами образованности. Иначе и не может он поступать, не переставая быть самодуром, так как первое требование образованности в том именно и состоит, чтобы отказаться от самодурства. А отказаться от самодурства для какого-нибудь Гордея Карпыча Торцова значит -- обратиться в полное ничтожество. И вот он тешится над всеми окружающими: колет им глаза их невежеством и преследует за всякое обнаружение ими знания и здравого смысла. Он узнал, что образованные девушки хорошо говорят, и упрекает дочь, что та говорить не умеет; но чуть она заговорила, кричит: "Молчи, дура!" Увидел он, что образованные приказчики хорошо одеваются, и сердится на Митю, что у того сюртук плох; но жалованьишко продолжает давать ему самое ничтожное... Таков он и во всей своей жизни, и в раскрытии этого-то отношения самодурства к образованности заключается для нас главный интерес лица Гордея Карпыча. Мы вовсе не понимаем, каким образом некоторые критики могли вывести, что в этом лице и вообще в комедии "Бедность не порок" Островский хотел показать вредное действие новых понятий на старый русский быт... Из всей комедии ясно, что Гордей Карпыч стал таким грубым, страшным и нелепым не с тех пор только, как съездил в Москву и перенял новую моду. Он и прежде был, в сущности, такой же самодур; теперь только прибавилось у него несколько новых требований...

Под влиянием такого человека и таких отношений развиваются кроткие натуры Любови Гордеевны и Мити, представляющие собою образец того, до чего может доходить обезличение и до какой совершенной неспособности и самобытной деятельности доводит угнетение даже самую симпатичную, самоотверженную натуру. Митя способен к жертвам: он сам терпит нужду, чтобы только помогать своей матери; он сносит все грубости Гордея Карпыча и не хочет отходить от него, из любви к его дочери; он, несмотря на гнев хозяина, пригревает в своей комнате Любима Торцова и дает ему даже денег на похмелье. Словом, у Мити так много самоотвержения, что, кажется, ему всякие жертвы, всякие опасности должны быть нипочем... Не меньшей добротой отличается и Любовь Гордеевна. А уж как она любит Митю -- этого и сказать нельзя: кажется, душу за него отдала с радостью... Будь это люди нормальные, с свободной волей и хоть с некоторой энергией,-- ничто не могло бы разлучить их, или по крайней мере разлука эта не обошлась бы без тяжелой и страшной борьбы. Но посмотрите, как разыгрывается вся история в семействе Торцова. При самом объяснении в любви, собираясь просить благословения у отца, Любовь Гордеевна говорит Мите: "А ну как тятенька не захочет нашего счастья,-- что тогда?" Митя отвечает: "Что загадывать вперед? Там -- как бог даст. Не знаю, как тебе, а мне без тебя жизнь не в жизнь". Любочка ничего не находит ответить на эти слова. Как ясно рисуется здесь бессилие и забитость молодых людей! Они боятся даже подумать о каком-нибудь самостоятельном шаге, стараются прогнать от себя даже мысль о предстоящих препятствиях. Она с ужасом говорит: "Что будет, если тятенька не согласится?" -- а он вместо ответа: "Как бог даст!.." Ясно что они не в состоянии исполнить своих намерений, если встретят хоть малейшее препятствие. И действительно,-- в этот самый вечер является Гордей Карпыч с Коршуновым, приказывает дочери ласкать и целовать его и объявляет, что это ее жених. Пелагея Егоровна приходит в ужас и в каком-то бессознательном порыве кричит, схватывая дочь за руки: "Моя дочь, не отдам! батюшка, Гордей Карпыч, не шути над материнским сердцем! перестань... истомил всю душу". Но Гордей Карпыч грозно вопиет: "Жена! ты меня знаешь: у меня сказано -- сделано",-- и жена умолкает. Начинает теперь дочь свою оппозицию. Начинает она тем, что падает отцу в ноги и говорит: "Тятенька! я приказа твоего не смею ослушаться... Тятенька! не захоти ты моего несчастья на всю мою жизнь! Передумай, тятенька! Что хочешь меня заставь, только не принуждай ты меня против сердца замуж идти за немилого". Кончается же оппозиция том, что на суровый отказ отца невеста отвечает: "Воля твоя, батюшка",-- кланяется и отходит к матери, а Коршунов велит девушкам петь свадебную песню... Борьба оказалась не очень упорною и продолжительною; но даже и такое проявление личных своих желаний очень много значит в Любови Гордеевне. Только крайность огорчения, только тяжелая душевная мука могла заставить ее раскрыть рот для произнесения слов, не согласных с волею родителя. Но и тут -- какие слова: "передумай!", "не захоти!". Какое жалкое положение: не иметь даже ни малейшего помышления о возможности сделать что-нибудь самому, полагать всю надежду на чужое решение, на чужую милость, в то время как нам грозит кровная беда... Каково должно быть извращение человеческой природы в этом ужасном семействе, когда даже чувство самосохранения принимает здесь столь рабскую форму!..

Третий акт комедии открывается тем, что воля Гордея Карпыча совершилась: гости пируют на помолвке его дочери с Африканом Саввичем. Старая служанка Арина ругает жениха и тоскует об участи невесты; Пелагея Егоровна жалуется на свое горе, что дочка у ней погибает; Митя приходит прощаться: он решился уехать к матери от своей напасти. Слезы и жалобы Пелагеи Егоровны выводят его, однако, из себя, и он начинает ей колоть глаза ее трусостью и бессилием. "Не на кого,-- говорит,-- вам плакаться: сами отдаете. Чем плакать-то, не отдавали бы лучше. За что девичий век заедаете, в кабалу отдаете? Нешто это не грех?" и пр. У Пелагеи Егоровны один ответ: "Знаю я все, да не моя воля; а ты бы, Митя, лучше пожалел меня".. Тут Митя приходит в умиление и рассказывает ей про свою любовь, а она замечает: "Ах ты, сердечный! Экой ты горький паренек-то, как я на тебя посмотрю!.." Она сожалеет об его горе, как о таком, которого никакими человеческими средствами отвратить уж невозможно,-- как будто бы она услыхала, например, о том, что Митя себе руки обрубил, или -- что мать его умерла... Но вот и сама Любовь Гордеевна приходит; у Мити расходилось сердце до того, что он предлагает Пелагее Егоровне снарядить дочку потеплее к вечеру, а он ее увезет к своей матушке, да там и повенчаются. Решение это очень смело, но оно не составляет обдуманного, серьезного плана, и ему суждено погибнуть так же скоро, как оно зародилось. Сам Митя характеризует свой порыв такою фразой: "Эх, дайте душе простор,-- разгуляться хочет! По крайности, коли придется и в ответ идти, так уж зато буду знать, что потешился". Итак, это отчаянная, безумная вспышка, к каким бывают в некоторые мгновения способны самые робкие люди. Но у Мити нет силы поддержать свое требование и, встретив отказ от матери и от дочери, он довольно скоро и сам отказывается от своего намерения, говоря: "Ну, знать, не судьба". А Любовь Гордеевна -- та уж вовсе убита, так что не может допустить даже и мысли о согласии на предложение Мити... И не мудрено: она ведь гораздо ближе к Гордею Карпычу, гораздо более подвергалась влиянию его самодурства, нежели Митя. Оттого она безропотно решается на всякие муки, только чтоб не выступить из отцовского приказа. "Нет, Митя, не бывать этому,-- говорит она: -- не томи себя понапрасну, не надрывай мою душу... И так мое сердце все изныло во мне... Поезжай с богом". И Митя отходит, зная, что "Любови Гордеевне за Коршуновым не иначе как погибать надобно"; и она это знает, и мать знает -- и все тоскливо и тупо покоряются своей судьбе... До такой степени гнет самодурства исказил в них человеческий образ, заглушил всякое самобытное чувство, отнял всякую способность к защите самых священных прав своих, прав на неприкосновенность чувства, на независимость сердечных влечений, на наслаждение взаимной любовью!..

И ведь если бы еще в самом деле сила неодолимая, натура высшего разряда тяготела над этими несчастными! А то вовсе нет!.. Гордей Карпыч не только крайне ограничен в своих понятиях, но еще и труслив и слабодушен. Это опять-таки -- неотъемлемое, неизбежное свойство самодурства. Самодур дурит, ломается, артачится, пока не встречает себе противодействия или пока противодействие робко и нерешительно... Но у него нет такой точки опоры, которая могла бы поддержать его в серьезной и продолжительной борьбе. Он требует и приказывает, но сам хорошенько не понимает ни настоящего смысла своих приказаний, ни того, на чем они основаны.. Кроме того, в нем есть всегда неопределенный, смутный страх за свои права: он чувствует, что многих своих претензий не может оправдать никаким правом, никаким общим законом.. Боясь, чтобы другие этого не приметили, он употребляет обыкновенную меру -- запугиванье. Известно, как скрывается под этой мерою всякая ничтожность, фальшь, нечистота, словом -- несостоятельность всякого рода. Учитель, не довольно сведущий, старается быть строже с учениками, чтобы те его не расспрашивали ни о чем. Начальник, не понимающий дела или нечистый на руку, старается напустить на себя важность, чтобы подчиненные не дерзали слишком смело судить о нем. Барин, не имеющий никакого действительного достоинства, старается взять суровостью и грубостью пред лакеем... Благодаря общей апатии и добродушию людей такое поведение почти всегда удается: иной и хотел бы спросить отчета -- как и почему? -- у начальника или учителя, да видит, что к тому приступу нет, так и махнет рукой... "Э,-- скажет,-- ну его! Еще обругает ни за что ни про что!" И вследствие такого рассуждения наглая, самодурная глупость и бесчестность продолжают безмятежно пользоваться всеми выгодами своей наглости и всеми знаками видимого почета от окружающих. Всеобщая потачка возвышает гордость самодура и даже действительно придает ему силы. Она вознаграждает для него отсутствие сознания о своем внутреннем достоинстве. Так, господин, вывозящий мусор из города, мог бы, несмотря на совершенную бесценность этого предмета, заломить за него непомерные деньги, если бы увидел, что все окрестные жители по непонятной иллюзии придают ему какую-то особенную цену... Но только на подобной иллюзии и держится значение самодура. Только покажись где-нибудь сильный и решительный отпор,-- сила самодура падает, он начинает трусить и теряться. На первый раз еще у него станет храбрости и упрямства, и это объясняется даже просто привычкой: привыкши встречать безмолвное повиновение, он с первого раза и поверить не хочет, чтобы могло явиться серьезное противодействие его воле. Вследствие того, считая сначала за следствие недоразумения всякий голос, имеющий хоть тень намерения ограничить его самовольство, он разражается взрывом бешенства, пытается запугать еще больше, чем прежде пугал, и этим средством по большей части успевает смирить или заглушить всякое недовольство. Но чуть только он увидит, что его сознательно не боятся, что с ним идут на спор решительный, что вопрос ставится прямо -- "погибну, но не уступлю",-- он немедленно отступает, смягчается, умолкает и переносит свой гнев на другие предметы или на других людей, которые виноваты только тем, что они послабее. Всякий, кто учился, служил, занимался частными комиссиями, вообще имел дела с людьми,-- натыкался, вероятно, не раз в жизни на подобного самодура и может засвидетельствовать практическую справедливость наших слов. Бойтесь сказать мимоходом слово вопреки сердитому и бестолковому начальнику: вас ждет поток бранных слов и угрожающих жестов, крайне оскорбительных. Мало того,-- вас и впоследствии будет преследовать неблагоприятное мнение начальника: вы либерал, вы непочтительны к начальству, голова ваша набита фанаберией... Но если вы хотите служить и вести дела честно не бойтесь вступать в серьезный, решительный спор с самодурами. Из ста случаев в девяноста девяти вы возьмете верх. Только решитесь заранее, что вы на полуслове не остановитесь и пойдете до конца, хотя бы от того угрожала вам действительная опасность -- потерять место или лишиться каких-нибудь милостей. Первая ваша попытка заикнуться о вашем мнении будет предупреждена возвышением голоса самодура; но вы все-таки возражайте. Возражение ваше встречено будет бранью или выговором, более или менее неприличными, смотря по важности и по привычкам лица, к которому вы обращаетесь. Но вы не смущайтесь: возвышайте ваш голос наравне с голосом самодура, усиливайте ваши выражения соразмерно с его речью, принимайте более и более решительный тон, смотря по степени его раздражения. Если разговор прекратился, возобновляйте его на другой и на третий день, не возвращаясь назад, а начиная с того, на чем остановились вчера,-- и будьте уверены, что ваше дело будет выиграно. Самодур возненавидит вас, но еще более испугается. Он рад будет прогнать и погубить вас, но, зная, что с вами много хлопот, сам постарается избежать новых столкновений и сделается даже очень уступчив: во-первых, у него нет внутренних сил для равной борьбы начистоту, во-вторых, он вообще не привык к какой бы то ни было последовательной и продолжительной работе, а бороться с человеком, который смело и неотступно пристает к вам,-- это тоже работа немалая...

Итак, Гордей Карпыч в качестве самодура очень слабодушен и вовсе не имеет выдержки в своем характере. Все качества действительно сильной натуры заменяются у него необузданным произволом да тупоумным упрямством. Вот чем объясняется и оправдывается видимая неожиданность развязки, которую дал Островский комедии "Бедность не порок". При появлении этой комедии все критики восстали на автора за произвольность развязки. Внезапная перемена Гордея Карпыча, его ссора с Африканом Савичем и внимание к требованиям Любима Торцова показались всем неестественными. Да тут же еще, кстати, хотели видеть со стороны автора навязывание какого-то великодушия Торцову и как будто искусственное облагороживанье его личности. Теперь, кажется, не нужно доказывать, что таких намерений не было у Островского: характер его литературной деятельности определился, и в одном из последующих своих произведений он сам произнес то слово, которое, по нашему мнению, всего лучше может служить к характеристике направления его сатиры. Преследование самодурства во всех его видах, осмеиванье его в последних его убежищах, даже там, где оно принимает личину благородства и великодушия,-- вот, по нашему убеждению" настоящее дело, на которой постоянно устремляется талант Островского, даже совершенно независимо от его временных воззрений и теоретических убеждений. В трех комедиях его изображаются порывы великодушия у самодуров, и каждый раз они являются глупыми, ненужными или обидными. В "Не в своих санях" Русаков, разжалобившись над дочерью, тоже великодушно изменяет свое решение и соглашается выдать ее за Вихорева. Спрашивается: зачем? с какой стати? Ведь он, по-видимому, вполне убежден, что замужество с Вихоревым составит гибель его дочери. За несколько минут ранее он даже доказывает это довольно резонно; за несколько минут он выказывает свою твердость, угрожая лишить дочь своего благословения в случае непослушания. А тут вдруг великодушная уступка! Чем она вызвана? Отчасти добротою сердца и отцовской любовью; но всего более совершенным отсутствием прочных основ для принятого им прежде решения. Человек, знающий, что он делает, и любящий свое дело, не отстанет от него по минутному капризу. Тот же Русаков не решится сбрить себе бороду или надеть фрак, как бы его дочь ни убивалась из-за этого. А относительно судьбы дочери у него нет в голове даже таких прочно сложившихся и вполне определенных убеждений, как насчет бороды и фрака. Оттого-то и возможно для него в решении о вей такое легкомыслие, которое в глазах некоторых представляется даже умилительным великодушием, так же, как и уплата долга за Вихорева!..

Тою же неразумностью отличается и великодушие Торцова. Он души не чает в своем будущем зяте Африкане Савиче. "Можешь ли ты меня теперь понимать?"-- спрашивает он, и ничего, кажется, не желает более, как только того, чтобы зятюшка его понял. Чтобы угодить ему и скрепить свою дружбу с ним, Торцов жертвует дочерью, презирает ее мольбы и слезы матери, даже сам, видимо, унижается и позволяет ему обходиться с собой несколько свысока. Но вот Любим Торцов начинает обижать нареченного зятя, зять обижен и дает это заметить Гордею Карпычу довольна грубо, заключая свою речь словами; "Нет, теперь ты приди ко мне да покланяйся, чтоб я дочь-то твою взял". Этих слов довольно, чтобы взбесить Гордея Карпыча. Он вспыльчиво спрашивает: "Я к тебе пойду кланяться?" А Коршунов подливает масла в огонь, говоря! "Пойдешь, я тебя знаю. Тебе нужно свадьбу сделать, хоть в петлю лезть, да только б весь город удивить, а женихов-то нет... Вот несчастье-то твое". Этими словами Коршунов совершенно портит свое дело: он употребил именно ту форму, которой самодурство никак не может переносить и которая сама опять-таки есть не что иное, как нелепор порождение самодурства. Один самодур говорит: "Ты не смеешь этого сделать"; а другой отвечает: "Нет, смею". Тут спор идет уж о том, кто кого передурит. И если один из спорящих чего-нибудь добивается от другого, то, разумеется, победителем останется тот, от которого добиваются: ему ведь тут и труда никакого не нужно: стоит только не дать, и дело с концом. Так происходит и здесь. Выслушав "не смеешь" Коршунова, Гордей Карпыч говорит: "Опосля этого, когда ты такие слова говоришь, я сам тебя знать не хочу! Я отродясь никому не кланялся. Я, коли на то пошло, за кого вздумается, за того и отдам. С деньгами, что я за ней дам, всякий -- человек будет. Вот за Митьку отдам!" И в порыве гнева он несколько раз повторяет: "Да, за Митьку отдам! Назло ему за Митрия отдам!.." Коршунов уходит в ярости, а домашние все удивлены, принимая слова Гордея Карпыча за серьезное решение: до такой степени приучены они к неразумности всех его поступков. Митя, с наивностию загнанного юноши, очень доверчиво и очень плохо понимающего истинный смысл всего, что вокруг него происходит, даже обращается к Торцову с следующей речью: "Зачем же назло, Гордей Карпыч? Со злом такого дела не делают! Мне назло не надобно-с. Лучше уж я всю жизнь буду мучиться. Коли есть ваша такая милость, так уж вы благословите еас как следует, по-родительски, с любовию"... Но эти наивные слова возбуждают, разумеется, гневное изумление в Торцове, который и не думал говорить серьезно об отдаче дочери за Митю. "Что, что! -- вскрикивает он. -- Ты уж и рад случаю! Да как ты смел подумать-то? Что они, ровня, что ль, тебе? С кем ты говоришь, вспомни!.." Митя становится перед ним на колени, но это смирение не обезоруживает Гордея Карпыча: он продолжает ругаться. Просьбы дочери и жены тоже остаются бессильны. Но тут-то является им на помощь Любим Торцов,-- озорник, с которым Гордей Карпыч уж достаточно повозился и никакого ладу не нашел. Любим говорит ему то же, что и Коршунов: "Да ты поклонись в ноги Любиму Торцову, что он тебя оконфузил-то",-- и Пелагея Егоровна прибавляет: "Именно, Любимушка, надо тебе в ноги поклониться"... Можно бы ожидать, что Гордей Карпыч, назло домашним, опять упрется и выдумает еще что-нибудь назло. Но он только спрашивает в недоумении: "Что ж я, изверг, что ли, какой в своем семействе?" Из этого вы уже замечаете, что его начинает пробирать великодушие. Раз он уже поставил на своем, прогнав Коршунова, и, следовательно, самолюбие его удовлетворено покамест. К тому же, он уж и утомлен напряжением, которое сделал, и не в состоянии теперь снова собрать ту же энергию для другой борьбы. А тут, вместе с кроткими мольбами жены, допекают его рассуждения и назойливые просьбы брата Любима, который говорит с ним смело и решительно, без всяких умолчаний, подкрепляя просьбы свои доказательствами, взятыми из собственного опыта. Гордей Карпыч как будто затуманивается; он смотрит вокруг себя и не знает, как ему все это понимать и что делать; он ищет внутри себя -- на чем бы опереться в борьбе, и ничего не находит, кроме своей самодурной воли. Она-то и высказывается в последнем его возражении: "Ты мне что ни говори, а я тебя слушать не хочу"... Но Любим не придает особенной важности такому возражению и продолжает свои настояния. Гордей Карпыч окончательно сбит с толку и обессилен; сознание всего окружающего решительно мутится в его голове; он никак не может отыскать своих мыслей, которые никогда и не были крепко связаны между собой, а теперь уж совсем разлетелись в разные стороны. В эту критическую минуту он позволяет себе раскваситься, его прошибает слеза, и он, благодаря брата Любима за назидание, благословляет будущее счастие детей своих... Пользуясь его расположением, и племянник его, Гуслин, которому Торцов запрещал жениться, просит разрешения и получает его... Гордей Карпыч говорит: "Теперь просите все, кому что нужно; теперь я стал другой человек!.."

Какой широкий размах великодушия, подумаешь!.. Так и чуешь какого-то восточного султана, который говорит: "Всё в моей власти! Стоит мне мигнуть, и с тебя голову снимут; стоит сказать слово, и неслыханно роскошные дворцы вырастут для тебя из земли. Проси, чего хочешь! полмира могу я взять и подарить, кому хочу"... Разница только в размерах, а сущность дела та же самая в словах Торцова. Дай ему какой-нибудь калифат, он бы и там стал распоряжаться так же точно, как теперь в своем семействе. Дурил бы, презирая все человеческие права и не признавая других законов, кроме своего произвола, а подчас удивлял бы своим великодушием, основанным опять-таки на той мысли, что "вот, дескать, смотрите: у вас прав никаких нет, а на всем моя полная воля: могу казнить, могу и миловать"!.. Счастливы мы, читатель, что живем в настоящее время, когда у нас порывы подобного великодушия невозможны!.. Ими можно пользоваться в известные минуты, как воспользовались Митя и Любовь Гордеевна: их дело выиграно, хотя Гордей Карпыч, разумеется, и не надолго останется великодушным ж будет после каяться и попрекать их своим решением.. Но подобные выигрыши ненадежны. Когда вы рассчитываете, как устроить свою жизнь, то, конечно, не будете основывать своих расчетов на том, что, может быть, выиграете большое состояние в лотерею. Так точно в разумной сознательной жизни невозможно рассчитывать и на выигрыш великодушия самодура... Пусть лучше не будет этих благородных, широких барских замашек, которыми восторгались старые, до идиотства захолопевшие лакеи; но пусть будет свято и неприкосновенно то, что мне принадлежит по праву; пусть у меня будет возможность всегда употреблять свободно и разумно мою мысль и волю, а не тогда, когда выйдет милостивое разрешение от какого-нибудь Гордея Карпыча Торцова...

Но бессилие и внутреннее ничтожество самодурства не выдается еще в этих комедиях с такой поразительной яркостью, как в небольшой комедии "В чужом пиру похмелье". Здесь есть все -- и грубость, и отсутствие честности, и трусость, и порывы великодушия,-- и все это покрыто такой тупоумной глупостью, что даже люди, наиболее расположенные к славянофильству, не могли одобрить Тита Титыча Брускова, а заметили только, что все-таки у него"= душа добрая... Аграфена Платоновна, хозяйка квартиры, где живет учитель Иванов с дочерью, отзывается о Брускове как о человеке "диком, властном, крутом сердцем, словом сказать,-- самодуре". На вопрос Иванова: что значит самодур? -- она объясняет: "Самодур -- это называется, коли вот человек никого не слушает: ты ему хоть кол на голове теши, а он все свое. Топнет ногой, скажет: кто я? Тут уже все домашние ему в ноги должны, так и лежать, а то беда"... Продолжая свою характеристику, она замечает, что "насчет плутовства -- он, точно, старик хитрый; но хоть и плутоват, а человек темный. Он только в своем доме свиреп, а то с ним, что хочешь делай, -- дурак дураком; на пустом спугнуть можно". И действительно, из пьесы оказывается, что все слова Аграфены Платоновны справедливы. Она же сама, ни с того ни с сего, берет с Брускова, зашедшего в квартиру Ивановых, тысячу целковых за расписку, в которой сын его, Андрей Титыч, обещается жениться на дочери Иванова. Расписка эта и сама по себе ничего не значит, да Иванов с дочерью и не знают о ней и претензии никакой не имеют; все это сама хозяйка устраивает, желая их облагодетельствовать.. Но Брусков, как темный человек, вполне освоившийся, с обычаями "темного царства", не входит ни в какие соображения. Во-первых, он всегда готов к тому, что его обманут, так как он сам готов обмануть всякого. Поэтому, прочитав бумажку, показанную ему Аграфеной Платоновной, он преспокойно замечает: "Это, то есть, насчет грабежу. Ну народец!.." И затем начинает торговаться, нисколько не возмущаясь этой историей, а только удивляясь ловкой штуке, которую сочинили с его сыном. Во-вторых -- он ужасно боится всякого суда, потому что хоть и надеется на свои деньги, но все-таки не может сообразить, прав ли он должен быть по суду или нет, а знает только, что по суду тоже придется много денег заплатить. На этом основании, только услышавши от Аграфены Платоновны, что теперь пойдет "дело по делу, а суд по форме", он чешет себе затылок и говорит: "По форме? Нет, уж лучше мы так, между себя сделаемся". И это ему действительно гораздо легче, уж и потому даже, что подобные сделки для него очень привычны. Он так объясняется с женою на этот счет, возвратись от Ивановых:

Тит Титыч. Настасья! Смеет меня кто обидеть?

Настасья Панкратьевна. Никто, батюшка, Кит Китыч, не смеет вас обидеть. Вы сами всякого обидите.

Тит Титыч. Я обижу, я и помилую, а то деньгами заплачу. Я за это много денег заплатил на своем веку.

Настасья Панкратьевна. Много, Кит Китыч, много.

Тит Титыч. Молчи!..

Отсутствие ясного сознания нравственных начал выражается и в обращении, которое Брусков дозволяет себе с Аграфеной Платоновной и с Ивановым, после того как заплатил деньги и получил расписку. Аграфена Платоновна старается его выпроводить, но он усаживается и начинает ругаться, представляя такой резон: "Нет, погоди, -- дай хоть поругаться-то за свои деньги". Но, впрочем, это он так только, зло сорвать хочет: в своих ругательствах он не видит ничего оскорбительного, да и сам не задет за живое. Когда приходит Иванов и, ничего не зная о происшедшей истории, с недоумением смотрит на Брускова, Тит Титыч обращается к нему с такой речью: "Ты что на меня смотришь? На мне, брат, ничего не написано. Деньги-то взять умели. Вы меня хоть попотчуйте чем за мои деньги-то". Иванов просит его уйти; он опять начинает ругаться. Иванов гонит его вон,-- он возражает: "Что ты кричишь-то? Я ведь ничего, я так -- шучу с тобой". Иванов продолжает гнать его, и Брусков подходят к нему и, ударяя его по плечу, говорит: "Поедем ко мне! Выпьем вместе, приятели будем. Что ссориться-то!" Иванов входит в пущий азарт, и Брусков, с неудовольствием замечая: "Ишь ты, какой сердитый!"-- уходит с новыми ругательствами... Пришедши домой, он велит Захару Захарычу, пьянчужке-приказному, писать "такое прошение, чтобы троих человек в Сибирь сослать по этому прощению". Я, говорит, "так хочу и никаких денег для этого не пожалею". Но тут приходит Иванов, узнавший, между тем все дело, приносит деньги, взятые Аграфеной Платоновнои, и просит назад расписку. Брусков тотчас смекает, что Иванов затем ее просит, чтобы потом за нее больше содрать. Но старик учитель разжалобил его, и он спрашивает: "Аль отдать, Сахарыч,-- отдать?" Захар Захарыч говорит: "Ни-ни-ни!" Но Брусков внезапно решает: "А я говорю, что отдать!.. Ты молчи, не смей разговаривать!.." И расписка отдана, и тут же разорвана Ивановым, а через несколько минут Брусков находит, что "деньги и все это -- тлен" и что, следовательно, сын его может жениться на дочери Иванова, хоть она и бедна... "Мое слово --- закон",-- говорит ои и посылает сына -- сватать дочь учителя. "Да помилуйте, тятенька, он не отдаст, возражает сын. "Я тебе приказываю, слышишь,-- говорит Тит Титыч: -- как он смеет не отдать, когда я этого желаю?.. Вы не смейте со мной разговаривать,-- прибавляет он. -- А если не отдаст за тебя, ты лучше мне инк глаза не показывайся!.."

Во всем этом замечательно то, что вся история сама по себе необыкновенно глупа... Если смотреть здраво, то все ее участники хотят невозможного, или, лучше сказать,-- сами не смыслят, чего они хотят. Аграфена Платоновна, не спросясь Ивановых, берёт с Андрея Брускова расписку, а с отца его -- деньги. Тит Титыч хочет услать Ивановых в Сибирь и основывает это на расписке, которую его же выгода требует уничтожить. Иванов убивается, требуя,-- даже не уничтожения, а именно возвращения расписки, что ему вовсе не нужно, и только возбуждает справедливые подозрения в Брускове... Все это совершенно нелепо и бессмысленно, как сам Брусков и вся его жизнь. Но всего глупее -- роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет вся, эта история и который сам, по его же выражению, "как угорелый ходит по земле" и только сокрушается о том" что у них в доме "все не так, как у людей" и что его "уродом сделали, а не человеком". И в самом деле,-- смешно посмотреть, что" с ним делают. Парню уж давно за двадцать, смыслом его природа не обидела: по фабрике отцовской он лучше всех дело понимает, вперед знает, что требуется, кроме того и к наукам имеет наклонность, и искусства любит, "к скрипке оченно пристрастие имеет", словом сказать -- парень совершеннолетний, добрый и неглупый; возрос он до того, что уж и жениться собирается... И вдруг он "от тятеньки скрывается!.." Только заслышал, что "сам приехал",-- как и кричит: "Маменька, спрячьте меня от тятеньки",-- и бежит к матери в спальню прятаться... Какая тому причина? Та, что тятенька его женить задумал насильственным образом... Так он, видите, отбегаться думает!.. И способ-то хороший выбрал!.. А зачем тятенька хочет его женить насильно, на то причина одна: что так он хочет... Мать, впрочем, представляет и другую причину: невеста, найденная отцом, очень богата, а "Вам,- по словам Настасьи Панкратьевны,- надо невесту с большими деньгами -- потому -- сами богаты"... Логика неопровержимая!.. И Андрей Титыч ничего хорошенько не может возразить против нее: он уже доведен отцовским обращением до того, что сам считает себя "просто пропащим человеком". А обращеие в самом деле хорошее, если послушать его рассказов Лизавете Ивановне, дочери Иванова. По его словам, у него "крылья ошибены, то есть обрублены как есть". Жениться он должен не по своему выбору, а по приказу отцовскому. "А коли скажешь, что, мол, тятенька, эта невеста не нравится: а, говорит, в солдаты отдам!.. ну, и шабаш! Да уж не то, что в этаком деле,-- прибавляет он,-- и в другом-то в чем воли не дают. Я вот помоложе был, учиться хотел, так и то не велели!.." Лизавета Ивановна советует ему, выбравши хорошую минуту, рассказать отцу откровенно все -- что он способности имеет, что учиться хочет, и т. п. Андрей Титыч отвечает на это: "Он такую откровенность задаст, что места не найдешь. Вы думаете,-- он не знает, что ученый лучше неученого? -- Только хочет на своем поставить... Один каприз, одна только амбиция,-- что вот я неучен, а ты умнее меня хочешь быть".

Ну, скажите, есть ли какая-нибудь возможность вести разумную речь с этими людьми! Отец знает, что ученый лучше неученого, и сыну известно, что отец это знает, и сын хочет учиться, и все-таки отец запрещает, и сын не смеет ослушаться! Отец признает себя неучем, сознает, что это дурно, и боится, чтобы сын его не избежал этого зла!.. Сын знает, что отец только вследствие собственного невежества запрещает ему учиться, и считает долгом покориться этому невежеству!.. Кто разберет эту бессмысленную путаницу, внесенную самодурством в семейные отношения? Кто сумеет бросить луч света в безобразный мрак этой непостижимой логики "темного царства"? Подумаешь, что Андрей Титыч тоже сумасшедший, как его братец Капитоша, который представляет собой еще один любопытный результат семейной дисциплины в доме Брусковых. Но все окружающие говорят, что Андрей Титыч -- умный, и он даже сам так разумно рассуждает о своем брате: "Не пускают,-- говорит,-- меня в театр; ту причину пригоняют, что у нас один брат помешанный от театру; а он совсем не от театру,-- так, с малолетства заколотили очень"... А Андрюша еще не заколочен и все-таки представляет из себя какого-то поврежденного. Уж примирился бы, что ли, с своим положением, как сотни и тысячи других мирятся! Так нет,-- этого не хочет он и тем приводит в отчаяние отца, и мать. Мать сокрушается о нем даже больше, чем о другом сыне своем -- дурачке. Положение Капитоши как-то мало беспокоит ее: оно ей так близко и сродно; она даже потешается над ним, а печалится больше всего лишь о том, что он табачище очень крепкий курит. "Купидоша у нас совсем какой-то ума рехнувший по театру,-- объясняет она своей гостье Нениле Сидоровне. -- Да табак курит, Ненила Сидоровна, такой крепкий,-- просто дышать нельзя. В комнатах такого курить нельзя ни под каким видом, кого хочешь стошнит... Так все больше в кухне пребывает. Вот иногда скучно, позовешь его, а он-то и давай кричать по~ тиатральному, -- ну, и утешаешься на него. С певчими поет басом,-- голос такой громкий, так как словно из ружья выпалит". Стало быть, глупость сына имеет свою приятность для матери!.. Но ум Андрюши внушает ей опасения очень серьезные. "Совсем,-- говорит,-- от дому отбивается: то не хорошо, другое не по нем, учиться, говорит, хочу... А на что ему много-то знать? И так боек, а как обучат-то всему, тогда с ним и не оговоришь; он мать-то и уважать не станет; хоть из дому беги" ... Таким образом, доля самодурства Брускова переходит и к жене его, хоть на словах только,-- и Андрюша, при всей своей любви к знанию и при всех природных способностях, должен вырасти неучем, для того чтобы сохранить уважение к отцу и матери. Они, бедняки, чувствуют, что умному-то и образованному человеку не за что уважать их!..

А отчего же Андрей Титыч, коли уж он действительно человек не глупый, не решается в самом деле удовлетворить своей страсти к ученью, употребивши даже в этом случае некоторое самовольство? Ведь бывали же на Руси примеры, что мальчики, одержимые страстью к науке, бросали все и шли учиться, не заботясь ни о мнении родных, ни о какой поддержке в жизни... Да, но те мальчики, верно, как-нибудь укрылись от мертвящего влияния самодурства, не были заколочены с малолетства; оттого у них и могла развиться некоторая решимость на борьбу с жизнью, некоторая сила воли. От Андрюши и Капитоши Брусковых невозможно требовать ничего подобного. Их, несчастных, колотили в ребячестве, ими помыкают, а подчас потешаются и взрослыми... Где уж тут развиться светлым, независимым соображениям и могучей решимости? Андрея Титыча только разве на то хватит, чтобы впоследствии бушевать, подобно своему отцу, и дурить над другими, в отместку за то, что другие над ним дурили... Так из поколения в поколение и переходит эта безобразная иерархия, в которой тот, кто выбрался наверх, давит и топчет тех, кто остался внизу. Что же ему делать иначе? На этой сплошной толпе байбаков, поднявших его степенство вверх, он только и держится; Он поневоле должен больше или меньше давить ее собою -- иначе сам упадет опять под ноги другим и -- чего доброго -- будет растоптан... А кому же охота быть растоптанным?

Но тут может представляться вопрос совершенно другого свойства: отчего эти байбаки так упорно продолжают поддерживать над собою человека, который ничего им хорошего, окромя дурного не сделал и не делает? Отчего Митя безответен пред Торцовым, Андрюша терзается, но не смеет слова сказать Титу Титычу и пр.? Отчего целое общество терпит в своих нравах такое множество самодуров, мешающих развитию всякого порядка и правды? В обществе, воспитанном под влиянием Торцовых и Брусковых, нет решимости на борьбу. Но ведь нельзя не сознаться, что если самодур, сам по себе, внутренне, несостоятелен, как мы видели это выше,-- то его значение только и может утверждаться на поддержке других. Значит, тут и особенного героизма не нужно: только не давай ему общество этой поддержки, просто -- немножко расступись толпа, сжатая для того, чтобы держать на себе какого-нибудь Торцова или Брускова,-- и он сам собою упадет и будет действительно задавлен, если и тут обнаружит претензию на самодурство... Отчего же в обществе столько десятков и сотен лет терпится это бессильное, гнилое, дряхлое явление, давно уже отжившее свой век в сознании лучшей, истинно, образованной части общества? На это есть две важные причины, которые очень ясны из комедии Островского и на которые мы теперь намерены обратить внимание читателей.

О драматурге опирается на краткий очерк жизни и творчества, открывающий главу об Островском в учебнике литературы для 9 класса. Сообщения учащихся конкретизируют те разделы этого слова, которые непосредственно относятся к созданию комедии «Бедность не порок». С марта 1850 года Островский стал одним из основных сотрудников журнала «Москвитянин». Вокруг драматурга начали собираться молодые люди, которые прославляли русскую песню и даже пьянство прощали как страсть русской души, не знающей меры.

Идеи «москвитян» принято считать разновидностью славянофильства, сосредоточенного вокруг идеи национальной самобытности, сохранившейся в среде крестьянства и патриархального купечества. Поэтический образ мира народной культуры и нравственности, созданный в пьесе «Бедность не порок», своим обаянием, чистотой противостоит самодурству, но недостаточно защищен от его дикости. Прекрасны, поэтичны, очень подлинны в пьесе картины святочного веселья.

Осенью 1853 года Островский читал написанную им комедию «Бедность не порок» в разных московских домах. «Успех последней моей комедии, - писал Островский, - превзошел не только ожидания, а даже мечты мои».

3-й урок . Учащиеся самостоятельно анализируют образы пьесы на основе ранее выполненных письменных работ. «Мне поручена роль...» (Как вы себе представляете данного героя и как бы вы его играли на сцене?)

Обобщающая беседа по групповым заданиям:

1-й ряд - «Пьесы Островского - пьесы жизни».
- 2-й ряд - «Народность драматургии Островского».
- 3-й ряд - «Островский - чародей языка». Завершающее слово учителя.

Индивидуальные предварительные задания:

Подготовьте воспроизведение песен из комедии «Бедность не порок».
- Выразительное чтение монолога Любима Торцова из 3-го действия.
- Чтение фрагмента из стихотворения Ап. Григорьева «Искусство и правда» (от слов «И вот пришла пора другая...» до слов «Но с русской чистою душой»).
- Островский скрыто прокомментировал своих героев - дал им говорящие имена и фамилии, например Самсон Силыч Большов, Тигрий Львович Лютов. Он игра л сочетаниями несоединимых качеств: Тихон Кабанов, Платон Зыбкин и т. д. Ответьте на вопросы: как вы объясняете то, что одному из братьев Торцовых автор дал имя Любим, а другому - Гордей? Какие качества людей подсказываются именами и фамилиями - Африкан Коршунов, Любовь, Гуслин, Разлюляев?

После чтения фрагментов текста пьесы уместна беседа, основу которой могут составить следующие вопросы и задания:

Как вы думаете, почему пьеса начинается со сцены, где Егорушка рассказывает Мите о делах в доме Торцовых: ведь Митя должен знать об этом не хуже его? Каким образом драматург посвящает нас в отношения Любы и Мити?
- Как называется та часть произведения, которая знакомит нас с местом и временем действия, представляет основных героев и их взаимоотношения, но где еще нет завязки действия, не обозначился конфликт, определяющий содержание пьесы? Зачем Островский создает такую развернутую экспозицию? Что мы узнали о персонажах пьесы после 1-го действия?
- Пусть школьники озаглавят важнейшие эпизоды 2-го и 3-го действий, определив завязку, развитие, кульминацию и развязку действия комедии, например: действие 2, явление 5 («Ну-ка, тряхнем стариной!»), явление 6 («Сам приехал!»), явление 10 («Ты, дура, сама не понимаешь своего счастья»); действие 3, явление 1 («Налетел ястреб, как снег на голову...»), явление 8 («Я бы, кажется, всякую моду подражал!») и т. д.

Беседа по 2-му и 3-му действиям завершается обобщающими вопросами:

В чем проявляется самодурство Гордея Карпыча? Чем его поведение отличается от поведения Коршунова? Кто из героев пьесы в наибольшей степени воплощает замысел автора? Почему эта не всегда веселая пьеса названа комедией? Как бы вы определили характер смеха, который вызывают Коршунов и Гордей Торцов? Почему в устах Гордея и Коршунова не звучат песни, пословицы , прибаутки?
- Н. Добролюбов назвал произведения Островского «пьесами жизни». Как вы понимаете это определение? Зачем, по вашему мнению, драматург вводит в пьесу Гуслина, Анну, мальчика, Разлюляева и других персонажей, не связанных с развитием действия, с конфликтом, определяющим сюжет пьесы?
- Драма - это изображение жизни в формах самой жизни. Покажите на примерах из пьесы «Бедность не порок», как Островский изображает установившийся порядок жизни.
- Прочитайте ремарки автора к явлению 10 действия 2-го, относящиеся к Любе. Почему там повторяется глагол «кланяется»?
- Чем объяснить случайность развязки пьесы? Что, собственно, так подействовало на Гордея в монологе его брата? Не хочет ли автор показать, что торжество добра есть подчас счастливый случай в этой среде? Поведение Гордея неразумно. Согласны ли вы со словами: «Где же взять разумности, когда ее нет в самой жизни, изображаемой автором»?

Важно при анализе пьесы подчеркнуть, что Островского интересует прежде всего жизнь русского общества, русского человека. И. Тургенев видел силу таланта Островского в его близости к русской жизни: «Ни в одном из наших писателей русский дух не веет с такой силой, не играет так, как в Вас». Островский и сам это понимал. В письме Некрасову он утверждал: «Ведь мы с вами только двое настоящие народные поэты, мы только двое знаем его (народ. - Авт.), умеем любить его сердцем и чувствовать его нужды, без шаблонного западничества и без детского славянофильства».

Народность понималась Островским всегда конкретно, вместе с тем широко. Именно поэтому он так высоко ценил драму как род литературы: «Драматическая поэзия ближе к народу, чем все другие отрасли литературы». Драмы пишутся не только для образованных, но для всего народа и зависят от зрителя больше, чем роман от читателя.

Замечено, что именно зритель и читатель, как и автор, и его герой Любим Торцов, с радостью смотрят на ушедший почти сказочный мир человеческого единства, воплощенный в мотиве народного праздника, и с горьким сознанием, что мир этот ушедший не устоял перед натиском новых хищнических деловых отношений.

Кто из героев пьесы в своем духовном облике и жизненном поведении олицетворяет линию народной песни? Кого из персонажей пьесы назвали «песенной героиней»? Обоснуйте с помощью текста утверждение, что вся душа Любови «как бы пропета, прокомментирована лирическими песнями».
- С каким героем прежде всего связано авторское отношение к жизни? Почему именно пьяница Любим Торцов воплощает пробуждающееся чувство сопротивления самодурству? Почему Любим считает, что «...кабы я беден был, я бы и человек был»? Как в пьесе проявляется любовь драматурга к русским нравам и обычаям? Как выражается в ней талантливость людей из народа?

Ап. Григорьев в своих стихах приветствовал Любима Торцова как наиболее полное выражение русской души:

Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой.
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской чистою душой.

Метко сказано, что театр Островского - речевой театр. Следует спросить учеников, как они понимают утверждение: «Островский - чародей языка»? Часто отвечают, что у него в пьесах красивый, поэтически богатый язык. На самом деле у Островского поэтически говорит тот, кто в душе поэт. А у одной из его героинь в роли всего 263 слова, нет ни одного глагола, 60 раз повторяется слово «уж». У Островского каждый персонаж говорит своим языком. Речь героев - важнейшее средство их характеристики. Предложите учащимся объяснить особенности речи тех персонажей, которых они избрали для чтения по ролям.

Справедливо отметил И. С. Тургенев речевое мастерство А. Н. Островского: «Эдаким славным, вкусным, чистым русским языком никто не писал до него... Ах, мастер, мастер этот бородач!..»

Театральный режиссер нашего времени Л. Додин обратил внимание на современность, даже злободневность драматургии Островского: «Островский - один из немногих отечественных драматургов, максимально учитывающих возможности и способности театра. К тому же наше время походит на эпоху Островского с ее грубостью, инфантилизмом и ограниченностью, со стремлением „урвать“... когда обмануть и унизить ничего не стоит».

И еще одно - главное - выделил в творчестве Островского писатель И. А. Гончаров: «Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: „У нас есть свой, русский, национальный театр. Он по справедливости должен называться „театр Островского“.

(По материалам А. Анастасьева, Ц. Балталона, Aп. Григорьева, С. Дурылина, А. Журавлевой, М. Макеева, В. Медведева, В. Некрасова, А. Новиковой, С. Петрова, С. Пирогова, А. Ревякина, В. Филиппова, Е. Холодова, А. Штейна и др.)

В. Я. Коровина, И. С. Збарский, В. И. Коровин, Литература 9 класс. Методические советы - М.: Просвещение, 2003. - 162 с.: ил.

Василий Перов. Портрет А.Н. Островского (1877) Александр Николаевич Островский родился 31 марта (12 апреля) 1823 года в Москве на Малой Ордынке. Отец его, Николай Федорович, был сыном священника; окончил Костромскую семинарию, затем Московскую духовную академию, однако стал практиковать как судебный стряпчий, занимаясь имущественными и коммерческими делами; дослужился до чина титулярного советника, а в 1839 году получил дворянство. Мать, Любовь Ивановна Саввина, дочь пономаря, рано ушла из жизни, когда Александру шел всего восьмой год. В семье было четверо детей. Семья жила в достатке, уделялось большое внимание учёбе детей, получавших домашнее образование. Через пять лет после смерти матери отец женился на баронессе Эмилии Андреевне фон Тессин, дочери обрусевшего шведского дворянина. С мачехой детям повезло: она окружила их заботой и продолжила заниматься их обучением.

Московский дворик. В. Поленов Детство и часть юности прошли в центре Замоскворечья. Благодаря большой библиотеке отца Островский рано познакомился с русской литературой и почувствовал наклонность к писательству, но отец хотел сделать из него юриста. Окончив в 1840 году гимназический курс в 1-й Московской гимназии (поступил в 1835), Островский поступил на юридический факультет Московского университета, но окончить курс ему не удалось, потому что он поругался с одним из преподавателей (учился до 1843). По желанию отца, Александр поступил на службу писцом в суд. В московских судах служил до 1851

С молодости Островский испытывал страстное увлечение театром, был близко знаком с артистами Малого театра: П. С. Мочаловым, М. С. Щепкиным, П. М. Садовским. В 1851 он оставил службу и всецело посвятил себя литературно- театральной деятельности. Работа в московских судах, изучение купеческих исков, которыми часто занимался отец Островского, снабдили будущего драматурга богатым жизненным материалом, связанным с бытом и нравами российского купечества, и позволили ему впоследствии создавать произведения, в которых художественная яркость характеров тесно переплетается с их реалистичностью. Портрет работы художника Н.В. Неврева М. Щепкин. Драматург А. Н. Островский (), актёры М. Н. Ермолова (), П. С. Мочалов (), М. С. Щепкин () и П. М. Садовский (). Почтовая марка СССР 1949 г.

9 января 1847 в газете Московский листок была опубликована сцена из комедии Островского Неосторожный должник, названной позже Свои люди сочтемся. Она принесла литературную известность Островскому. Пьеса вызвала одобрительные отклики H.В. Гоголя, И. А. Гончарова. К постановке на сцене комедия была запрещена, Влиятельное московское купечество, обиженное за все свое сословие, пожаловалось «начальству»; а автор был уволен со службы и отдан под надзор полиции по личному распоряжению Николая I (надзор был снят только после воцарения Александра II). На сцену пьеса была допущена только в 1861 году. А. И. Любезнов – Большов В спектакле «Свои люди – сочтёмся». Малый театр

Начиная с 1853 и на протяжении более чем 30 лет новые пьесы Островского появлялись в московском Малом и петербургском Александринском театрах почти каждый сезон. Несмотря на то, что его пьесы делали хорошие сборы и что в 1883 г. император Александр III пожаловал ему ежегодную пенсию в 3 тыс. рублей, денежные проблемы не оставляли Островского до последних дней его жизни. Здоровье не отвечало тем планам, какие он ставил перед собой. Усиленная работа быстро истощила организм; 14 июня (по старому стилю 2 июня) 1886 г. Островский скончался в своем костромском имении Щелыково. Похоронили писателя там же, Скончался А. Н. Островский 2 июня 1886 г. похоронен на церковном кладбище у Храма во имя Святителя Николая Чудотворца в селе Николо- Бережки Костромской области. Памятник Островскому у Малого театра в Москве

«Колумб Замоскворечья». Театр Островского Именно с Островского начинается русский театр в его современном понимании: писатель создал театральную школу и целостную концепцию театральной постановки. Сущность театра Островского заключается в отсутствии экстремальных ситуаций и противодействия актёрскому нутру. В пьесах Александра Николаевича изображаются обычные ситуации с обычными людьми, драмы которых уходят в быт и человеческую психологию. Герои его произведений люди из незажиточной среды выступают как носители правды и человечности. Основные идеи реформы театра Театр должен быть построен на условностях (есть 4-я стена, отделяющая зрителей от актёров); Неизменность отношения к языку: мастерство речевых характеристик, выражающих почти все о героях; ставка не на одного актёра; «люди ходят смотреть игру, а не самую пьесу её можно и прочитать».

Купчиха за чаем 1918 Купчиха с покупками 1920 Творчество А. Н. Островского и живопись Б. М. Кустодиева неразрывно связаны с изображением патриархальной Руси, Замоскворечья, населённого купечеством. Русское общество второй половины XIX века делилось на шесть сословий, среди них видное место занимали купцы. Они считались привилегированным сословием, освобождались от рекрутской повинности и телесных наказаний. Но, по сравнению с дворянами, это сословие считалось второсортным. Купцы играли не малую роль в жизни общества.

Купец 1920Купец 1918 А. Н. Островский вывел на сцену разные типы купцов, «поворотил нас лицом к купцу». Вся жизнь писателя с детства связана с Замоскворечьем. Купеческим районом старой Москвы. Картины своеобразных нравов и быта Замоскворецкого купечества с раннего детства глубоко запали в душу драматурга. Здесь живой и наблюдательный мальчик набрался впечатлений о жизни купеческих особняков и их обитателей, которых впоследствии изображал в своих пьесах. Островский писал: «Тогда ещё тихое Замоскворечье, населённое богатыми купцами и вообще людьми достаточными, было особым миром. Там, в просторных домах, окружённых всевозможными службами и большими садами, мирные обитатели вели совершенно замкнутую семейную жизнь».

Выходной 1920 Купцы соблюдали традиции, имели определённые нравственные ценности. Отличались трудолюбием, деловитостью, смекалкой, любовью к своему делу, умением ценить время, умением ладить с людьми. Дома их были всегда большие, с крепкими воротами, мощными засовами, такими были и их лавки. Домашний уклад соответствовал правилам «Домостроя»: младшие слушаются старших, жена подчиняется во всём мужу, дети почитают родителей.

Кустодиев. Купчихи Картина «Купчиха» прекрасна живописной палитрой. На фоне золотистой осени горделиво стоит женщина в лиловом платье. На ней шаль с ярким народным орнаментом. Художник восхищается статной русской красавицей, пышущей здоровьем. И пейзаж, и платье, и сама героиня – это яркий красочный букет. Купчиха. 1915

Первоначальное название пьесы «Гордым Бог противится». Это фраза из Священного Писания, и продолжение у нее такое: «А смиренным дает благодать». Комедия написана А.Н.Островским именно о таких «смиренных» добрых людях и веселых русских святках. Впервые она была поставлена в Малом театре более 150 лет тому назад. Премьера состоялась в Малом Театре 25 января 1853 г при деятельном участии Островского. И надо же такому случиться – именно в это время шли в Москве гастроли знаменитой Рашели! «Трудно было удержаться от сопоставления этих зрелищ слишком нагляден был контраст, и публика Малого театра разбилась на две враждующие партии» пишет Владимир Лакшин. Часть зрителей роптала против представления на сцене «грубых» русских нравов: «Соединяя высокое с комическим, в Бедности не порок автор перенес на сцену изрядно подзабытый к середине века, особенно в богатых московских домах, мир народного святочного веселья песен, плясок, обрядов русского карнавала. Наверное, в его память эти сцены вернулись как эхо воспоминаний замоскворецкого детства. Там было и это до замирания сердца сладкое ожидание праздника, когда на святках появлялись чьи- то румяные лица за морозными окнами, слышались веселые голоса, топот ног и смех в сенях, а потом возникал хоровод масок, коза и медведь с бубном, будто сошедшие с лубочной картинки, бренчанье балалайки или гитары, и старинные песни, гаданья, прибаутки».

Место действия – дом купца Гордея Карпыча Торцова Время действия – Святки Действующие лица Гордей Карпыч Торцов, богатый купец. Пелагея Егоровна, его жена. Любовь Гордеевна, их дочь. Любим Карпыч Торцов, его брат, промотавшийся. Африкан Савич Коршунов, фабрикант. Митя, приказчик Торцова. Яша Гуслин, племянник Торцова. Гриша Разлюляев, молодой купчик, сын богатого отца. Анна Ивановна, молодая вдова. Маша, Лиза подруги Любови Гордеевны. Егорушка, мальчик, дальний родственник Торцова. Арина, нянька Любови Гордеевны. ДействиеI ДействиеII ДействиеIII

К. Е. Маковский. Святочные гадания е годы Свя́тки двенадцать дней после праздника Рождества Христова, до праздника Богоявления (Крещения). Вторым туринским собором в 567 году все дни от Рождества Христова до Богоявления названы праздничными. Между тем, святость этих дней и вечеров во многих местах нарушалась гаданиями и другими суеверными обычаями, уцелевшими от языческих празднеств того же времени года. Действовавший в Российской империи закон запрещал «в навечерие Рождества Христова и в продолжение святок заводить, по старинным идолопоклонническим преданиям, игрища и, наряжаясь в кумирские одеяния, производить по улицам пляски и петь соблазнительные песни». Сцена из комедии А.Н.Островского «Бедность не порок»

Это своеобразное вступление к основному сюжетному развитию. Предваряя это развитие, пролог раскрывает первопричины (подчас весьма далекие по времени) показываемых в произведении событий. Эти первопричины в значительной мере проясняют главный смысл дальнейших проистекающих из них положений и происшествий.

В драматическом произведении экспозиционные данные могут быть или непосредственно сообщены отдельными действующими лицами (например, в комедии А. Н. Островского «Бедность не порок» мы узнаем о первоначальном положении в доме Торцовых и образе жизни Гордея Карпыча Торцова из воспоминаний Пелагеи Егоровны), или могут возникнуть в представлении читателей и зрителей косвенно Как называется та часть произведения, которая знакомит нас с местом и временем действия, представляет основных героев и их взаимоотношения, но где еще нет завязки действия, не обозначился конфликт, определяющий содержание пьесы? Зачем Островский создает такую развернутую экспозицию? Что мы узнали о персонажах пьесы после 1-го действия? Как вы думаете, почему пьеса начинается со сцены, где Егорушка рассказывает Мите о делах в доме Торцовых: ведь Митя должен знать об этом не хуже его? Каким образом драматург посвящает нас в отношения Любы и Мити?

Завязка изображение возникающих противоречий, начинающих развитие событий в произведении. Раскрывая возникшее противоречие, завязка подводит читателей к пониманию темы произведения. Большое содержательное значение имеет и развитие событий, начало которого положено завязкой. В развитии событий обнаруживаются воспроизводимые художниками связи и противоречия между людьми, раскрываются различные черты человеческих характеров, передается история, формирования и роста действующих лиц. Если завязка подводит читателя к пониманию поставленной в произведении проблемы, то развитие действия дает представление о возможных путях ее разрешения.

Кульминация это момент высшего напряжения в развитии действия. Содержательное назначение кульминации заключается в наибольшем заострении проблемы произведения. Развязка пьесы «Бедность не порок» психологически обусловлена, она происходит не столько в результате стечения сюжетных обстоятельств, сколько благодаря столкновению определённых психологических типов, выведенных автором в данном произведении. В этом случае сюжет как раз служит средством для подготовки такого столкновения, но само по себе столкновение не привело бы к желаемому итогу, не встреться в нём именно те характеры, которые должны встретиться. Здесь развязка наступает в результате столкновения двух, и только двух характеров: купца Гордея Торцова и фабриканта Африкана Коршунова. Все прочие действующие лица массовых финальных картин - либо статисты, либо агенты, подготавливающие почву для желанного итога. Даже Любим Торцов, при всей колоритности своей натуры, выступает в роли тонкого психолога-провокатора (провокатора, разумеется, в позитивном значении этого понятия). Свою функцию шута-провокатора Любим Карпыч прекрасно осознаёт, иначе откуда взяться его обещаниям вроде «А я с братом смешную штуку сделаю» ?

Рецензии Белинского «Русский театр в Петербурге» (1841 год). «Какого бы рода и содержания ни была пьеса … содержание её всегда одно и то же: у дураков-родителей есть милая, образованная дочка; она влюблена в прелестного молодого человека, но бедного …; а её хотят выдать за какого-нибудь дурака, чудака, подлеца, или за всё это вместе» – пишет критик. Фабула «Бедности…» почти точь-в-точь такая же: папаша-самодур собирается выдать за скверного во всех отношениях фабриканта умницу-дочку, взаимно влюблённую в доброго, но бедного приказчика, а все положительные герои стремятся воспрепятствовать безумным замыслам отца, заодно устроив счастие любящих сердец. И что за «примитивную» развязку мы наблюдаем: в критический момент появляется хороший человек, который «режет правду- матку», в результате чего всё оканчивается как нельзя более благополучно… На характерах героев, а не на сюжете лежит основная нагрузка действия практически всех пьес Островского, включая «Бедность не порок».

Какие герои, какие психологические типы сталкиваются в развязке пьесы «Бедность не порок»? Два типа характеров должны были столкнуться в финале пьесы «Бедность не порок». Любим Торцов не просто «швыряет правду в глаза», он выступает со своей обличительной речью как раз в тот момент, «момент истины», когда его слова возымеют поистине волшебный эффект. Он как психолог, прекрасно знающий своих «пациентов». На психологическом фоне разворачивается действие пьесы. Любим Торцов апеллирует к брату с призывом устроить счастье Любови Гордеевны и Мити. Ведь дело происходит в святочную неделю, а святки – самое время если не для искренне добрых поступков, то по крайней мере хотя бы для сентиментальных жестов. Чернышевский упрекал Островского, углядев в «перевоспитании» Гордея Торцова некую «идеализацию» купечества. Согласие Гордея Карпыча на брак дочери и приказчика, равно как и последующее его заявление «Просите все, кому что нужно: теперь я стал другой человек» - рождаются под влиянием всё того же психологического момента, но говорить о каком-то действительном, глубинном изменении натуры Гордея Торцова преждевременно. Увидеть в финале комедии некую абсолютную идиллию может только наивный идеалист.

Чем объяснить случайность развязки пьесы? Что, собственно, так подействовало на Гордея в монологе его брата? Не хочет ли автор показать, что торжество добра есть подчас счастливый случай в этой среде? Поведение Гордея неразумно. Согласны ли вы со словами: «Где же взять разумности, когда ее нет в самой жизни, изображаемой автором»? Александр Коршунов – Любим Торцов и Григорий Скряпкин – Митя в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок». Фото Николая Антипова

Дмитрий Кознов – Гордей Карпыч Торцов и Сергей Тезов – Африкан Савич Коршунов в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок». Гордей Карпыч и Африкан Савич – ещё те гордецы и самодуры. Так, по крайней мере, судят о них все окружающие. Автору мало назвать (прямым ли текстом, чужими ли устами) героя таким-то и таким- то, надо его ещё и с д е л а т ь таким. Речевые характеристики главных героев. Бросается в глаза контраст их манер говорить. Речи Гордея Карпыча состоят преимущественно из кратких тяжеловесных фраз, редкая из которых включает в себя больше трёх-пяти слов. Он не стесняется в изобилии употреблять ругательные выражения, коверкает слова, плохо согласует собственную речь, всегда категоричен: ГОРДЕЙ КАРПЫЧ: (строго) Жена! С ума, что ль, ты сошла в самом деле? Не видывал Африкан Савич твоей мадеры-то! Шампанского вели подать… полдюжины… да проворней! Да вели зажечь свечи в гостиной, что новая небель поставлена. Там совсем другой ефект будет. Перед нами действительно человек грубый, малообразованный, но с претензиями на «светскость», натура темпераментная и широкая.

Сергей Тезов – Африкан Савич Коршунов и Любовь Ещенко – Любовь Гордеевна в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок» Африкан Коршунов. Его вкрадчивая речь с обилием уменьшительно-ласкательных суффиксов («дайте ручку», «подарочек», «бриллиантик», «старенёк», «деньжонок» и т.п.), зачастую перебиваемая хихиканьем, сочетается с жёсткостью иных высказываний и действий. Например: КОРШУНОВ: Я говорю: полюбите меня. Что ж, я ещё не стар… (Смотрит на неё) Али старенёк? Хе, хе, хе… Ну что ж, не беда. Зато будете в золоте ходить. У меня ведь деньжонок-то нет, я человек бедный… Так, каких-нибудь сот пять тысяч… хе, хе, хе, серебром!.. (Берёт её за руку).

Не только Африкан Коршунов, Гордей и Любим Торцовы психологически тонко выписаны автором «Бедности…». Все ведущие действующие лица – Любовь Гордеевна, Пелагея Егоровна, Митя, Гуслин, Разлюляев, Анна Ивановна, Егорушка – являют собой яркие психологические портреты. Это достигается прежде всего стилизацией речевых характеристик каждого героя, потому как в драме, в отличие от прозы, других способов сообщить внутреннюю организацию и сиюминутное состояние души персонажа практически не остаётся. Как вы понимают утверждение: «Островский чародей языка»? На самом деле у Островского поэтически говорит тот, кто в душе поэт. А у одной из его героинь в роли всего 263 слова, нет ни одного глагола, 60 раз повторяется слово «уж». У Островского каждый персонаж говорит своим языком. Речь героев важнейшее средство их характеристики. Объясните особенности речи тех персонажей, которых вы избрали для чтения по ролям. Справедливо отметил И. С. Тургенев речевое мастерство А. Н. Островского: «Эдаким славным, вкусным, чистым русским языком никто не писал до него... Ах, мастер, мастер этот бородач!..»

Ремарки здесь также существенны. Благодаря им можно заметить, как под покровом обтекаемой речи скрываются хищные повадки. Такая «гремучая смесь» внешней угодливости и даже почти что самоиронии, но – в то же время – и внутренней жёсткости, точнее – жестокости, оставляет зловещее впечатление. Из реплик Африкана Савича складывается образ человека не просто недоброго, а хищного, при том закомплексованного, следовательно, злопамятного; не просто властолюбца и самодура, подобного Гордею Торцову, а морального садиста, ничего не забывающего и никого не прощающего. Прочитайте ремарки автора к явлению 10 действия 2-го, относящиеся к Любе. Почему там повторяется глагол «кланяется»? Дмитрий Кознов – Гордей Торцов в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок»

Сергей Потапов – Гриша Разлюляев в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок». Фото Николая Антипова Денис Курочка – Яша Гуслин в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок». Фото Николая Антипова Н. Добролюбов назвал произведения Островского «пьесами жизни». Как вы понимаете это определение? Зачем, по вашему мнению, драматург вводит в пьесу Гуслина, Анну, мальчика, Разлюляева и других персонажей, не связанных с развитием действия, с конфликтом, определяющим сюжет пьесы?

Дмитрий Кознов – Гордей Карпыч комедии А.Н.Островского «Бедность не порок» Островский скрыто прокомментировал своих героев дал им говорящие имена и фамилии, например Самсон Силыч Большов, Тигрий Львович Лютов. Он играл сочетаниями несоединимых качеств: Тихон Кабанов, Платон Зыбкин. Как вы объясните то, что одному из братьев Торцовых автор дал имя Любим, а другому Гордей? Какие качества людей подсказываются именами и фамилиями Африкан Коршунов, Любовь, Гуслин, Разлюляев?

Обобщающие вопросы по 2-му и 3-му действиям: В чем проявляется самодурство Гордея Карпыча? Чем его поведение отличается от поведения Коршунова? Кто из героев пьесы в наибольшей степени воплощает замысел автора? Почему эта не всегда веселая пьеса названа комедией? Как бы вы определили характер смеха, который вызывают Коршунов и Гордей Торцов? Почему в устах Гордея и Коршунова не звучат песни, пословицы, прибаутки?

Кто из героев пьесы в своем духовном облике и жизненном поведении олицетворяет линию народной песни? Кого из персонажей пьесы назвали «песенной героиней»? Обоснуйте с помощью текста утверждение, что вся душа Любови «как бы пропета, прокомментирована лирическими песнями». С каким героем прежде всего связано авторское отношение к жизни? Почему именно пьяница Любим Торцов воплощает пробуждающееся чувство сопротивления самодурству? Почему Любим считает, что «...кабы я беден был, я бы и человек был»? Как в пьесе проявляется любовь драматурга к русским нравам и обычаям? Как выражается в ней талантливость людей из народа? Александр Коршунов – Любим Торцов в комедии А.Н.Островского «Бедность не порок». Фото Николая Антипова

Ап. Григорьев в своих стихах приветствовал Любима Торцова как наиболее полное выражение русской души: Любим Торцов пред ней живой Стоит с поднятой головой, Бурнус напялив обветшалый, С растрепанною бородой. Несчастный, пьяный, исхудалый, Но с русской чистою душой. Зритель и читатель, как и автор, и его герой Любим Торцов, с радостью смотрят на ушедший почти сказочный мир человеческого единства, воплощенный в мотиве народного праздника, и с горьким сознанием, что мир этот ушедший не устоял перед натиском новых хищнических деловых отношений. Аполлон Григорьев

Писатель И. А. Гончаров: «Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: У нас есть свой, русский, национальный театр. Он по справедливости должен называться театр Островского. Театральный режиссер нашего времени Л. Додин обратил внимание на современность, даже злободневность драматургии Островского: «Островский один из немногих отечественных драматургов, максимально учитывающих возможности и способности театра. К тому же наше время походит на эпоху Островского с ее грубостью, инфантилизмом и ограниченностью, со стремлением урвать... когда обмануть и унизить ничего не стоит». Лев Абрамович Додин И. А. Гончаров

Драма это изображение жизни в формах самой жизни. Покажите на примерах из пьесы «Бедность не порок», как Островский изображает установившийся порядок жизни. Подготовьте материал на тему «Любовь в патриархальном мире и её влияние на героев пьесы «Бедность не порок»

Википедия. Журавлёва А. И., Макеев М. С., Александр Николаевич Островский. – М., Журавлёва А. И., Некрасов В. Н., Театр Островского. – М., Лобанов М. П., Островский. – М., 1989 (Серия «Жизнь замечательных людей»).

А. Н. Островский.

Слово о драматурге. Отражение в пьесах реальных общественных противоречий времени. Обзор содержания пьесы «Бедность не порок».

Цели урока: выявить значение драматургии А. Н. Островского; познакомиться обзорно с содержанием пьесы «Бедность не порок»; повторение литературоведческих терминов

Словарная работа: драматическое произведение, комедия, реплика, ремарка.

Ход урока

1. Работа с эпиграфом урока

Вы один достроили здание, в основание которого

положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов.

Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать:

«У нас есть свой, русский национальный театр.

Он по справедливости должен называться «театр Островского».

И. А. Гончаров

Какую сторону дара Островского отметил Гончаров?

2. Активизация мыслительного процесса. Слово учителя

В 1856г. Морское ведомство отправило нескольких молодых талантливых писателей в разные края Российской империи для обследования знаменитых рек России, описания быта и нравов проживающего в тех местностях населения. А.Н.Островский напросился в эту поездку сам. Ему было поручено обследовать верховья Волги. В те времена еще не было точно известно, где начинается Волга: в озере Селигер, или в озере Пенно, или в озерке Волго. А.Н.Островский добрался до самого истока Волги, до того места, где великая русская река берет свое начало, выбиваясь из-под земли малозаметным ручьем. В некотором смысле Островский совершил великое географическое открытие, подобное тому, что было совершено им в 1849 году на литературном поприще в комедии «Свои люди – сочтемся». Сделав героями драматического произведения московских купцов, Островский впервые в русской литературе открыл жизнь и быт Замоскворечья. Кстати, примерно в то же время, когда А.Н.Островский, преодолевая всевозможные трудности, поднимался к истокам Волги, знаменитый путешественник Дэвид Ливингстон обследовал реку Замбези в Южной Африке, стирая с карты белые пятна, которыми были для европейцев внутренние области Африканского континента. Весь цивилизованный мир следил с увлечением за этим путешествием. Заканчивалась эпоха великих географических открытий.

Что же значит «совершить открытие»? Колумб открыл Америку, но это был населенный континент, более того, до Колумба туда плавали викинги. Мы знаем об этом и тем не менее продолжаем говорить: Колумб открыл Америку. Замоскворечье – не Америка, район близкий и известный москвичам и не только москвичам, однако принято считать, что Островский открыл для русского театра и русской литературы нравы и быт Замоскворечья. Так что же такое «открытие»? Поразмышляйте об этом письменно .

3. Жизненный путь драматурга. Слово учителя.

После реформ Петра I наша государственная жизнь потекла по общеевропейскому руслу, хотя в ней были и свои особенности, главная из которых - чрезмерно долго сохранявшееся в России крепостное право. Это резкое разделение на рабов и хозяев усугублялось еще и тем, что дворянство со времен Петра должно было забыть национальное платье, отказаться от старинного бытового уклада и устроить свой быт так же, как жили в это время на Западе. В результате возник глубокий разрыв между образованными сословиями, с одной стороны, и теми, на кого не распространялись жесткие петровские требования жить по-новому: крестьянами, купцами, – с другой.

Они по-разному одевались, по-разному ели и пили, по-разному веселились, и даже общая православная вера не до конца их объединяла: простонародье гораздо тщательнее образованных людей соблюдало церковные обряды, но и нередко примешивало к истинной вере всякие суеверия и небылицы. На Русской земле словно существовали два разных, мало понятных друг для друга мира. Но к середине XIX века границы этих миров стали постепенно стираться. Образованные люди начали искать способы преодоления этого разрыва, восстановления духовного и культурного единства русского народа. А простые, по-старинному жившие люди все чаще были вынуждены сталкиваться с построенным Петром государством: обращаться в суды для разрешения имущественных споров и наследственных дел, получать разрешения на промысел и торговлю в разных государственных учреждениях и т.п. Бюрократический мир, с которым приходилось соприкасаться, был им непонятен, о правах и порядках, установленных государством, они ничего не знали. Здесь их обманывали, запугивали и обирали. Самые живые и умные стали учить своих детей приспосабливаться к «европеизированной» жизни, но на первых порах часто принимали за «образованность» лишь внешние стороны быта высших сословий. Вот в этих-то «пограничных» зонах между богатыми, но еще вчера жившими по старине людьми и новыми требованиями, которые властно предъявляла современная жизнь, и возникает почва для комедийных конфликтов, да еще таких, где смешное переплетено с грустным, ведь причуды власть имущих не только забавны, но и опасны для бедных и зависимых….

12 апреля 1823 года, 180 лет назад, в семье дьякона церкви Покрова в Замоскворечье Николая Островского родился сын, которого нарекли Александром. Сам Николай вскоре оставил службу в церкви и устроился в московский городской суд сначала стряпчим, или помощником прокурора, потом стал адвокатом. Юридическая деятельность отца, бывшего «ходатаем по делам», давала маленькому Александру богатую пищу для наблюдений за реальной жизнью, чаще всего в ее не самых лучших проявлениях: «В его доме с утра до ночи толкались купцы, решая разные свои вопросы, мальчик Островский видел там не одного банкрота, а целые десятки, и разговоров о банкротстве наслышался Бог весть сколько» (Н. В. Берг, друг Островского).
На 9-м году жизни Островского постигла первая жизненная трагедия: умерла сначала бабушка, а потом мать Спустя пять лет после смерти матери отец женился на баронессе Эмилии Андреевне фон Тессин, дочери обрусевшего шведского дворянина. Благодаря незаурядной деловитости отца семья, в которой было четверо детей, жила в достатке. В доме имелась богатая библиотека, приглашались хорошие преподаватели, и Александр смог получить прекрасное домашнее образование знал греческий, латинский, французский, немецкий языки. Кроме названных, овладел английским, итальянским, испанским языками. Приобретение европейской образованности гармонично соединялось в нем с постижением русских традиций и духовности, источником которых были для него мать и особенно бабушка по матери, бывшая просвирней. Просвирни, как никто другой, берегли и сохраняли русские традиции, а кроме того, по выражению А. С. Пушкина, «они говорили удивительно чистым, правильным языком». Любовь к русскому фольклору пробудила в нем также няня со своими сказками и небылицами; недаром, когда спустя много лет уже известного драматурга спрашивали, как возникла его «Снегурочка», он отвечал: «Мне няня сказывала».
В 12 лет А. Н. Островский был отдан в гимназию, по окончании гимназии А. Н. Островский продолжает учебу на юридическом факультете университета. Спустя 2 года он принимает решение уйти, выдвигая в качестве формального повода конфликт с одним из преподавателей, но, скорее всего, его влечет к иной, не юридической, а литературной деятельности. Уход из университета вызывает бурный гнев отца, который в конце концов отказывает сыну в материальной поддержке, из-за чего долгие годы Островский вместе со своей семьей вынужден бедствовать. К слову сказать, женитьба на мещанке без приданого еще более усугубила недовольство родителя, но принесла семейное счастье и добрую атмосферу открытого для всех дома. Ради добычи хлеба насущного будущий драматург устраивается в канцелярию Совестного суда, а чуть позже в Коммерческий суд , где еще более развиваются те впечатления, которые были получены еще в детстве в отчем доме из наблюдений за взаимоотношениями купцов. Перед ним во всей своей неприглядности предстали тайны имущественно-семейных отношений и быта купцов. Он увидел способы обогащения через обход законов, подлоги, познакомился с историями банкротств. Все это нашло впоследствии отражение в его творчестве, даже имена его будущих литературных героев можно найти среди участников судебных разбирательств, в которых участвовал Островский.

Мало кто знает, но первым произведением, которое вышло из-под пера Островского, была вовсе не пьеса, а прозаический очерк «Записки замоскворецкого жителя». Именно здесь мы находим заготовки будущих пьес, прежде всего, в пугающей реалистичности образов. Это именно та среда, из которой прорастут потом многие герои будущих пьес.

А первым драматургическим произведением стала комедия «Несостоятельный должник», сцены из которой 9 января 1847 года были опубликованы в газете «Московский городской листок». Редко кому из драматургов так удается – дебют превратился в шумный триумф. Комедия усердно читалась по трактирам. В трактире у Чугунного моста, самого знаменитого в те годы (хотя бы тем, что привлекала публику машиной с барабанами – единственной в то время на всю Москву), пьеса читалась ежедневно каким-то изгнанным из театра актером-добровольцем вслух. Он не брал денег за чтение, просто просил накрыть ему стол. И жил припеваючи, ведь желающие послушать находились с утра и до полуночи.

Прошло чуть более трех лет, прежде чем пьеса была опубликована полностью под названием «Банкрут, или Свои люди – сочтемся». Это случилось в марте 1850 года в журнале «Москвитянин». И вот тут-то началось такое, чего начинающий драматург не мог предположить.

Во-первых, на него тут же подал в суд его друг детства Дмитрий Горев, в чью семью Островский был вхож, и обвинил, ни много ни мало, в плагиате. Хотя о каком плагиате могла идти речь, если сам Горев никаких пьес не писал, зато Островским была изложена история семьи друга, а все герои были кристально узнаваемы.

Во-вторых, почти сразу после выхода пьесы на автора поднялись московские купцы, которых за живое задел стиль автора, вскрывающего социальные язвы, словно скальпелем. Купцы сразу подали челобитную царю. Тот, хотя и смеялся до колик при прослушивании пьесы, но купечество обижать не стал. В результате Островский с треском вылетел из Коммерческого суда, да еще и попал под надзор полиции.

Долгая судебная тяжба с другом, который требовал большую материальную компенсацию, затянулась на долгие годы. Это был хороший стимул для Островского «отыграться» за свои страдания, и он в своих пьесах никогда не жалел тех, кто живет по законам животной силы, полагая, что деньги и связи решают все. В течение 10 лет комедия была запрещена к постановке, начальник III отделения Дубельт мотивировал это тем, что недопустимо ставить пьесу, в которой все действующие лица - отъявленные мерзавцы. Премьеры же спектаклей по пьесам Островского «Не в свои сани не садись» и «Бедность не порок», состоявшиеся соответственно в 1853 и 1854 годах, принесли автору огромный успех. Зрители, особенно купцы, искали знакомства с драматургом, писали письма ему и актерам, исполнявшим роли. Например, к актеру Малого театра Прову Михайловичу Садовскому один из купцов обращался так: «Верите, я плакал, ей-богу, плакал! Как подумал я, что со всяким купцом это может случиться... страсть! И чудится мне, что я уже на паперти стою и руку протягиваю... Спасибо, голубчик! Я теперь, брат, ничего не пью, будет! Все выпил, что мне положено! Думаю богадельню открыть».

4. Комедия «Бедность не порок».

1 )Словарная работа

Дайте толкование терминам, запишите.

Драматические произведения (др.-гр. drama–действие) воссоздают событийные ряды, поступки людей и их взаимоотношения. Но развернутое повествовательно-описательное изображение в драме отсутствует. Авторская речь здесь вспомогательна и эпизодична. Списки действующих лиц, обозначение времени и места действия; описания сценической обстановки в начале актов и эпизодов, а также комментарии к отдельным репликам героев и указания на их движения, жесты, мимику, интонации (ремарки). Все это составляет побочный текст драматического произведения. Основной же его текст - это цепь высказываний персонажей, их реплик и монологов.

Коме́дия ( κωμῳδία, от κῶμος, kỗmos , «праздник в честь Диониса » и ἀοιδή/ᾠδή, aoidḗ / ōidḗ , «песня») - жанр , характеризующийся юмористическим или сатирическим подходом, а также вид драмы , в котором специфически разрешается момент действенного конфликта или борьбы антагонистичных персонажей.

Реплика (от . replico - возражаю или предваряет или сопровождает ход действия в пьесе . Р. могут пояснять возраст, внешний облик, одежду действующих лиц, а также их душевное состояние, поведение, движения, жесты, интонации. В Р., предпосылаемых акту, сцене, эпизоду, дается обозначение, иногда описание, места действия, обстановки.

2). История создания пьесы

«Бедность не порок» была задумана автором 10 июля 1853 г., а начата 22 августа того же года.

В первоначальной редакции пьеса имела иное заглавие: «Гордым бог противится», и должна была состоять только из двух актов.

К концу 1853 г. «Бедность не порок» была закончена. 2 декабря Островский, после первых публичных чтений комедии в литературных кружках Москвы, писал М. П. Погодину: «Успех последней моей комедии превзошел не только ожидания, но даже мечты мои».

Напечатана была пьеса впервые в 1854 г. отдельной книжкой.

Ни одна из пьес А. Н. Островского не вызвала после своего опубликования таких горячих и принципиальных споров, как «Бедность не порок». 25 января 1854 года комедия была представлена на сцене Малого театра с Провом Садовским, которому посвящена пьеса, в роли Любима Торцова. Сам Островский определял смысл пьесы так: «чтобы иметь право направлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним хорошее», соединяя высокое с комическим, даже сатирическим. Таким является в пьесе изображение самодурства Гордея, которое разъясняется в одной из пьес так: «Самодур - это называется, коли вот человек никого не слушает, ты ему хоть кол на голове теши, а он все свое. Топнет ногой, скажет: кто я? Тут уж все домашние ему в ноги должны, так и лежать, а то беда...» (по С. Дурылину, В. Лакшину, Л. Дудко и Л. Нежурко).

Предназначая «Бедность не порок» для сцены Малого театра, драматург задолго до окончания комедии распределил ее роли между артистами этого театра.

В Петербургском Александрийском театре «Бедность не порок» была впервые поставлена 9 сентября 1854 г.

На сцене Московского Малого театра в течение второй половины ХIХ в «Бедность не порок» ставилась чаще других пьес Островского. В представлениях этой комедии участвовали лучшие силы «дома Островского» Неизменной популярностью пользовалась «Бедность не порок» и на сценах провинциальных театров. Эта пьеса из года в год занимала в репертуаре одно из самых первых мест. (Краткое содержание пьесы – ученик)

5. Обмен мнениями о прочитанном

Вопросы для беседы:

• Н. Добролюбов назвал произведения Островского «пьесами жизни». Как вы понимаете это выражение?
• Можно ли так назвать эту пьесу?
• Драма - это изображение жизни в формах самой жизни. Как в пьесе «Бедность не порок» Островский изображает установившийся порядок жизни?
• Митя и Люба счастливы и довольны, что все так удачно завершилось. Но любовная линия не столь важна. А что важно? Что хотел сказать своей пьесой Островский? (истинные ценности в семье, в патриархальных традициях)
• Когда-то Руссо в «Письме о зрелищах» сделал упрек Мольеру за то, что он осмеивал порок, но не научил нас любить добродетель. Как решает эту задачу Островский? (миру Коршуновых противопоставлен мир положительных героев с их естественным поведением)
• Чем дорожит больше всего Островский в пьесе? Что для него главное в отношениях людей? Что помогает нам это понять? (любовь – вот что главное. Герои – Любовь Торцова, Любим Торцов. Героиня сдержанна внешне, но «сердце свое надорвала». Пьеса утверждает народную веру в то, что «любви золотом не купишь». Такое преданное чувство не может не торжествовать)

6. Домашнее задание

1) Вопросы и задания 12-14 (с. 396), 1-3 (с. 396, рубрика «Развивайте дар слова»).

7. Итог урока

• Можно ли говорить о современности пьес Островского? Докажите.
• Сформулируйте основные особенности стиля Островского.

1. Говорящие фамилии

2. Своеобразные названия пьес

3. Фольклорные моменты

Драматические произведения (др.-гр. drama–действие) воссоздают событийные ряды, поступки людей и их взаимоотношения. Но развернутое повествовательно-описательное изображение в драме отсутствует. Собственно авторская речь здесь вспомогательна и эпизодична. Списки действующих лиц, обозначение времени и места действия; описания сценической обстановки в начале актов и эпизодов, а также комментарии к отдельным репликам героев и указания на их движения, жесты, мимику, интонации (ремарки). Все это составляет побочный текст драматического произведения. Основной же его текст - это цепь высказываний персонажей, их реплик и монологов.

Коме́дия ( κωμῳδία, от κῶμος, kỗmos , «праздник в честь

Подписи к слайдам:

Александр Николаевич Островский. Пьеса «Бедность не порок».

«Вы один достроили здание, в основу которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после вас мы, русские, можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский национальный театр. Он по справедливости должен называться «театр Островского». А.И.Гончаров

Дом-музей А.Н.Островского в Замоскворечье (ул. Малая Ордынка)

Первая Московская гимназия

Московский Университет, куда на юридический факультет, окончив гимназию, поступил Островский

Титульный лист журнала «Московитянин» № 6 за 1850г, в котором была опубликована пьеса «Свои люди – сочтемся»

«Бедность не порок» – гимн русскому купечеству – содержит в себе все приметы патриархального быта: крепость семейных устоев, доверие детей к родителям, нерушимость обычаев, царящих в этой купеческой среде, цельность и ясность мировоззрения, не омраченного никакими новшествами.

Пьеса «Бедность не порок» Пьеса была задумана автором 10 июля 1853 года, а начата 22 августа того же года. В первоначальном варианте пьеса должна была называться «Гордым бог противится» и состоять всего из 2 актов. К концу 1853 г. «Бедность не порок» была закончена. 2 декабря Островский после первых публичных чтений пьесы в литературных кружках Москвы писал М.П.Погодину: «Успех последней моей комедии превзошел не только мои ожидания, но и даже мои мечты». Напечатана впервые комедия была в 1854 году отдельной книжкой.

Александр Евстафьевич Мартынов – актер Малого театра (Африкан Коршунов) Пров Михайлович Садовский – ведущий актер Малого театра (Любим Торцов)

Критика о комедии «Бедность не порок» Ни одна из пьес А.Н.Островского не вызывала после своей публикации таких горячих и принципиальных споров, как «Бедность не порок». Представители демократической критики вступили по поводу ее в острую полемику с славянофилами, которые увидели в этой комедии, и прежде всего в образе Любима Торцова, художественное воплощение своих общественных идеалов. А.Н.Островский (второй слева) в кругу писателей и критиков Москвы

А.И. ЖУРАВЛЁВА, М.С. МАКЕЕВ.

ГЛАВА 3. «БЕДНОСТЬ НЕ ПОРОК»

Драматическое столкновение тысячелетней общенародной укорененной культуры с преломлением новой европейской куль­туры в сознании традиционалистской купеческой среды лежит в основе комедии «Бедность не порок» (1854). Именно этот кон­фликт составляет зерно сюжета пьесы, как бы втягивая в себя все другие сюжетные мотивы, в том числе и любовную линию, и отношения братьев Торцовых. Старинная русская бытовая культура здесь выступает именно как общенародная. Она - вчерашний день современных Островскому купцов, нередко ещё поколение или два назад бывших крестьянами. Быт этот ярок, живописен и в высшей степени поэтичен, по мысли Остров­ского, и драматург всячески стремится художественно доказать это. Веселые, задушевные старинные песни, святочные игры и обряды, связанное с фольклором поэтическое творчество Коль­цова, которое служит образцом для песен, слагаемых Митей о любви к Любови Гордеевне, - все это в комедии Островского не средство оживить и украсить спектакль. Это художествен­ный образ национальной культуры, противостоящей нелепому, искаженному в сознании темных самодуров и хищников образу заемной для России бытовой культуры Запада. Но это именно культура и быт патриархальные. Важнейшим и наиболее привлекательным признаком подобных отношений оказывается чувство человеческой общности, крепкой взаимной любви и связи между всеми домочадцами - и членами семьи, и работ­никами. Все действующие лица комедии, кроме Гордея и Коршунова, выступают как опора и поддержка этой старинной культуры.

И все-таки в пьесе отчетливо видно, что эта патриархальная идиллия - нечто несовременное, при всей своей прелести несколько музейное. Это проявляется в важнейшем для пьесы художественном мотиве праздника. Для всех участников патри­архальной идиллии подобные отношения не будни, а празд­ник, т.е. радостное отступление от обычного уклада, от повсе­дневного течения жизни. Хозяйка говорит: «Святки - х0чу потешить дочку»; Митя, пуская переночевать Любима, объясняет такую возможность тем, что «праздники - контора пустая».

Все герои как бы вступают в своеобразную игру, участвуют в каком-то радостном спектакле, хрупкое очарование которого немедленно нарушается вторжением современной реальности - бранью и грубой воркотней хозяина, Гордея Торцова. Стоит ему появиться, как умолкают песни, исчезает равенство и ве­селье (см. д. I, явл. 7; д. II, явл. 7).

Взаимодействие /праздника и буден выражает в пьесе Ост­ровского соотношение идеальных, с точки зрения писателя, форм патриархальной жизни с той же патриархальностью, ко­торая существует в современном драматургу купеческом быту. Здесь патриархальные отношения искажены влиянием денег и наваждением моды.

Мотив денег, которые, по словам Любима, «дуракам вред­ны», традиционен для пьес Островского. В высшей степени активен и значителен этот мотив в комедии «Бедность не по­рок». С наибольшей последовательностью он реализован в лю­бовной фабуле, но связан также и с линией Любима. «Наваж­дение моды» - это своего рода лейтмотив образа Гордея.

Гордея сравнивали с Журденом, героем комедии Мольера «Мещанин во дворянстве». Основная причина всех бед домаш­них Гордея, судьбами которых он распоряжается самовластно, - его стремление заставить их забыть, что «у нас тятенька-то мужик был», и намерение «жить по-нынешнему, модами зани­маться». Имя героя - явный намек на то, что его обуяла гордыня, да и жена упоминает о гордости мужа. Весь его дом живет по старине, прочно связан с традиционным бытовым укладом, ценит не только русское платье, но и национальные обычаи (святочные игры, ряженье, народные песни). Гордей от жены требует: «Хочешь сделать у себя вечер, позови музыкан­тов, чтобы это было по всей форме»; гостей, по его мнению, угощать нужно не привычными наливками и мадерой, а шам­панским и т.д.

Поведение Гордея объясняется тем, что в соблазн его вво­дит «цивилизованный» современный фабрикант Африкан Савич Коршунов.

В системе образов пьесы Гордей даже именем контрастно соотнесен с образом своего обедневшего брата Любима Торцова. Он выступает как основное препятствие на пути к соединению влюбленной пары, его дочери Любови Гордеевны и бедного приказчика Мити, судьбу которых в конце концов устроит Любим.

Главная причина, по которой Гордей противится счастью дочери, - желание выдать её за Коршунова, переехать в Москву, где бы он «всякую моду подражал <...> сколько бы хватило <...> капиталу». В его затуманенном соблазнами «цивилизации» со­знании прочно убеждение, что дочь его должна быть счастлива с Коршуновым, поскольку в Москве будет «по-барски жить, в каретах ездить»; переняв комически искаженные внешние при­меты «цивилизованного», «барского» житья, Гордей сохранил, однако, в неприкосновенности патриархальные представления о законности своей абсолютной власти над всеми домашни­ми - от жены до приказчиков, о полном и единоличном праве отца решать судьбу дочери. Однако, по мысли Островского и по мнению других героев пьесы, Гордей это право утратил: ведь родители за детей перед Богом отвечают, и отец не должен из-за прихоти, корысти или каприза обрекать дочь на замужество со злым стариком, замучившим свою первую жену, как говорят о Коршунове некоторые персонажи. Нарушает Гордей и ещё одну незыблемую заповедь патриархального мира, когда оби­жает разорившегося и раскаявшегося в своем загуле брата Лю­бима, пришедшего просить у него работу и кров. Глава рода и купеческого дела должен поддерживать своих менее удачливых родственников, тем более невозможно обидеть родного брата.

Показывая «русского Журдена» во всей неприглядности его нелепого, опасного для окружающих, но вместе с тем комичес­кого поведения, Островский и ему не закрывает путь к прозре­нию. С помощью брата Любима и он понимает, что чуть не погубил дочь, и даже публично признается в этом: «Ну, брат, спасибо, что на ум наставил, а то было свихнулся совсем. Не знаю, как и в голову вошла такая гнилая фантазия».

В комедии «Бедность не порок» сталкивается идеальная лю­бовь Мити и Любови Гордеевны, также патриархальная по своей сути, с темным безудержным самодурством Гордея, которое, по мнению Островского, есть лишь искажение и опошление идеи родительского авторитета, насмешка над ней. Не случайно именно Митя напоминает матери своей возлюбленной ос­новной принцип, основную заповедь патриархально понятой обязанности родителей по отношению к детям: «За что девичий век заедаете, в кабалу отдаете? Нешто это не грех? Ведь, чай, вам за неё надоть будет Богу ответ дать». Митя упрекает не за то, что судьбу Любови Гордеевны решили без её ведома и согласия, а за то, что в мужья выбрали плохого, жестокого, страшного человека. Любовь Гордеевна и не мыслит возмож­ности нарушить отцовскую волю и готова покориться ей, при­нимая предстоящий брак как подвиг послушания, как жертву. Очень характерно, что дочь не просит отца послушать её, пос­ледовать её желанию, в отчаянии она молит его: «Тятенька! Не захоти ты моего несчастья на всю мою жизнь!.. Передумай!..» При всем этом Любови Гордеевне не откажешь в своеобразном мужестве. Приняв решение, она проявляет твердость, не хочет никого мучить зрелищем своих страданий. Когда Пелагея Его­ровна, пытаясь ей посочувствовать, хвалит и жалеет Митю, Любовь Гордеевна решительно её останавливает: «Ну, мамень­ка, что там и думать, чего нельзя, только себя мучить».

Островский видит в поведении Любови Гордеевны не раб­скую покорность, тем более не страх перед невзгодами, кото­рые ждут девушку в случае нарушения отцовской воли. Героиню удерживает мысль о моральном долге, как этот долг пони­мается в её среде; «Должна я ему покориться, такая наша доля девичья. Так, знать, тому и быть должно, так уж оно заведено исстари. Не хочу я супротив отца идти, чтобы про меня люди не говорили да в пример не ставили. Хоть я, может быть, серд­це свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, никто мне в глаза насмеяться не смеет». Любовь Гордеевна - человек сильный и цельный. её любовь к Мите искренняя, горячая и с оттенком какой-то взрослой, материн­ской жалости к бедному и зависимому человеку. «Ах, Аннушка, как я его люблю-то, кабы ты знала! <...> Парень-то хороший... Больно уж, он мне по сердцу, такой тихий да сиротливый».

Любовь Мити и Любови Гордеевны опоэтизирована Остров­ским, она представляется ему полным выражением настоящей любви, как её понимают в народной среде. Не случайно поэтому отношения любящих все время сопровождаются как лейтмотивом народными лирическими песнями. Особенно тесно связана, соотнесена с фольклорной стихией Любовь Гордеевна. В соответствии со складом её личности речь героини немногословна и сдержанна, но вся строго выдержана в чисто народном, крес­тьянском стиле. Если в складе речи Мити виден приказчик, в неё проникают обороты и выражения «гостинодворской галант­ности», то речь Любови Гордеевны совершенно лишена подоб­ного налета.

Любовь Гордеевна сама не поет, в её речи нет цитат из песен, она даже немного суховата и лишена яркой поэтической образ­ности. Но зато вся судьба Любови Гордеевны в пьесе Островского как бы «выпета» другими героями. Все повороты её отно­шений с Митей, с женихом, с родителями комментируются любовными лирическими песнями и песнями свадебного обряда. Поэтому не будет преувеличением сказать, что Любовь Гордеев­на - героиня песенная и в высшей степени поэтическая. Она в наибольшей степени близка к народу среди всех героев комедии. Митя стоит как бы на следующей ступеньке, в его облике преобладают, как и у Любови Гордеевны, глубоко симпатичные Островскому народные начала. Драматург подчеркивает доброту Мити, которая так ярко выразилась в его сочувствии Любиму, в стремлении посильно помочь ему. Митя - прекрасный, самоотверженный сын. На попреки Гордея, что он бедно одевается, Митя отвечает: «Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька по крайности ни в чем не нуждается».

Как этого и требует патриархальная мораль, Митя почтите­лен к старшим. Он с сердечным расположением относится к Пелагее Егоровне, находящемуся «в опале» Любиму. Следова­тельно, почтительность Мити бескорыстна и ничуть не связана с видами на какие-то выгоды, ничем не напоминает, напри­мер, почтительность Подхалюзина по отношению к имеющим вес и власть, столь контрастирующую с его беспардонной грубостью к тем, кто либо зависит от него, либо не может уже быть ему полезным. Характерно, что все угнетенные домочад­цы симпатизируют Мите, верят в его доброту и искренность его хорошего отношения. Пелагея Егоровна, сожалея, что дочь просватана и должна расстаться с Митей, говорит о несбыв­шейся надежде молодых людей вымолить согласие Гордея Карпыча на их брак: «А хорошо бы! Полюбовалась бы на старости. Парень-то такой простой, сердцем мягкий, и меня-то бы, ста­руху, любил». В последнем действии Любим, уговаривая брата благословить дочь на брак с Митей, просит: «Пожалей ты и Любима Торцова! <...> Брат, отдай Любушку за Митю - он мне угол даст. <...> Мне работишку дадут; у меня будет свой

горшок щей».

Терпеливо сносит Митя попреки и брань Гордея Карпыча. Вместе с тем в его отношении к хозяину нет и следа угодниче­ства или лести. Он только вежлив, не более.

Митя бескорыстно и самоотверженно любит дочь Гордея. Его разговор с Пелагеей Егоровной о предстоящем браке Лю­бови Гордеевны показывает, что он в отчаянии не только отто­го, что любимая потеряна для него навеки, но едва ли даже не больше оттого, что просватали её за злого, страшного старика. Хотя в своих главных представлениях о жизни, в основных нравственных убеждениях Митя - человек патриархального мира, в нем уже видны некоторые черты, обусловленные влия­нием нового времени. Мы уже не раз обращали внимание на речь Мити, свидетельствующую о его принадлежности к опре­деленной социальной прослойке, - особый приказчичий язык, сочетающий народную основу с признаками «образованности», некоторого городского лоска, «хорошего тона», преломленного в сознании малокультурной купеческой среды. Речь как бы на­мекает на его профессию и связывает с Гордеем Торцовым. С Любимом Торцовым сближает Митю другая черта, обусловлен­ная влиянием нового времени, для Островского черта безус­ловно положительная, - это искренняя бескорыстная тяга к образованию уже в подлинном значении этого слова, тяга к поэзии, к книге. Жизненно правдоподобно, что приобщают Митю к этой культуре стихи Кольцова. Разговор о Кольцове в первом действии как будто бы эпизодический, тем не менее весьма значителен: поэзия Кольцова проникает в среду купе­ческой молодежи. Героям кажется, что Кольцов «в точности описывает» их чувства. Однако нам ясно, что не только «в точ­ности описывает», но и формирует их чувства, воспитывает: недаром непосредственно за этим разговором Митя сообщает, что сочинил песню. Это песня о его собственной любви к Лю­бови Гордеевне, любви, которая так возвышенно понята Ми­тей и его друзьями именно под влиянием кольцовской поэзии. Главным препятствием на пути любящих оказывается в ко­медии воля отца невесты. Казалось бы, мотив этот совершенно традиционный: в основе драмы влюбленных лежит социальное, имущественное неравенство. Первоначально действие и развива­ется именно в этом направлении. Так понимает положение ве­щей и сам Митя. В стихах, сочиненных для Любови Гордеевны, он пишет: «Понапрасну свое сердце парень губит, / Что неровнюшку девицу парень любит». Яша Гуслин воспринимает эту любовь своего друга как несчастье, как нечто безусловно не­сбыточное: «Лучше, Митя, из головы выкинь. Этому делу ни­когда не бывать, да и не раживаться.<...> Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, - да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего». Мотивировка невозможности брака, как видим, чисто денежная.

Но уже во втором действии появляется новый оттенок, мотив, связывающий любовную фабулу пьесы с основным конфлик­том - борьбой исконного, патриархального жизненного уклада и «наваждения моды». Гордей сообщает о решении выдать дочь за Коршунова и приводит причины решения: дело, оказы­вается, не в богатстве жениха, а в желании Гордея иметь своего человека в столице, где он намерен жить и «подражать всякую моду». Загоревшись страстью «подражать всякую моду» и заста­вить забыть, что его «тятенька мужик был», Гордей как бы теряет свою «колею в жизни», начинает чувствовать себя в высшей степени неуверенно, все время боится оплошать и, как всякий человек в таком положении, быстро делается внутренне зависимым, превращаясь в удобный объект для всякого рода влия­ний. Несмотря на свою шумную, но беспорядочную активность, Гордей Карпыч - фигура пассивная, игрушка в руках других людей. Борьба за Гордея и составляет фабулу главного конфликта пьесы, выраженного через столкновение Коршунова и Любима Торцова. История влюбленной пары и поведение Гордея в этой истории оказываются поводом для столкновения двух главных антагонистов пьесы, причем Коршунов выступает здесь как лицо корыстно заинтересованное, как соперник героя-любовника, а Любим Торцов - как бескорыстный защитник справедливости.

Образ Коршунова написан Островским чрезвычайно инте­ресно, совсем по-особому. Решающее значение имеет то, ка­ким он представляется действующим лицам. Пелагея Егоровна считает Коршунова главным виновником «перерождения» Гор­дея Карпыча. И это понимание как бы реализуется в способе изображения героя. Коршунов - злой гений, демон Гордея, а если воспользоваться словами более близкими к лексикону изображаемой среды, - враг, нечистый, мурин, который смущает Гордея. «Уж я так думаю, что это враг его смущает!» - сетует жена Гордея. Характерно особое значение слова «враг», свойст­венное старинному русскому языку: враг - дьявол, искуситель.

Здесь у Островского происходит оживление древнего эвфемис­тического значения и обыгрывание двух смыслов: Коршунов - враг светлого начала, враг всех положительных героев пьесы и попросту враг семьи Торцовых: брак Любови Гордеевны с Кор­шуновым явно не сулит ничего хорошего не только для неё - ни для кого из семьи. И этими героями (исключение - один Любим) Коршунов и воспринимается как нечистый. Чужое и отчасти непонятное, но явно враждебное старому укладу нача­ло дано как загадочное, таинственное. Самое имя Африкана Савича Коршунова - словно и не имя, а прозвище, данное какой-нибудь странницей, ждущей бед из Белой Арапии.

Ореол этой страшной таинственности развеивает Любим. В его судьбе, оказывается, Коршунов тоже играл роль «искусителя». Но в этой истории Коршунов лишается всякой таинственнос­ти, Любим трезво оценивает его как жулика, сознательно разо­ряющего получившего наследство и загулявшего купеческого сына - самого Любима в молодости. По сути дела, «искуси­тель» Коршунов в рассказе Любима превращается просто в вора.

Победа Любима над Коршуновым оказывается поворотным пунктом в судьбе всех героев комедии. И в построении пьесы отчетливо выразился ключевой характер роли Любима Торцова: он своей волей всех спасает, включая и темного, потеряв­шего голову брата Гордея.

В ремарке положение Любима в системе действующих лиц определено именно по отношению к Гордею - «богатому куп­цу». О Любиме же сказано: «... его брат, промотавшийся». Кон­трастная соотнесенность персонажей подчеркнута и семанти­кой имен. По своей фабуле история Любима (о ней он сам рас­сказывает в монологе) - несколько переосмысленная притча о блудном сыне. Сюжет этот, повествующий о горестных при­ключениях молодого человека, вырвавшегося из-под опеки патриархальной семьи и мечтающего пожить по своей воле, пото­му и был весьма популярен на Руси, что выражал долго быв­ший актуальным конфликт. В судьбе Любима этот конфликт претерпевает, однако, характерные изменения. Вместо примирительного финала евангельской притчи - нечто прямо проти­воположное. Сперва он развивается традиционно: блудный сын кутит «по кружалам», в пьесе - развлечения по трактирам («... шпилен зи полька!» - цитирует себя Любим) и посеще­ние театров. Для закутившего купчика это покуда ещё стоит в одном ряду. Есть и традиционный мотив друзей, оставивших юношу после его разорения в кутежах, в которых и они участво­вали за его счет. Финал же этой осовремененной притчи совсем иной, противоположный евангельскому рассказу и его древне­русским вариациям, где отец с распростертыми объятиями встре­чает раскаявшегося сына, дошедшего до крайних пределов нище­ты и позора, живя по своей воле, и мечтающего о возвращении в рай патриархальной семьи. Гордей же (замещающий здесь отца) стыдится брата и не хочет иметь с ним ничего общего.

Еще более важное отличие от притчи - сама суть образа Любима. В евангельской притче круг поисков замыкается, ге­рой возвращается к изначальному состоянию, опыт, обретен­ный в скитаниях, ничем его не обогатил, а лишь подтвердил ценность патриархального существования. Любим же рассмат­ривает свои скитания все же как «науку», горькую, но обога­щающую («...нам, дуракам, наука нужна»). Коренное отличие Любима, выразившееся и в его сюжетной роли, очевидно: в пьесе Островского Любим - единственный действительно «но­вый» человек. Он не только сохранил важнейшие черты народ­ной нравственности (доброта, достоинство, стремление помочь ближним и любовь к людям), но и обогащен ощущением своей личности, индивидуальности, свойством, неведомым патриар­хальному сознанию. Любим принадлежит к типу героев, кото­рых можно назвать авторскими и зрительскими представителя­ми на сцене, героев, которым доверено выражать истину. Лю­бим наряду с Несчастливцевым едва ли не наиболее прямой наследник Чацкого на русской сцене (не по фактуре, конечно, а по своей художественной функции и в какой-то мере - по своему положению по отношению к остальным действующим лицам). А смена образной фактуры и речевой интонации героя, провозглашающего истину, - одно из знамений времени: в ли­тературе середины века появляется целый ряд таких «негерои­ческих» героев, выражающих несомненные истины (ср. Мармеладова в «Преступлении и наказании» Достоевского, многие персонажи Некрасова).

Выступая в фабуле защитником подлинной патриархальной культуры и связанных с ней персонажей, сам Любим иной. Его облик определяется связью с современной Островскому город­ской культурой. Ему одному присущ некоторый налет интеллигентности. Так, он нередко употребляет иностранные сло­вечки и выражения, мимоходом, иронически, но всегда уместно. В его речи и поведении отразилась и театральная культура эпохи (цитаты из популярного репертуара). Элементы городского про­сторечия сочетаются у него с обилием пословиц, поговорок, с народным острословием, местами его монологи походят на ра­ешные сценки (см. д. III, явл. 10). Однако все это именно эле­менты его речевого облика, важные вкрапления в речь, основу которой составляет живой, но вполне правильный и свобод­ный язык москвича середины XIX в. Это особенно заметно в сравнении с молодым героем Митей, только тянущимся к культуре: речь Любима льется свободно и естественно - Митя ско­ван, подбирает слова, мешая простую и искреннюю речь с обо­ротами приказчичьей вежливости.

«Забулдыга» Любим - наиболее здравомыслящий герой в пьесе, он смеется над дворянскими претензиями брата, пони­мает опасную власть денег над темными людьми, ценит скром­ного и честного Митю, видит, в чем состоит истинное счастье племянницы, и умеет спасти её от страшной участи. Весь фи­нал со счастливой развязкой пьесы задуман, спланирован и как по нотам разыгран Любимом. Его план основывается на точ­ном понимании натуры и Коршунова, и брата Гордея.

Таким образом, персонаж, открывающий истину, разобла­чающий злодея, вразумляющий потерявшего «колею в жизни» брата и счастливо соединяющий влюбленных, - Любим Торцов. Столь активная, можно сказать, решающая роль положительного героя в развитии событий - нечастое явление у Островского.

Этот герой произвел очень большое впечатление на совре­менников своей художественной новизной. Оценки колебались от крайнего неприятия («Бедность не порок, да и пьянство не добродетель» - острота, приписываемая великому актеру М.С. Щепкину и многократно повторенная критиками) до вос­торженных строк Ал. Григорьева, посвященных Любиму Торцову в прозе (статьи) и даже в стихах.

Любим Торцов скоро стал популярнейшей «гастрольной» ролью русских актеров, вошел в культурную память, и имя его стало употребляться в нарицательном значении («неправиль­ный», «неблагообразный», герой, проповедующий истину и ус­пешно защищающий слабых).