Попал как кур в ощип значение. «Кур во щах» - Гордый наш язык…

Мне сдается, что пословица изначально звучала вот так: попал, как кур ваще! ))) То есть ни за что попал в переделку, ведь курей не "за что-то" в суп кладут, а "для чего"...
Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать!
П.С. Мой ответ, разумеется, пятнично-шутливый...

А вот и серьезный суботний разбор)
Статья в САР 1789-94:

Щи , щей, сущ., ж. род, множ.
Варево съ говядиною, рыбою и рубленою капустою или другой какой молодой зеленью приправленные...
Пустые щи. Щи съ одною капустою и крупою вареные.

В Словаре 1847 то же самое написано: с говядиною . Словарь Михельсона из 19 столетия сообщает нам:

как кур во щи
(попал) - неожиданно в беду
(Он) на торгах раз так зарвался,
Что словно во щи кур попался!
Н. Макаров. Метаморфозы.
Шел он, шел, да и напоролся сам на свою беду, и попал, как кур во щи: так-таки его и взяли черкесы живьем руками - на ловца и зверь бежит, а он сам сердечный на них и набежал.
В.И. Даль. Где потеряешь, не знаешь.
По М. Беру - "как кур во щи" говорилось о Дмитрии Самозванце.
См. попался как ворона в суп .

Наверное, куры были несколько дезориентированы варевом с говядиною и рыбой ; не ожидая подвоха, спокойно клевали пшено (помните Жар-птицу?) и попадались вместо вышеозначенных животно-рыбных ингридиентов в супец.

Воскресное дополнение.
Слова ощип(ъ) не фиксирует ни один словарь русского языка. Оно встречается исключительно в литературных текстах последних ста с небольшим лет, в составе переосмысленной кем-то поговорки. Возвращаясь к своему пятнично-шутливому предположению (ваще ), я вспомнил древнерусское наречие вотще :

ВЪТЪЩЕ (39) нар. Напрасно:

ничьсо же бл҃го вътъще творити. УСт XII/XIII, 220; имать на пожданиѥ и дрѹгыи м(с)ць. аще же и дрɤгыи м(с)ць преиде вътъще… {прошел напрасно} да бѹдеть ѿлѹченъ КР 1284, 110г; вотще и въсѹѥ трѹдихсѩ. ни во что же бы(с) трѹдъ мои. ПНЧ 1296, 54; тьмь вътъще молѩ (διακενῆς) Там же, 148; аще ли не тьрпиши ѹкоризны. то вътще гл҃ши. Пр 1383, 92а; и будеть вотще крѣпость ваша (εἰς κενόν) ПНЧ XIV, 113а; вотще оскорбиши д҃шю водѹ ѿ жажа приходѩщю погрети ѿ тебе. Там же, 204г; да не вотще трудъ вашь ˫авить(с). (εἰς κενόν) ФСт XIV, 29г; и ѿиметь ˫а бурѩ мо˫а труды. да вотще тружюсѩ. (εἰς κενόν) ГБ XIV, 100а; Иѡнино пр҃рч(с)тво вотще бы(с). СВл XIII сп. к. XIV, 6; вътъще ка˫ати(с) СбСоф к. XIV, 111г; тѣм же не вотще бы(с) поспѣшенье и(х). (εἰς μάτην) ЖВИ XIV–XV, 125в.

Попал как кур вотще ~~~ ни за что попал в переделку, напрасно.
А вообще-то я склоняюсь к мысли, что широкие народные массы на протяжении столетий русской истории могли по-разному воспринимать и понимать это выражение. Но смысл его всегда был примерно одинаков: человек очутился в неприятном и опасном положении.

Решающее соображение в пользу щей . Ощип для кура/курицы абсолютно не страшен , ибо они его уже не чувствуют. Сначала все-таки птицу забивают путем отрубания головы или иным способом, спускают кровь, затем ошпаривают кипятком, а уж потом... потом ощипывают перышки. Ощип не страшен куру, вот ни чуточки)))

Попасть как кур во щи - иносказание, фигура речи. Значение поговорки: быть съеденным своими врагами, потерпеть полный урон.

Куда же попал кур?

Иной хват Всякому делу рад, А возьмется,
Как кур во щи попадется.
Новые русские поговорки и присказки. М., 1853

Популяризация науки о языке— дело не простое. Ведь язык нам дан, как говорится, от рождения, а значит, каждый, кто им пользуется, имеет право считать себя его знатоком. Отсюда частые споры о том, «правильно ли мы говорим?». У каждого человека, естественно, накапливается запас каких-либо прочных языковых ассоциаций, словесных сопряжений, от которых обычно и отталкиваются спорящие. При этом «правильность» нередко понимается излишне прямолинейно — как точное следование этимологии, т. е. первоначальной форме и значению слова или выражения.

На поверку, однако, «правильность» речи далеко не всегда может, более того—и не должна выводиться из научно обоснованного этимологического анализа. Язык, как и все вокруг, непрестанно развивается, и первоначальные формы и значения его единиц могут измениться до неузнаваемости. При этом измененная форма становится иногда настолько привычной, что нет нужды, обнаружив неверность того или иного этимологического толкования, корректировать его на «правильность». Привычное, устоявшееся, ставшее стандартным благодаря регулярной «обкатке» многократным повторением в речи,ы вполне может квалифицироваться как правильное. Особенно если речь идет о спорных случаях, которых в каждом языке немало.

Яркий народный оборот попал как кур вощи — типичное тому подтверждение. О нем спорят уже давно, непременно связывая историю злополучного кура с правописанием. Ленинградский писатель Б. Н. Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим?» считает такую форму оборота ошибкой на том основании, что из KýpOB (т. е. петухов, ибо именно такое значение имеет это древнее русское слово) щей не варят. А раз так, то нынешнее восприятие этой поговорки—лишь искажение исконно «правильного» попал, как кур в ощип, т. е. «в ощипывание» его перьев. «Эту пословицу, — категорически подчеркивает писатель,—не опровергнуть ни ссылкой на словари (пословица древнее!), ни утверждением, что кому-то когда-то довелось есть щи из курицы...» (Тимофеев 1963,267).

Многие ревнители правильности русской речи доверчиво подхватили это утверждение и, популяризируя его, советуют писать не попал как кур во щи, а попал как кур в ощип (Калинин 1965, 24; Ковалевская 1968, 18-19; Вартаньян 1973, 111; Шанский 1985, 108; Фомина, Бакина 1985, 26).

Что ж, пословицу, а точнее, поговорку опровергнуть действительно нельзя. А вот категорическое утверждение Б. Н. Тимофеева о ее якобы единственно «правильном» варианте — можно. И не только потому, что щи с петушиным мясом хоть и редко, а на Руси все-таки варились, но и потому, что такому утверждению противоречит диалектика и логика русской народной речи.

Сведения о щах с куром легко почерпнуть уже из древних кулинарных руководств. Так, в «Росписи царским кушаньям» 1610 г. найдем такое блюдо, как куря во штяхъ. Куря, правда, не совсем петух: это, скорее, курица или цыпленок, но, пожалуй, на вкусовых качествах «штей» половые и возрастные признаки куриного рода не слишком отражаются. Многие лингвисты, писатели, этнографы убеждают нас фактами, что «куроварение» со щами прежде в России было весьма распространено (Редников 1883, 185; Раковский 1962,166; Этерлей 1969,85; Молотков 1971,86-92; Гвоздарев 1982, 57-59). Объясняется даже причина—чисто экономическая—забивания петухов, а не кур или какой-либо скотины: крестьяне летом предпочитают сохранять своих домашних животных, а если уж и режут кого-либо на мясо, то именно петухов, ибо польза хозяйству от них самая малая (Опыт, 63).

Иные сторонники расшифровки нашего оборота как попадания кура именно вощи не настаивают на типичности и распространенности этого крестьянского блюда в мясном варианте, а признают, что щи раньше обозначали преимущественно постную, вегетарианскую пищу. Это, однако, ни в коем случае не исключает возможности попадания кура во щи: просто это было для петуха не совсем обычным, что и породило иронический смысл поговорки (Ильинский 1915, 307; Иванова 1976, 87-94). О такой же интерпретации ярко пишет профессор В. В. Колесов: «Когда создавалась поговорка, еще знали, что никакого мяса "во штях" не бывает, поэтому упоминание о незадачливом куре, который исхитрился попасть во щи, имело особый смысл, как и полагается ехидной поговорке. Попасть в овощную похлебку—это нужно суметь!» (Колесов 1988, 79).

Для объективного этимологического анализа фактов языка, конечно, важно: реальны ли деревенские щи с куром или существовало ли действительно слово ощип "ощипывание", которого теперь нет ни в одном русском словаре, но на которое упорно ссылаются сторонники соответствующей версии. Но еще более важны при таком анализе строгие языковые закономерности, основанные, как и все закономерности, на повторяемости, аналогичности, моделируемос-ти фактов.

И при таком подходе оказывается, что образ попавшего в «ощипывание» петуха намного более индивидуален, чем образ щей с курятиной. Эта индивидуальность особенно бросается в глаза на фоне множества русских народных оборотов подобного типа, где речь идет о безвыходном положении: попасться как мышь в мышеловку, попался как сорокопуд в цапки (т. е. ловушку), попал как сом в вершу (т. е. плетеную рыболовную снасть), попался как мышь в короб и т. д. Эта же смысловая модель характерна и для других языков, где «попасть в капкан», «попасть в сети», «попасть в яму» стали символами крайне бедственной и опасной ситуации.

Возможно, и наш оборот — также не исключение из этой продуктивной модели. Оказывается, в народной русской речи щип> или щап, обозначал прежде именно своеобразную ловушку для птицы. Она представляла собой расщепленную палочку с распоркой, наступив на которую, птица попадала в зажим или, как говорили, в щомы. Словарь В. И. Даля, кстати, определяет значение оборота попасть в щап примерно так же, как и поговорку о куре, — «в тесноту, в щомы, в беду». Трудность такого объяснения, правда, в том, что логика попадания домашнего петуха в лесную ловушку для птиц, как критически верно подмечает В. В. Колесов, в самом деле похрамывает. Нельзя, однако, забывать, что словом кур называли прежде не только домашнего петуха, но и тетерева (ср. куропатка — того же корня), а это позволяет расшифровать нашу поговорку как "попал как тетерев в ловушку"

Первоначальные форма и образ оборота, следовательно, как будто найдены и обоснованы языковой логикой. Можно ли их, однако, считать единственно «правильными»?

Именно «правильного», единственно верного этимологического ответа продолжают требовать от нас читатели. После публикации своих книг и этимологических заметок я получил немало писем с просьбой поставить точку над і в истории злополучного кура во щах. Или — в ощипе. Или — в ощипывании.

Одно из писем—от моего активного корреспондента из города Красноармейска Донецкой области Дмитрия Демьяновича Доверова:

«В русской фразеологии есть немало загадок. Одна из них выделяется, стоит особняком, привлекает внимание. Ее замечают, высказывают мнения, предположения, догадки. Но проходят годы, десятилетия, даже столетия, а загадка остается загадкой. Будто огромная глыба, которую не сдвинешь, или орешек неодолимой крепости. Так что же это за феномен такой недоступный? Речь идет о противоречивом, запутанном-перепутанном, двуликом фразеологическом обороте "Кур в ощип" — "Кур во щи"

Вижу ироническую улыбку скептика, слышу его слова: опять "кур", сколько уж писано и говорено об этом злополучном куре, а воз и ныне там. Согласимся, воз и ныне там, и кур там. Что же мешает куру обрести свойственную ему форму, первородное содержание и подобающее место занять в русской фразеологии? Во-первых, затеряна в пыли веков, покрыта мраком этимология фразеологизма. Во-вторых, традиция, — мы привыкли к сложившемуся положению, к ходу вещей. И, как это часто случается, взгляды оказываются разными. Одни уверовали в форму "кур в ощип", другие предпочитают "кур во щи". В числе тех и других — писатели, публицисты, журналисты.

Итак, разнобой продолжается. Думаю, науке и читателям это небезразлично.

Что же нужно, чтобы раз и навсегда решить проблему кура, разгадать эту злополучную загадку? Нужно немногое: простая логика и объективное мышление, суждение. Практически же надо проанализировать, разобрать по косточкам три основных вопроса, найти на них ответы:

1. Значение фразеологизма—мнимое или подлинное.

2. Что такое "ощип"? Почему это слово стало компонентом формы "Кур в ощип"?

3. Как образовались и совместились две формы, далекие по смыслу одна от другой, — "Кур в ощип" и "Кур во щи"? Почему они употребляются параллельно?

Несомненно, у специалистов и у любителей слова возникнут и другие вопросы, их надо предвидеть, продумать и подготовить ответы точные и ясные. Словом, фразеологизм и его герой Кур должны быть очищены от всего наносного, предстать перед людьми в чистом виде и значении, в первозданной форме. История с куром—это интереснейшее, неповторимое явление в русской фразеологии, широкое поле для исследования, богатый материал для творческого мышления».

Спустя некоторое время я получил от Дмитрия Демьяновича еще одно письмо. В нем поэтически воспроизводится итог многолетних разысканий и размышлений о нашей поговорке:

«Как идут мои дела с "куром"? Думаю, Вам небезынтересно узнать. Осмелюсь сказать: подошли к концу. Поверьте, "эпопея" моя с куром длилась более 15-ти лет. Это немало, да еще на склоне лет. Нелегко приходилось—труд муравьиный: поиск материалов в море книг и периодики, наблюдения, сопоставления, размышления, сомнения. Были тупики, разочарования, тяжелые думы. Не раз даже бросить пытался эту затею. Но кур не отставал, по зернышку клевал мои мозги, не давал покоя. Самым трудным делом — была разгадка слова "ощип" В словарях его нет, даже в 17-томном. В Словаре В. И. Даля оно есть, но толкуется, увы, вне всякой связи с оборотом "Кур в ощип". Слово "ощип" в данной ситуации несет специфическую функцию, присущую только этому обороту. Житейский случай, тонкие наблюдения сельского старичка помогли мне заглянуть в суть слова "ощип" и его связи с оборотом "Курв ощип"

Картина мне ясна. Перед глазами стоит величавый красавец кур. Скажу прямо: не зря отдал ему кусочек жизни, провел с ним немало времени. Что же дальше? Систематизировать материал, отделить важное от малозначительного, определить форму — и писать. Писать: легко сказать! И вот какая закавыка, какая трудность: исследовать люблю, а писанины не терплю. Пишу медленно, со скрипом, но пищу. Пока что готова (вчерне) тодькопервая страница, посылаю 1 экземпляр на Ваш суд. Всех машинописных страниц будет примерно 15. Когда с ними справлюсь, когда отстукаю последнюю — один аллах знает. Хочется написать хорошим слогом, сжато и ясно, так, чтобы поняли и академик, и старушка-хуторянка. И главное, убедительно. Мечты, мечты...»

Д. Д. Доверов, к сожалению, пока не завершил своего многолетнего труда. На первой страничке своего очерка он лишь изложил некоторые, уже известные нам, взгляды своих предшественников. Но я все еще продолжаю ждать его версии о «величавом красавце куре». И искренне желаю ему успеха.

Признаюсь честно: одно время мне казалось, что загадка кура мною решена окончательно. Кур — это лесной тетерев, попавший в приготовленную для него ловушку. В спорах со своими коллегами и учениками, однако, полная уверенность в этой версии тоже поколебалась.

Колеблет (или, как говорят сейчас студенты, «заколебал») ее тот бесспорный факт, что сравнение о куре известно русскому литературному языку уже с XVII — XVIII вв. и с самого начала его отражения в письменной форме оно писалось именно так: попал как кур во щи, а не в ощип. У В. В. Капниста (1758-1823) один из героев говорит: «Я в подозрение как во щи кур попал». Этой же орфографической традиции следовали и следуют многие наши писатели и публицисты:

«Шел он, шел, да и напоролся сам на свою беду, и попал, как кур во щи; так-таки и взяли черкесы живьем руками — на ловца и зверь бежит, а он сам, сердечный, на них и набежал» (В. Даль. Где потеряешь, не знаешь); «Я не обижаюсь и... и не твое дело. Нет, это... Это даже смешно. Я попал, как кур во щи, и я же оказываюсь виноватым!» (А. Чехов. Житейская мелочь);
«Б е к л е ш о в: Коли я не возьму тебя в руки, ты попадешься как кур во щи» (Л. Толстой. Зараженное семейство);
«Вот это бдительность! Вот это я люблю! Попался, товарищ Хиж-няк? Попался как кур во щи!» (М. Шолохов. Поднятая целина); «Малыгин утешался только тем, какого дурака свалял Еграшка модник, попавший как кур во щи» (Д. Мамин-Сибиряк. Хлеб).

Есть, кроме того, все основания подозревать, что именно «ложный» образ петуха во щах, навеянный этой старой поговоркой, стал сюжетной основой известной басни И. А. Крылова о вороне, попавшей в суп французам, равно как и сатирических рисунков на тему «вороньего супа», популярных во времена наполеоновского нашествия (см. очерк «За что ворона попала в суп?»). Ведь во французском языке ничего похожего на наше выражение мы не найдем.

Один из главных поводов для сомнения в «ловушечном» варианте — наличие целой серии диалектных выражений именно о петухе, попадающем в какое-либо месиво или плетиво, и о различных живых существах (от петуха до мухи и таракана), попадающих в кипяток или какую-либо похлебку.

Вот несколько оборотов первого рода: новг. запутался как петух в коноплях (в пакле); пол. wplątał się jak kokosz w zgrzebie; болг. обьрквам се (объркам се) като пате в решето, заплел се кото петел в калчище; с.-х. заплео се као пиле у кучине. Ср. также лит. kaip višta

І pakulas "как курица в паклю (попал)"; латыш, sapinies ká vista pakulâs "запутался как курица в пакле"; вепс, kadoi kana kapkehe "запутался как курица в кудели" и фр. être comme un coq en pâte "быть как петух в тесте".

Эти обороты показывают, что и нашим куром во щах мог быть все-таки не лесной тетерев, а обычный домашний петух. Непонятно, правда, как он тогда попал в ловушку для диких птиц. Попасть в паклю, кудель или в тесто — гораздо более для него оправданно.

Вторая группа выражений дает и достаточно большую «пищевую» модель попадания кура: яросл. втрепался как кур во щи; ирк. попасть как таракан в борщ; новг. попал как гусь в кашу; укр. впав в біду як курка в борщ, впав як курка у сирбавку, впав як котя в борщ, попав як ворона в юшку, улізти як півень в юшку, попасти як муха в окріп (т. е. кипяток), заліз як муха в патоку (в сметану), прилип як муха до смоли и т. п. В пользу такого же толкования говорят и свободные сочетания, не получившие переосмысления, и шутливые пословицы: Таракан во щи втрепался; Дичь во щах, а все тараканы; Волк попал в капкан, муха вощи; И гуся на свадьбу тащат, да вощи.

Для научной аргументации верности той или иной версии, как мы уже неоднократно видели, эффективной является структурно-семантическая модель и обилие вариантов того или иного выражения. В случае с куром во щах она, эта модель, однако, не одна. Получается своеобразное скрещение двух моделей: «попал + птица + в ловушку = попал в беду» и «попал + птица + в жидкое и горячее блюдо = попал в беду».

Какая из них для нашего выражения исходна—трудно судить. Объединяет их, правда, сама идея ловушки, какого-то опасного пространства, куда попадает наш кур. Вот почему можно предположить, что «ловушечная» модель как более активная и универсальная все-таки предшествовала «пищевой» как более конкретной и узкой по распространению.

В любом же случае — то, что писателем Б. Тимофеевым выдавалось за единственно правильное, становится абсолютно неверным. Ни о каком «ощипывании» нашего кура речи быть не может.

Следовательно, «неправильное» давно уже — и совершенно оправданно — обрело в русском литературном языке статус правильного и продолжает жить своей собственной жизнью, как бы его ни истолковывали историки языка. Живет, несмотря на то, что некоторые авторы и редакторы, поверив в «правильность» толкования Б. H. Тимофеева, поспешили скорректировать напиг сание этого оборота. Так, в очерке М. Блок «Жила-была школа», помещенном в «Ленинградской правде» 20 апреля 1972 г., он приводился именно в новой редакции:

«Осенью 1969 года директором назначили Людмилу Ивановну Ткаченко. Вот при ней-то в составе учителей и произошли резкие изменения, большая группа не смогла сработаться с новым директором. Но, может быть, человек, как кур в ощип, попал в окружение склочников, которые покинули школу из личных, корыстных соображений? О, нет. Это учителя по призванию...»

К сожалению, подобная «кодификация» коснулась и некоторых весьма солидных фольклорных публикаций. В последнем сводном сборнике русских народных пословиц и поговорок под редакцией В. П. Аникина, например, наш оборот выведен именно в форме Попал, как кур в ощип (РПП, 260). Выведен, хотя такой формы до появления книги ленинградского писателя о «правильном» написании поговорки не зафиксировал ни один фольклорист. Так стремление к правильности может привести к неправильности.

Такие «коррективы», однако, уже не могут изменить традиции. Не случайно все наши авторитетные словари, включая и новейший Малый академический, узаконивают именно традиционную форму — попал, как кур во щи. Она действительно отражает широко распространенное — пусть и несколько «осовремененное», но вполне «правильное»—восприятие этой древней народной поговорки.

«Кур во щах»

Бывает и так, что старинный словесный образ, основательно подзабытый по причине изменения и культуры, и быта, со временем становится вдруг чем-то важен. Тогда возникает - вполне понятное и обычное - желание его «оживить», то есть как бы понять с точки зрения своего времени, включить и его «образ» в современный образный ряд. И часто приписывают старинному образу вовсе не тот смысл, который слово имело когда-то. Самый яркий пример этого - выражение (попал) как кур во щи . Многие читатели сразу же возразят: не во щи , а в ощип . Найдутся и такие, кто скажет по-иному: в щип или в шип , а не то и что-то иное придумают. Важно, что каждый пытается объяснить почти непонятный теперь образ речения, именно в образе этом отыскивая смысл поговорки.

Попробуем разобраться, кто прав. Петербургский писатель Борис Тимофеев, один из создателей «ощипа», сорок лет назад заметил: «Из кур, как правило, щей не варят. В чем же дело? Куда же в таком случае попал петух (кур в старинном именовании)?»

Писатель волен воображать, историк языка обязан внимать фактам. Факты же таковы. Слово щи происхождением связано со словом сок и похоже на сочень (но в нынешнем сочне сока тоже нет). После многих изменений гласного ъ в корне возникло сложное сочетание счи , шти , сти , а произношение щи стало литературным; между тем именно оно содержанием своим никак не напоминает ни о соке, ни о жидкой похлебке. В старинных текстах находим упоминание о щах репных, капустных, борщевых (из травы борщевика), зеленых и прочих, и просто серые щи - все это постный овощной суп, в котором согласно определению никакого мяса быть не должно, даже куриного (в те отдаленные времена мясные и рыбные отвары одинаково именовались ухой).

Кстати сказать, до недавнего времени пили не лимонады, а именно «кислые щи», которые продавали в бутылках наравне с ягодным или фруктовым квасом. Об этом напоминает бытовая проза XIX века:

В это время хозяйка Лукича появилась в дверях с бутылкою шипящих кислых щей.

И того сделать не могла! - сказал Лукич, приняв от жены бутылку и забив кулаком крепко пробку

И. Генслер

Так и первый учитель малолетнего Герцена, «по обыкновению запивая кислыми щами всякое предложение, толковал» обо всем.

Сок… и, конечно, без всяких кур. Так было и в древности.

«Домострой», русский письменный памятник XVI века, специально говорит о том, как мелкую рыбку, высушив, растолочь в муку: «в пост во шти подсыпают» - в овощной суп.

Когда создавалась поговорка, еще знали, что никакого мяса «во штях» не бывает, поэтому упоминание о незадачливом куре, который исхитрился попасть во щи, имело особый смысл, как и полагается ехидной поговорке. Попасть в овощную похлебку - это нужно суметь! Нет ничего удивительного и в том, что кур попал в ощип. Каждую курицу ощипывают. Но каким образом домашняя птица может попасть «во щип» (в капкан)? Кур ведь не дичь.

Поговорка превратилась в идиому, в которой слова не могут ни склоняться, ни спрягаться, ни заменяться другими, как только стали варить и мясные щи (тогда для овощного отвара установили уточняющее именование пустые щи ).

Впервые «куря во штяхъ» поминается довольно поздно - в «Росписи царским кушаньям» 1610 года. Мясные щи, в том числе и с курятиной, в России, разумеется, варили и позже. Внимательный читатель, должно быть, помнит, что еще шолоховский Нагульнов покупал курей «к лапше да ко щам». Однако такие щи лишь изменили смысл старой поговорки, и не им она обязана своим появлением.

Самая старая запись поговорки сохранилась в хрониках XVII века о Лжедмитрии; она известна в немецко-латинском и русском лексиконе 1731 года. И в древности, и сегодня, в современном фразеологическом словаре, все так же по старинке пишется: «Кур во щи». Изменялись звучание и значение старых слов в связи с изменениями жизненных обстоятельств и даже гастрономических пристрастий, и образный смысл выражения стал понемногу забываться. И вот тогда-то…

Создать новое сравнение на основе старого фразеологизма пытались многие, и делали это искусно. И. А. Крылов, например, «перевел» кура в ворону, а русские щи заменил французским супом («как ворона в суп»). Суп - это похлебка со специями (наши предки их не знали), а ворона - совсем не кур, так что и новое сочетание - не просто «перевод», оно и само содержит в себе тонкую басенную мысль.

Современные писатели решили окончательно «прояснить» старую идиому: «как кур в ощип». Предполагать здесь ощип просто невозможно: ударение в этом слове во все времена могло быть только на втором слоге, это ведь не на ощупь , а в нашем сочетании ударение устойчиво: во щи .

Однако «уточнение» пошло в ход, многие прямо убеждены, что только оно и является верным толкованием идиомы, хотя известно, что чем понятнее идиома, тем она «свежее» по времени и тем больше шансов, что она - не исконно народная. Это толкование все чаще используют и журналисты, которые даже осовременили выражение: «влип, как кур в ощип» - рифма, не делающая чести вкусу. Кстати, в нем ставится уже и запятая, что правильно, поскольку перед нами - сравнение с тем самым куром; в исконной же поговорке запятая не нужна, ибо в устойчивых оборотах запятые никогда не ставятся. Отсутствие запятой - свидетельство древности и подлинности идиомы. Кур в далекие те времена все-таки попал «во щи».

Предлагались и другие объяснения. Попасть во щап - в затруднительное положение; тоже неубедительно. В истории русского языка нет подобного случая, чтобы слово из трех звуков одновременно изменило и ударение, и гласный корня, да еще и утратило конечный согласный, то есть из во щап превратилось в во щи ! Этак можно придумать многое…

Попасть как кур в ощуп - совсем смешно: «щупают» обыкновенно курицу, а кто же в трезвом виде станет щупать петуха? Надуманно и бестолково.

Будем уважать и образный строй и работу мысли наших предков, те словесные образы, что когда-то создали они для нас. Всякая идиома в любом языке - штучный товар, отточенный образ, а образ конкретен.

О. – О «пернатых птицах», о куре, который по неосторожности куда-то попал, и о хитром, изворотливом, чванном гусаке пойдет сегодня речь. На «птичьем дворе» с вами – М.К. и О.С.

М. – Пернатые птицы… Слушай, я от тебя такого не ожидала. Так ведь не говорят!

О. – Еще как говорят, поэтому я и решила привлечь внимание к этому странному биологическому виду. «Переоперившихся птичек» и комментарий по поводу их появления в нашей языковой действительности можно найти в рубрике «Ликбез» интернет-портала «Культура письменной речи». «Скажем, птица - это «покрытое пухом и перьями животное из класса позвоночных с крыльями, двумя ногами и клювом»… Очевидно, что никакое другое животное пернатым называться не может, поэтому следует выбрать один из вариантов: либо - пернатые, либо – птицы», - пишут наши коллеги, замечая, что пернатые птицы ничем не лучше коллег по работе и патриотов Родины.

М. - Языковеды, встречаясь с такими выражениями, говорят о проявлениях лексического плеоназма, смыслового «излишества» (от греч. pleonasmos - избыток, чрезмерность). Каша во рту не приветствуется, это только кашу маслом не испортишь, а речь «масленое масло» не украшает.

О. – Вроде бы все усвоили со школьной скамьи: вкус у масла масленого – дурной, но с каким-то непонятным упорством пытаются свои слова им сдобрить.

М. – Это ты о «перспективах на будущее»?

О. – О них. Опять в новостях одного из федеральных телеканалов слышала, как один из ньюсмейкеров «обрисовал перспективы на будущее». А потом в книге одного из популярных сегодня авторов детективов, Светланы Успенской, эти «перспективы на будущее» нашла. ТщательнЕй бы надо, как говаривал Жванецкий, работать редакторам и корректорам! Народ у нас звучащему с экрана и печатному слову верит свято, масленое масло скушает и не поморщится.

М. – Кстати, уже почти никто не морщится, услышав про «главных фаворитов» соревнований – любимое выражение спортивных комментаторов.

О. – Они ухитряются даже самых главных фаворитов нам представлять.

М. – Давай напомним, какой же смысл у потребовавших перевода иностранных слов. О перспективе (от лат. perspicere «смотреть сквозь, проникать взором») мы говорим тогда, когда имеем в виду дальнейший ход каких-то событий, то, что должно или может произойти, наступить вслед за настоящим. Перспективы – это и есть будущее, или, если хотите, виды на будущее, ожидаемый результат. А фаворит (фр. favorite «любимец», от лат. favor «благосклонность») – это тот, кто имеет наибольшие шансы на первенство, куда уж «главнее»!

О. – И давай еще раз подчеркнем: прейскуранта цен, сервисного обслуживания и народной демократии не может быть, что называется, по определению! Как и пернатых птиц. Кстати, о птичках. Куда у нас все же подевался кур?

М. – Попал как кур ВО щи… Нет, пожалуй, оборота, о котором спорили бы чаще. Пользуются им все, но как произнесут, так и засомневаются: а правильно ли я сказал? Человек, который мало-мальски задумывается над своей речью, слышал, что есть разные версии: то ли кур ВО щи, то ли кур В ОЩИП… А как на самом деле правильно – бог весть!

О. – Ленинградский писатель Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим?» в свое время назвал ошибочной народную, привычную форму «кур ВО щи». Его главный аргумент – то, что из КУРОВ, то есть петухов, щей не варят.А раз так, то это лишь искажение исконно правильного «попал, как кур в ощип», то есть в ощипывание его перьев. Многие ревнители правильности русской речи доверчиво подхватили это утверждение…

М. – И поторопились. Кстати, не только потому, что щи с петушиным мясом хоть редко, а на Руси все-таки варились. Но еще и потому, что этому противоречит логика русской народной речи.

О. – Сведения о щах с куром легко почерпнуть уже из древних кулинарных руководств, пишет Валерий Мокиенко в книге «Почему так говорят». Кстати, была и чисто экономическая причина: крестьяне летом предпочитают сохранять своих домашних животных, а если уж режут кого-то на мясо, то именно петухов, ибо польза хозяйству от них самая малая. И если уж говорить о бытовой стороне дела, то образ петуха, попавшего в «ощипывание», куда более индивидуален, чем образ щей с курятиной.

М. – Есть правда, еще одна версия: в народной русской речи ЩИП (или ЩАП) обозначал прежде своеобразную ловушку для птицы. Это была расщепленная палочка с распоркой, наступив на которую, птица попадала в зажим… Вот только вопрос: как и зачем домашний петух попадал в лесную ловушку для птиц?

О. – Но ведь словом КУР называли прежде не только домашнего петуха, но и тетерева. Тогда мы можем расшифровать оборот про «кура в ОЩИП» как «попал тетерев в ловушку»… Валерий Мокиенко, который излагает эту версию, готов с облегчением вздохнуть: наконец-то решена загадка «кура». Но не тут-то было! Сам же исследователь признает, что в спорах с коллегами и учениками уверенность в этой версии у него тоже поколебалась.

М. – Главное тут вот что: оборот о куре известен русскому литературному языку с 17 века, и с самого начала он писался именно так: «попал как кур ВО щи». ВО ЩИ, а не в ОЩИП! И, несмотря на споры языковедов, все авторитетные словари, включая новейший Малый академический, узаконивают именно традиционную форму – попал, как кур ВО щи.

О. – Споры вокруг этого выражения, конечно, не могли не отразиться в литературе, поэтому в каких-то изданиях, особенно в периодике, вы можете встретить написание «кур в ОЩИП». Ведь дискуссия далеко не окончена, и у каждой версии есть свои сторонники и противники.

М. – Стоит только помнить: даже если оборот имеет форму «кур в ОЩИП», речь все равно не идет об «ощипывании» петуха. Вот у этой версии совсем нет никаких объективных «подкреплений». Если «кур попал в ОЩИП», это будет означать, что наш многострадальный кур попал в ловушку.

О. – Но наш вам совет – придерживайтесь истории со щами, в которые угодил кур. У этой истории аргументов куда больше, да и словари стоят за нее горой.

М. – Бедный, бедный кур… Как же он так?

О. – Глупый, глупый кур. Гусак на его месте не попался бы. Судя по русским пословицам и поговоркам, главные его черты – хитрость, изворотливость и… «непрошибаемость».

М. – Должна заметить, это только у русской птицы такой набор качеств. Для других славянских и европейских народов гусь и гусыня – прежде всего, символы глупости. Вспомним хотя бы: гоголевский Иван Никифорович назвал Ивана Ивановича гусаком именно потому, что по-украински – это все равно что «дурак». Ну, Иван Иваныч и обиделся.

О. – Валерий Мокиенко, уже нами упомянутый, признает, что в русской литературе можно найти и другие примеры «гусиной глупости». Например, в рассказе Чехова «Скверная история» есть юноша «со страстными грузинскими глазами» Ногтев: так вот он был «малый добрый, но глупый, как гусь».

М. – О недалекости этих пернатых напоминает и диалектное выражение гусиная память - она так же плоха, как и куриная и индюшачья.

О. – И все же ассоциация с глупостью второстепенна. На первый план в нашем языковом сознании выходит именно хитрость и изворотливость гусей. Гусь лапчатый! Хорош гусь! Каков гусь! Ну и гусь! – обычные для русских неодобрительные и иронические характеристики пронырливых обманщиков и проходимцев.

М. – Спросили бы у гуся, не зябнут ли ноги! – лапки, которые все время зябнут, - еще одна примета нашего «героя». Гусиными лапками называют покрасневшие от мороза ноги, гусиной кожей покрываемся мы от озноба или от страха.

О. – Гуси, как известно, ходят гуськом – один за другим. Люди тоже могут идти гуськом или гусем. А Гусиной дорогой в народе называют Млечный путь, по нему ориентируются гуси, улетая и прилетая осенью и весной.

М. – Но вернемся к «особым приметам». Гусь криклив – как базарная баба, два гуся, две бабы, говорят, это уже ярмарка. А еще он раздражителен.

О. – Да, гусей дразнить не стоит: красные лапки, длинная шея, щиплет за пятки, беги без оглядки!

М. – Белый, как снег, Надутый, как мех, - гусь еще и заносчив. Летит гусь на святую Русь – так говорили о Наполеоне.

О. – Крикливый, раздражительный, заносчивый, изворотливый – несимпатичный у нас какой-то персонаж…

М. – А ему все – как с гуся вода. Впрочем, это выражение - такое интересное, что о нем стоит как-нибудь поговорить отдельно.

О. – Поговорим, поговорим… А на сегодня мы – М.К., О.С. и звукорежиссер С.И., честно сказать, наговорились.

Почему так говорят Ушакова Ольга Дмитриевна

Как кур во́ щи (попа́сть)

Как кур во? щи (попа?сть)

Перед нами очень распространённое выражение, которое многие очень часто используют в речи, но, наверное, и представления не имеют о его подлинном смысле и происхождении. А и правда, что за «кур» и почему он попал во щи, а не в какое-нибудь другое кушанье?

На старорусском языке слово «кур» значит «петух». А вот «щей» в этой поговорке изначально вообще не было. Раньше эта фраза произносилась немного по-другому: «Попа?л как кур в о?щип», то есть был ощипан – не повезло птице. Произнесите сейчас эту поговорку и прислушайтесь к её звучанию: в слове «ощип» последний звук почти не произносится. Так и закрепилось: как кур во щи. Смысл же остался прежним: «стряслось с тобой неожиданное несчастье».

Одни учёные предполагают, что родилось это выразительное сравнение ещё при Дмитрии Самозванце, когда на Руси «в ощип» попали польские завоеватели. Другие – в Отечественную войну 1812 года, когда русский народ принудил к бегству полчища Наполеона.