Радищев глава пешки краткое содержание

Публикация Алексеем Николаевичем Радищевым в 1790 году романа «Путешествие из Петербурга в Москву» стала своеобразным откликом на знаменитую поездку императрицы в Новороссию в 1787 году.

Тогда перед приездом государыни по приказу Потемкина на протяжении всего пути были выстроены бутафорские деревни (иногда только фасады домов), где в радости и достатке жили такие же неестественные «крестьяне».

От этой аферы пошло выражение «потемкинские деревни», а возмущение интеллектуальной элиты российского общества лицемерием и несправедливостью, царящими при дворе, достигло критической точки.

По своей структуре «Путешествие из Петербурга в Москву» - это череда обособленных заметок-фрагментов, названных в соответствии с населенными пунктами, которые на пути своего следования посещал автор. Жанр романа в путевых заметках был в то время в новинку для императорской цензуры и произведение пропустили, взглянув лишь на перечень глав.

Краткое содержание повести «Путешествие из Петербурга в Москву» заключалось вовсе не в описании непосредственно путешествия - к каждому городу или деревне, где останавливается герой повествования, приурочил встречу с характерным персонажем или наблюдение какой-либо вопиющей сцены из жизни местного населения.

Такая форма позволила автору наглядно, жизненными примерами проиллюстрировать свои идеи относительно несправедливости существующего крепостнического строя, бесправия крестьян, чиновничьего произвола на всех уровнях и, в конечном счете, самодержавия, как неприемлемой формы правления в конце XVIII века.

А.Н. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» краткое содержание

Первая остановка в пути - София, где начальник станции отказал герою в сменных лошадях. Но за 20 копеек на водку ямщики втихомолку запрягают путешественнику лошадей. В дороге от Софии к Тосне автор (слушая заунывное пение извозчика) размышляет о горькой доле простого человека, у которого две отрады: пьянство и кулачная потасовка, где он забывается на краткое время.

Дорогой из Тосны в Любани ему встречается крестьянин за работой, хотя был воскресный день. Мужик с готовностью поясняет, что и рад бы не грешить, да остальные шесть дней в неделю он и вся его семья должны отрабатывать на помещичьих полях. Автор чувствует жгучий стыд и вину, так как сам принадлежит к классу господ и распоряжается судьбами простых людей, как, например, его слуги Петруши.

В Чудове автор неожиданно сталкивается со старым знакомцем Челищевым, и узнает печальную историю о его отъезде из Петербурга. Вкратце, он чуть не утонул во время увеселительного плавания, но виновата была не столько стихия, сколько халатное отношение чиновников к своим обязанностям и нежелание прийти на помощь людям, попавшим в беду. Челищев учинил скандал, и с возмущением рассказывал знакомым об этом случае, но никто не поддержал его позиции и возмущенный до глубины души Челищев покинул Северную Столицу.

Дорогой от Чудова до Спасской Полести автор встречает попутчика, который спасался бегством из родного города. Дело в том, что он был купцом и по вине недобросовестного компаньона угодил под суд. Из-за связанных с этим перипетий его жена родила раньше срока и скончалась вместе со слабым недоношенным младенцем. Этот рассказ наводит нашего героя на размышления о некой высшей объективно справедливой власти, которая по совести решала бы подобные дела.

Ему даже приснился сон, будто он монарх-самодур, уверенный в искренности любви и почитания своих подданных, как и в собственной справедливости. Потом горькая правда открывается ему во всей своей неприглядности, и он понимает, что был плохим царем, а народ ненавидел его и считал обманщиком. (Подобный смелых антимонархических высказываний прежде никто себе не позволял в печатном формате. И Радищеву пришлось сполна расплатиться за свою дерзость, но слова его не канули в Лету, а послужили вдохновением последующим поколениям российской интеллигенции).

Прибыв в Зайцево герой встретил друга, которого давно не видел. Тот прежде служил в уголовной палате, но подал в отставку, не желая более быть причастным к циничной несправедливости официального правосудия. Последней каплей стал случай с группой крестьян: сын помещика изнасиловал девушку-крестьянку, ее жених с товарищами избили его. За такие действия всем им полагался смертный приговор. Вот этого-то друг рассказчика не вынес и ушел со службы.

В Едрово путешественник знакомится с молодыми крестьянами, Анютой и Иваном. Они хотят пожениться, но на свадьбу нужны деньги. Услышав, что Иван собирается податься на заработки, наш герой предлагает ему дать денег просто так, но юноша отказывается, ссылаясь на то, что хочет честно заработать деньги, тем самым демонстрируя благородство и чистоту души.

На хотиловской станции герой находит забытые бумаги своего друга, где изложены его взгляды на существующий общественный строй: подробный план того, как снять крепостную зависимость и упразднить большую часть чиновников. Далее следуют размышления рассказчика о неуместной цензуре (Торжок), продаже крепостных, словно это неживые предметы, а не люди (Медное), тяжкой рекрутской повинности и подчас более невыносимой службе у несправедливых господ (Городня).

Краткое содержание «Путешествие из Петербурга в Москву» завершает «Ода Ломоносову» приуроченная рассказчиком к посещению могилы ученого-энциклопедиста в Александро-Невской лавре. В строках «Оды» автор восхваляет светлый ум и жажду знаний , связывая с этими качествами его немеркнущую славу.

Книга «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева написана в жанре сентиментального путешествия, который был особенно популярен в литературе в конце XVIII века. Представляет собой рассуждения писателя касательно общественного устройства России. Впервые произведение было опубликовано в 1790 году без указания авторства, но быстро оказалось под запретом вплоть до 1905 года.

Главные герои

Путешественник – средних лет мужчина, состоятельный дворянин, который делится своими впечатлениями во время поездки. Он остро переживает несправедливость, жалеет крестьян и пытается им помочь.

Другие персонажи

Господин Ч. – добрый знакомый главного героя, человек крутого нрава.

Павел – капитан небольшого судна, который, рискуя собственной жизнью, спас двадцать человек, оказавшихся в затопленной лодке.

Купец – жертва мошенника, из-за которого оказался под судом, лишившись чинов, имущества и семьи.

Карп Дементьич – купец третьей гильдии, именитый гражданин.

Крестьянкин – давнишний приятель главного героя, честный и справедливый дворянин.

Аннушка – простая крестьянская девушка, честная, искренняя, благородная.

Слепой старик – зарабатывает на жизнь милостыней, в прошлом – отважный воин.

Вступление

Автор обращается к другу и жалуется на то, что его душа « страданиями человечества уязвленна стала ». Он с грустью отмечает, в большинстве случаев беды и несчастья с человеком происходят по той причине, что он « взирает непрямо на окружающие его предметы ».

Выезд

Сразу после ужина с друзьями главный герой усаживается в кибитку, и « во всю лошадиную мочь » мчит по городским улицам. Ему тяжело расставаться с близкими и дорогими сердцу людьми, однако он пытается перебороть чувство тоски.

Незаметно он засыпает под « звон почтового колокольчика », а, проснувшись, узнает, что подъезжает к почтовому двору в Софии.

София

Сонный почтовый комиссар отказывается поменять лошадей путешественнику. Он говорит, что лошадей нет, и предлагает ему испить чаю и лечь спать. Однако мужчина не верит комиссару и отправляется в конюшню, чтобы лично убедиться в наличии лошадей. Хоть и сильно исхудавшие, они все же стоят в конюшне, и вполне могут довезти его до следующей станции.

Путешественник хочет было попотчевать комиссара палкой за несговорчивость, но в последний момент меняет свое решение. Он платит софийским ямщикам, чтобы те побыстрее запрягли лошадей, и отправляется в дорогу. Герой приходит к выводу, что « рассудок есть раб нетерпеливости ».

Тосна

Поначалу дорога из Петербурга радует путешественника, но, « дождями разжиженная », она становится непроходимой. Устав от сильной тряски, он решает немного передохнуть. В почтовой избе он находит старой закалки стряпчего с « великим множеством изодранных бумаг ».

Стряпчий рассказывает, что служит регистратором в архиве и занимается составление родословных древ. Ему удалось восстановить родословные « многих родов российских », и теперь он планирует продавать их дворянам. Однако путешественник понимает, что это многим может вскружить голову и советует регистратору продать свои записи « на вес разносчикам для обвертки ».

Любани

Во время путешествия в кибитки мысли героя устремлены в « неизмеримость мира », однако философским рассуждениям мешает откровенно плохая дорога, и путешественник решает пройтись пешком. Неподалеку от дороги он замечает крестьянина, вспахивающего землю. Герой удивляется, что мужчина работает в воскресный день, да еще в самую жару.

Выясняется, что у пахаря большая семья, и, чтобы прокормить ее, он вынужден работать на помещика без выходных, с утра и до глубокой ночи. Но он не жалуется на жизнь, и лишь сокрушается по поводу новой моды – отдавать « крестьян своих чужому в работу ». Вот только простые работяги ничего поделать с этим не могут.

Рассказ крестьянина заставляет задуматься путешественника и переосмыслить собственное отношение к верному слуге.

Чудово

В почтовой избе герой неожиданно встречает своего хорошего приятеля – господина Ч., который рассказывает ему причину своего вынужденного отъезда из Петербурга.

Он решил посетить Кронштадт и осмотреть быстро развивающийся город. Напоследок господин Ч. вознамерился потешить себя морской прогулкой и полюбоваться « великолепным зрелищем восхождения солнца ». Однако внезапно начавшийся шторм помешал его планам. Судно быстро наполнилось водой и все, кто был на нем, независимо от сословий, принялись вычерпывать воду.

Капитану судна удалось первому попасть на берег, где он обратился за помощью к солдатам. Вот только подчиненные побоялись разбудить начальника гарнизона, опасаясь его гнева. Изможденному Павлу не оставалось ничего иного, как попросить обычных солдат помочь спасти людей из тонущей лодки.

В результате все были спасены, но господин Ч. был настолько разъярен равнодушным поведением начальника гарнизона, что покинул город и светское общество, которое оказалось на стороне этого бездушного человека.

Спасская полесть

Когда путешественник готов был вновь отправиться в путь, начался сильный ливень. Понимая, что « с погодою не сладишь », он возвращается в избу, и слышит, как мужчина рассказывает свой жене историю об одном чиновнике. Тот настолько любил устриц, что ел их при любой возможности, и даже за казенный счет гонял за ними курьера в Петербург.

По окончанию дождя путешественник вновь собирается в дорогу. К нему в попутчики напрашивается мужчина, который рассказывает свою печальную историю. Будучи купцом, он оказался жертвой ловкого мошенника, из-за которого попал под суд. Узнав об этом, его горячо любимая жена, бывшая на сносях, преждевременно родила. Младенец скончался, а спустя несколько суток умерла и несчастная женщина, подхватившая горячку. В последний момент купцу помогли сбежать его верные друзья, и теперь он едет, « куда глаза глядят ».

Подберезье

Из-за плохого самочувствия герой вынужден сделать небольшую паузу в своем путешествии. Он знакомится с приятным молодым человеком – семинаристом, который пешком держит путь в Петербург, к дяде.

Разговорившись, семинарист делится с путешественником проблемами современного образования. В семинариях обучают многим наукам, но лишь на латинском языке и на основе трудов античных ученых. Выучив английский и французский, и прочитав работы европейских авторов, молодой человек был поражен, насколько прогрессивными оказались западные умы. Он уверен, что науки только в том случае будут развиваться, если « преподаются на языке народном ».

Новгород

Подъезжая к Новгороду, герой любуется « на множество монастырей, вокруг оного лежащих ». Но, оказавшись в самом городе, он видит, тот находится в плачевном состоянии. Ранее, во время народного правления, Новгород процветал, но после захвата его Иваном Грозным и утверждением княжеской власти, он постепенно стал ветшать. Герой рассуждает на тему « права народного » и эти горькие мысли не дают ему покоя.

Путешественник останавливается у своего старого знакомого – купца Карла Дементьевича, который на днях женил своего сына. Они беседуют о вексельной системе, которая, по сути, совершенно бесполезна. Пользуясь несовершенством законодательной системы, Карл Дементьевич без зазрения совести брал большие ссуды, но отдавал их, предварительно переписав все имущество на супругу.

Бронницы

Герой поднимается на гору, « близ Бронниц находящуюся », на которой ранее располагался языческий храм. Поддавшись атмосфере старинного места, он размышляет о Боге и смысле жизни. В итоге приходит к выводу, что только человек волен распоряжаться собственной судьбой. Для достижения земного счастья нужно усердно трудиться, а Бог является лишь инструментом морального воспитания.

Зайцово

В Зайцове путешественник встречает своего старинного приятеля, начальника суда Крестьянкина, имеющего чувствительную душу и « сердце человеколюбивое ». После многолетней разлуки друзья делятся событиями своей жизни, и главный герой узнает, что альтруизм его приятеля послужил причиной отставки от одного дела.

Некий помещик, купивший деревню, стал очень жестоко обращаться с тамошними крестьянами. Терпению подневольных людей наступил конец, когда барские сыновья ради потехи чуть было не изнасиловали невесту перед самим венчанием. Не выдержав подобного надругательства, крестьяне убили помещика и все его семейство.

Крестьянкин жалел крестьян, однако сослуживцы настаивали на самом суровом для них приговоре. Не желая принимать участия в этом грязном деле, он покинул службу.

После этой истории главный герой получает письмо от своего приятеля, в котором узнает о неожиданной для всех свадьбе двух стариков: бывшей владелицы публичного дома и барона Дурындина, польстившегося на деньги невесты.

Крестьцы

В Крестьцах путешественник становится невольным свидетелем « расстания у отца с детьми ». Эта сцена трогает героя, поскольку он сам отец и в будущем ему также предстоит с ними расстаться. Его откровенно раздражает « несчастный предрассудок », согласно которому дворянские дети должны идти на службу. Герой находит в этом лишь непомерное тщеславие отцов, желающих видеть своих отпрысков в высоких воинских чинах. На самом же деле, лишь двое из ста « дворянчиков » становятся добрыми людьми, остальные же начинают вести разгульный образ жизни, постепенно превращаясь в распутных щеголей.

Яжелбицы

Этот день послан герою « судьбою на испытание », поскольку он, проезжая мимо кладбища, становится очевидцем страшной картины. Обезумевший от горя отец мешает погребению умершего сына, крепко вцепившись в маленький гроб.

Выясняется, что мальчик был больным уже при рождении, и причиной его хвори стала « смрадная болезнь » – венерическое заболевание, которым в молодости переболел его отец.

Герой пускается в размышления о разврате. Он призывает молодежь задумываться не только о своем здоровье, но и о здоровье своих потомков, прежде чем поддаться греховному искушению.

Валдаи

Приехав в Валдаи, путешественник узнает, что « сей городок достопамятен » распутством местных жителей, « особливо женщин незамужних ». Герой описывает нравы этого города, в котором развратные девицы завлекают приезжих, предлагая им свои услуги. Местом для любовных услад служат бани, куда валдайские дамы приглашают отдохнуть с дороги денежных странников. Путники проводят в бане ночь, « теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время ».

Едрово

В Едрово путешественник видит группу из тридцати молодых сельских женщин. Он любуется ими, его пленяет « красота юности в полном блеске ». Герой сравнивает искусственную, болезненную красоту городских кокеток с живой, крепкой статью крестьянок, и этот выбор явно не в пользу горожанок.

По дороге путешественник знакомится с молодой крестьянкой Аннушкой, который рассказывает о своей мечте – выйти замуж за любимого парня и нарожать ему детишек. Вот только на выкуп жениха нужно сто рублей, а для их семьи это огромные деньги. Герой решает помочь молодым, но те решительно отказываются от помощи. Несмотря на бедность и низкое происхождение эти люди не утратили честь и достоинство. Герой немало удивлен тому, сколько « благородства в образе мыслей у сельских жителей ».

Хотилов

Проезжая мимо Хотилова, герой пускается в рассуждения о человеческих правах. Его безмерно огорчает тот факт, что один из самых важных членов общества – земледелец – « ощущает тяготу неволи ». В крепостничестве он видит большое зло, причину многих пороков среди крестьян, и призывает к отмене этого жестокого ярма.

Вышний Волчок

Прибыв в Вышний Волочок, путешественник замечает, что здесь царит « мощный побудитель человеческих деяний - корыстолюбие ». Однако все богатство этого края есть результат рабского труда местных крестьян. Герой припоминает одного помещика, который в погоне за звонкой монетой заставлял своих крепостных трудиться без выходных, отбирал у них скотину и даже небольшие клапти земли. Барин этот стал знаменитым землевладельцем, вот только, по мнению героя, это не делает ему чести, и он не в праве « носить имя гражданина ».

Выдропуск

Проезжая мимо Выдропуска, путешественник принимается за бумаги своего приятеля « о уничтожении придворных чинов ». Во время и прочтения он размышляет о расточительной роскоши и сомнительных нравах, царящих при дворе. Герой уверен, что человека необходимо ценить по его личным качествам и совершенным поступкам, но не по уровню его богатства.

Торжок

На почтовом дворе в Торжке герой знакомится с молодым человеком, который также держит путь в Петербург. Они заводят разговор о цензуре, которая преследует лишь уничижительную цель – « почеркивать, марать, не дозволять, драть, жечь ». Собеседники приходят к единому мнению, что цензура – явление абсолютно бесполезное, и ее следует заменить на народное мнение.

Медное

Продолжив свой путь, герой принимается за чтение местной газеты, в которой натыкается на объявление о продаже имений и крестьян. К подобной мере прибегают разорившиеся помещики. Очень часто при таких торгах крестьянские семьи навеки разлучаются, оказываясь у разных хозяев. Новых владельцев мало беспокоит нечеловеческое горе их новой прислуги, которую они принимают за бесправный скот.

Тверь

Во время обеда в одном из трактиров в Твери путешественник знакомится с молодым поэтом. Тот делится своими переживаниями о том, что поэзия в России « далеко еще отстоит величия ». Большинство образованных людей предпочитают разговаривать на французском, забывая свой родной русский язык. Поэт делится с новым знакомым своими произведениями, которые намеревается напечатать.

Городня

В Городне путешественник становится свидетелем большого смятения среди деревенских жителей. Как оказалось, « рекрутский набор был причиною рыдания и слез многих толпящихся ». Власти безжалостно отбирают даже единственного сына у престарелой больной вдовы, обрекая ее на голодную смерть.

Но для некоторых рекрутов служба была спасением от ежедневных унижений со стороны господ. Незавидная солдатская доля для них слаще рабской жизни.

Завидово

Во время смены лошадей в Завидово путешественник сталкивается с надменным и своевольным офицером. Он не собирается терять время на постоялом дворе и требует у главного героя, чтобы тот подарил ему своих лошадей. Путешественник, не обращая внимание на приказной тон « властновелительного гранодера », дает ему решительный отпор. После он принимается рассуждать о нравственной деградации людей, которые привыкли пресмыкаться перед высокими чинами.

Клин

На станции герой встречает слепого старца, поющего народную песню. Его грустный голос, весь его облик « проницал в сердца его слушателей ». Желая как-то помочь старику, путешественник дает ему рубль, однако тот отвергает его, боясь, что кто-то сможет согрешить и украсть его. Вместо денег он просит у странника теплый платок. Разговорившись, слепой старец делится незамысловатой историей своей жизни. Им было совершено немало хороших дел, поскольку старик всегда считал, что « доброе приятно господу ».

Пешки

Черная грязь

Проезжая по Черной грязи, герой становится свидетелем « самовластия дворянского над крестьянами » – насильственной свадьбы, сыгранной по приказу помещика. Ни жених, ни невеста совсем не рады этому союзу. Путешественник считает, что такие браки никогда не принесут людям счастья и, по сути, являются настоящим преступлением.

Заключение

Основная идея романа заключена в осуждении самодержавия, крепостнического права и помещичьего класса. За столь оскорбительное для монархии содержание книги Радищев был приговорен к смертной казни, но позже помилован и отправлен в ссылку на 10 лет.

Краткий пересказ «Путешествия из Петербурга в Москву» будет особенно полезен для читательского дневника. После его прочтения рекомендуем ознакомиться с полным вариантом произведения А. Н. Радищева.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 122.

Александр Николаевич Радищев

«Путешествие из Петербурга в Москву»

Отправившись в Москву после ужина с друзьями, герой проснулся только на следующей почтовой станции — София. С трудом разбудив смотрителя, он потребовал лошадей, но получил отказ ввиду ночного времени. Пришлось дать на водку ямщикам, они запрягли, и путешествие продолжилось.

В Тосне герой знакомится со стряпчим, который занимался тем, что сочинял древние родословные молодым дворянам. На пути из Тосны в Любань путешественник видит крестьянина, который пахал «с великим тщанием», несмотря на то что было воскресенье. Пахарь рассказал, что шесть дней в неделю его семья обрабатывает барскую землю и, чтобы не умереть с голоду, он вынужден работать в праздник, хоть это и грех. Герой размышляет о жестокости помещиков и в то же время упрекает себя в том, что и у него есть слуга, над которым он имеет власть.

В Чудове героя нагоняет его приятель Ч. и рассказывает, почему он должен был спешно покинуть Петербург. Ч., развлечения ради, поплыл на двенадцативесельной лодке из Кронштадта в Систербек. По пути разыгралась буря, и бушующими волнами шлюпку зажало между двумя камнями. Она наполнялась водой, и, казалось, гибель была неизбежна. Но двое отважных гребцов сделали попытку по камням и вплавь добраться до берега, который был в полутора верстах. Одному это удалось, и, выбравшись на берег, он побежал в дом местного начальника, чтобы тот срочно отрядил лодки для спасения оставшихся. Но начальник изволил почивать, и сержант, его подчинённый, не посмел будить его. Когда же, стараниями других, несчастные были все же спасены, Ч. пытался усовестить начальника, но тот сказал: «Не моя то должность». Возмутившись, Ч. «плюнул почти что ему в рожу и вышел вон». Не найдя сочувствия своему поступку у петербургских знакомых, он решил навсегда покинуть этот город.

По дороге из Чудова в Спасскую Полесть к герою подсаживается попутчик и рассказывает ему свою печальную повесть. Доверившись компаньону в делах по откупу, он оказался обманутым, лишился всего состояния и был подведён под уголовный суд. Жена его, переживая случившееся, родила раньше срока и через три дня умерла, умер и недоношенный ребёнок. Друзья, увидев, что его пришли брать под стражу, усадили несчастного в кибитку и велели ехать «куда глаза глядят». Героя тронуло рассказанное попутчиком, и он размышляет о том, как бы довести этот случай до слуха верховной власти, «ибо она лишь может быть беспристрастна». Понимая, что ничем не в силах помочь несчастному, герой воображает себя верховным правителем, государство которого как будто бы процветает, и ему все поют хвалу. Но вот странница Прямо-взора снимает бельма с глаз правителя, и он видит, что царствование его было неправедно, что щедроты изливались на богатых, льстецов, предателей, людей недостойных. Он понимает, что власть есть обязанность блюсти закон и право. Но все это оказалось только сном.

На станции Подберезье герой знакомится с семинаристом, который жалуется на современное обучение. Герой размышляет о науке и труде писателя, задачей которого видит просвещение и восхваление добродетели.

Прибыв в Новгород, герой вспоминает, что этот город в древности имел народное правление, и подвергает сомнению право Ивана Грозного присоединить Новгород. «Но на что право, когда действует сила?» — вопрошает он. Отвлёкшись от размышлений, герой идёт обедать к приятелю Карпу Дементьевичу, прежде купцу, а ныне именитому гражданину. Заходит разговор о торговых делах, и путешественник понимает, что введённая вексельная система не гарантирует честности, а, наоборот, способствует лёгкому обогащению и воровству.

В Зайцеве на почтовом дворе герой встречает давнишнего приятеля г. Крестьянкина, служившего в уголовной палате. Он вышел в отставку, поняв, что в этой должности не может принести пользы отечеству. Он видел лишь жестокость, мздоимство, несправедливость. Крестьянкин рассказал историю о жестоком помещике, сын которого изнасиловал молодую крестьянку. Жених девушки, защищая невесту, проломил насильнику голову. Вместе с женихом были ещё несколько крестьян, и всех их по уложению уголовной палаты рассказчик должен был приговорить к смертной казни или пожизненной каторге. Он пытался оправдать крестьян, но никто из местных дворян не поддержал его, и он был вынужден подать в отставку.

В Крестцах герой становится свидетелем расставания отца с детьми, отправляющимися в службу. Отец читает им наставление о жизненных правилах, призывает быть добродетельными, выполнять предписания закона, сдерживать страсти, ни перед кем не раболепствовать. Герой разделяет мысли отца о том, что власть родителей над детьми ничтожна, что союз между родителями и детьми должен быть «на нежных чувствованиях сердца основан» и нельзя отцу видеть в сыне раба своего.

В Яжелбицах, проезжая мимо кладбища, герой видит, что там совершается погребение. У могилы рыдает отец покойника, говоря, что он — убийца своего сына, так как «излил яд в начало его». Герою кажется, что он слышит своё осуждение. Он, в молодости предаваясь любострастию, переболел «смрадной болезнью» и боится,

не перейдёт ли она на его детей. Размышляя о том, кто является причиной распространения «смрадной болезни», путешественник обвиняет в этом государство, которое открывает путь порокам, защищает публичных женщин.

В Валдае герой вспоминает легенду о монахе Иверского монастыря, влюбившемся в дочь одного валдайского жителя. Как Леандр переплывал Геллеспонт, так этот монах переплывал Валдайское озеро для встречи со своей возлюбленной. Но однажды поднялся ветер, разбушевались волны, и утром тело монаха нашли на отдалённом берегу.

В Едрове герой знакомится с молодой крестьянской девушкой Анютой, разговаривает с ней о ее семье, женихе. Он удивляется, сколько благородства в образе мыслей сельских жителей. Желая помочь Анюте выйти замуж, он предлагает ее жениху деньги на обзаведение. Но Иван отказывается их взять, говоря: «У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу». Герой размышляет о браке, осуждая существующие ещё обычаи, когда восемнадцатилетнюю девушку могли повенчать с десятилетним ребёнком. Равенство — вот основа семейной жизни, считает он.

По дороге в Хотилово героя посещают мысли о несправедливости крепостного права. То, что один человек может порабощать другого, он называет «зверским обычаем»: «порабощение есть преступление», говорит он. Только тот, кто обрабатывает землю, имеет на неё права. И не может государство, где две трети граждан лишены гражданского звания, «называться блаженным». Герой Радищева понимает, что работа по принуждению даёт меньше плодов, а это препятствует «размножению народа». Перед почтовой станцией он поднимает бумагу, в которой выражены те же мысли, и узнает у почтальона, что последним из проезжавших был один из его друзей. Тот, видимо, забыл свои сочинения на почтовой станции, и герой за некоторое вознаграждение берет забытые бумаги. В них определена целая программа освобождения крестьян от крепостной зависимости, а также содержится положение об уничтожении придворных чинов.

В Торжке герою встречается человек, отправляющий в Петербург прошение о дозволении завести в городе книгопечатание, свободное от цензуры. Они рассуждают о вредности цензуры, которая «словно нянька, водит ребёнка на помочах», и этот «ребёнок», то есть читатель, никогда не научится ходить (мыслить) самостоятельно. Цензурой должно служить само общество: оно либо признает писателя, либо отвергает, так же как театральному спектаклю признание обеспечивает публика, а не директор театра. Здесь же автор, ссылаясь на тетрадку, полученную героем от встреченного им человека, рассказывает об истории возникновения цензуры.

По дороге в Медное путешественник продолжает читать бумаги своего знакомого. Там рассказывается о торгах, которые происходят, если разоряется какой-либо помещик. И среди прочего имущества с торгов идут люди. Старик семидесяти пяти лет, дядька молодого барина, старуха восьмидесяти, его жена, кормилица, вдова сорока лет, молодица восемнадцати, дочь ее и внучка стариков, ее младенец — все они не знают, какая судьба их ждёт, в чьи руки они попадут.

Беседа о российском стихосложении, которую герой ведёт с приятелем за столом трактира, возвращает их к теме вольности. Приятель читает отрывки из своей оды с таким названием.

В деревне Городня происходит рекрутский набор, ставший причиной рыданий толпящегося народа. Плачут матери, жены, невесты. Но не все рекруты недовольны своей судьбой. Один «господский человек», наоборот, рад избавиться от власти своих хозяев. Он был воспитан добрым барином вместе с его сыном, побывал с ним за границей. Но старый барин умер, а молодой женился, и новая барыня поставила холопа на место.

В Пешках герой обозревает крестьянскую избу и удивляется бедности, здесь царящей. Хозяйка просит у него кусочек сахара для ребёнка. Автор в лирическом отступлении обращается к помещику с осуждающей речью: «Жестокосердый помещик! посмотри на детей крестьян, тебе подвластных. Они почти наги». Он сулит ему Божью кару, так как видит, что на земле праведного суда нет.

Заканчивается «Путешествие из Петербурга в Москву» «Словом о Ломоносове». Герой ссылается на то, что эти записки дал ему «парнасский судья», с которым он обедал в Твери. Основное внимание автор уделяет роли Ломоносова в развитии русской литературы, называя его «первым в стезе российской словесности».

Роман «Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Радищева является одним из важных произведений русской литературы XVIII века. Писатель работает в жанре путешествия, который открыл Л. Стерн. Известно, что он был ярким представителем сентиментализма, поэтому оценку человека производил соответственно. Он считал, что человек не такой жестокий, в отличие от зверя, поэтому может сожалеть и сочувствовать.

Главной особенностью романа «Путешествие из Петербурга в Москву» является то, что писатель, прибегнув к жанру путешествия, наполнил произведение сочным содержанием. В романе главный герой не обладает особенной чувствительностью, его волнуют общественный вопросы. Основной задачей повествователя является служение общественному благу.

Итак, перед читателем предстает один из первых русских идеологических романов. Автор особенно акцентирует внимание читателя на политических задачах героя, но не на художественных. Это и является определенного типа идеология. В книге «Путешествие из Петербурга в Москву» заложена историческая основа, которая была связана непосредственно с русской реальностью последней трети XVIII века.

Появление данного произведения было неспроста, писателю пришла мысль создать его, благодаря «Манифесту о вольности дворянства». Известно, что Катерина ІІ в основном поддерживала права и интересы дворянства, позже купечества. Александр Радищев же утверждал, что пока крестьянина обременяет закон – он мертв. И это факт, ведь такие указания со стороны правительства отдавались, а крестьян использовали как рабов. Отношение к ним было грубым и, даже бесчеловечным.

В главе «Любани» писатель много раз заставляет обратить своего читателя на бесправие, где не существовало закона, в котором бы говорилось о размерах барщины и оброка крестьянина. На следующих страницах романа «Путешествие из Петербурга в Москву» писатель говорит о себе и о других персонажах, которые стали несчастными. Теперь, читатель серьезно задумывается о несправедливости мира, о его жестокостях между людьми. Способность понять и принять данный факт, свойственна лишь честному человеку, каким и предстает автор-рассказчик перед читателем.

В каждой новой главе романа «Путешествие из Петербурга в Москву» читатель становится свидетелем картин обычного безобразия, лжи и произвола. Однако самым главным является – это то, что все обидчики остаются не наказанными. Абсолютно все их противозаконные действия сходят им с рук: крепостники-помещики грабят и мучают своих крестьян. Теперь впечатления читателя не такие радужные и наивные. Роман наполнен огромным количеством страданий и болью закрепощенного крестьянства.

В «Путешествии из Петербурга в Москву» читатель не наблюдает «благополучных деревень». Конечно, иногда проскальзывают положительные качества некоторых героев, но их качества не могут что-то изменить в существующей ситуации. Радищев находится на стороне крепостных, которые затеяли бунт против помещиков. Читатель видит, как сам автор призывает их бороться с крепостным правом и не отступать.

После ужина со своими друзьями герой отправляется в Москву и просыпается на следующей почтовой станции. Герой будит смотрителя и требует лошадей, однако получает отказ. Путешествие продолжилось лишь тогда, когда ямщики получили на водку и запрягли лошадей.

В Тосне произошло знакомство героя со стряпчим, занимающимся сочинением древних родословных. Следуя в Любань, герой видит крестьянина, пашущего в воскресный день «с великим тщанием».

По словам пахаря, всю неделю он обрабатывает землю барина, поэтому работает в праздник, чтобы не умереть с голоду. В Чудове путешественника догоняет его товарищ Ч., который рассказывает свою историю о том, как ради забавы поплыл из Кронштадта в Систербек, как разыгралась буря, и шлюпка застряла между камнями. Двое гребцов попытались добраться до берега, находящегося в полутора верстах. Один из них выбрался на берег и поспешил к местному начальнику за помощью для спасения оставшихся. Однако начальник спал, и сержант не стал его будить. Когда же все-таки несчастные были спасены, Ч. попытался воззвать к совести начальника, однако тот сказал, что это не его должность.

Возмущенный Ч. «плюнул почти что ему в рожу». Ч. не встретил понимания среди знакомых и решил уехать из Петербурга навсегда.

По пути в Спасскую Полесть следующий попутчик героя рассказывает ему свою повесть. Он доверился в делах по откупу своему компаньону и оказался обманутым, потерял все свое состояние и был отдан под суд. Его жена от переживаний родила до срока и умерла через три дня, недоношенный ребенок тоже умер. Когда друзья увидели, что стражники пришли за ним, усадили рассказчика в кибитку и отправили «куда глаза глядят». Тронутый рассказом герой задумывается над тем, чтобы донести эту историю до верховной власти, которая лишь одна является беспристрастной. Герой даже представляет себя правителем, который вдруг понимает, что имеющий власть обязан блюсти закон и право.

Следующей остановкой была станция Подберезье, где состоялось знакомство героя с семинаристом, сетующим на современное обучение. Герой же считает, что задачей писателя является восхваление добродетели и просвещение.

По прибытии в Новгород, герой размышляет о том, что в древности этот город имел народное правление, и сомневается в праве Ивана Грозного на присоединение Новгорода. Путешественник идет на обед к своему приятелю Карпу Дементьевичу, бывшему купцу, а теперь известному гражданину. Они беседуют о торговле, и герой приходит к выводу, что вексельная система ведет к воровству и легкому обогащению.

На почтовом дворе в Зайцеве герой встречается с Крестьянкиным, служившим в уголовной палате. Крестьянкин понял, что не принесет в своей должности пользы отечеству, и вышел в отставку. Он рассказывает о жестоком помещике, чей сын изнасиловал молодую крестьянку. Ее жених проломил голову насильнику, пытаясь защитить девушку. Жениху помогали другие крестьяне. Согласно уложению уголовной палаты все они приговаривались к смертной казни, которая могла быть заменена пожизненной каторгой. Рассказчик хотел оправдать крестьян, однако местные дворяне не поддержали его, и ему пришлось подать в отставку.

Остановившись в Крестцах, герой наблюдает сцену расставания отца с отправляющимися в службу детьми. Отец наставляет их жить по законам общества и совести, призывает к добродетельности. Герой согласен с отцом в том, что родители не должны иметь власти над детьми, союз детей и родителей должен основываться «на нежных чувствованиях сердца».

Проезжая мимо кладбища в Яжелбицах, герой видит погребение. Отец покойника рыдает у могилы, повторяя, что он убил своего сына тем, что болел «смрадной болезнью», и это отразилось на здоровье сына. Герой винит в этом государство, защищающее порочных женщин.

В Валдае герою вспоминается легенда о монахе Иверского монастыря, который влюбился в дочь одного валдайца и переплывал Валдайское озеро, чтобы встретиться с возлюбленной. Но как-то разбушевалась буря, и тело монаха утром нашли на берегу.

Попав в Едров, герой знакомится с молодой крестьянкой Анютой, беседует с ней о ее женихе и семье. Путешественник удивляется благородству сельских жителей. Герой предлагает жениху Анюты деньги на обзаведение. Однако Иван не желает их взять, считая, что он сам может на все заработать.

По пути в Хотилово герой размышляет о том, как несправедливо крепостное право. Это зверский обычай, когда один человек порабощает другого.

Герой Радищева приходит к выводу, что работа по принуждению препятствует«размножению народа». Недалеко от почтовой станции он находит бумагу, где отражены те же мысли. От почтальона герой узнает, что последним по этим местам проезжал один из его друзей. Свои сочинения он, видимо, забыл на станции, и путешественник берет бумаги за небольшое вознаграждение. В бумагах содержится целая программа по освобождению крепостных крестьян, а также положение о ликвидации придворных чинов.

Путешественник встречает в Торжке человека, который отправляет прошение в Петербург о разрешении открыть в городе книгопечатание, которое будет свободно от цензуры. По мнению героя Радищева, цензурой может быть само общество, которое признает писателя или отвергает его. Здесь же автор рассказывает об истории создания цензуры.

По пути в Медное герой читает бумаги своего приятеля. Он узнает о порядке торгов имущества разорившегося помещика, когда с молотка идут даже люди. К теме вольности возвращает героя беседа с приятелем в трактире о российском стихосложении.

В деревне Городня герой наблюдает, как происходит рекрутский набор. Раздаются рыдания матерей, невест, жен. При этом не все рекруты испытывают недовольство. Так, один молодой человек рад выйти из-под власти хозяев.

"Путешествие из Петербурга в Москву - КРЕСТЬЦЫ"

КРЕСТЬЦЫ

В Крестьцах я был свидетелем расстания у отца с детьми, которое меня тем чувствительнее тронуло, что я сам отец и скоро, может быть, с детьми расставаться буду. - Несчастный предрассудок дворянского звания велит им идти в службу. Одно название сие приводит всю кровь в необычайное движение!

Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих в службу, 98 становятся повесами, а два под старость, или, правильнее сказать, два в дряхлые их, хотя не старые лета, становятся добрыми людьми. Прочие происходят в чины, расточают или наживают имение и проч. ...Смотря иногда на большого моего сына и размышляя, что он скоро войдет в службу или, другими сказать словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбом становятся. Не для того, чтобы служба сама по себе развращала нравы; но для того, чтобы то зрелыми нравами надлежало начинать службу.

Иной скажет: а кто таких молокососов толкает в шею? - Кто? Пример общий. Штаб-офицер семнадцати лет; полковник двадцатилетний; генерал двадцатилетний; камергер, сенатор, наместник, начальник войск. И какому отцу не захочется, чтобы дети его, хотя в малолетстве, были в знатных чинах, за которыми идут вслед богатство, честь и разум. Смотря на сына моего, представляется мне: он начал служить, познакомился с вертопрахами, распутными, игроками, щеголями. Выучился чистенько наряжаться, играть в карты, картами доставать прокормление, говорить обо всем, ничего не мысля, таскаться по девкам или врать чепуху барыням. Каким-то образом фортуна, вертясь на курей ножке, приголубила его; и сынок мой, не брея еще бороды, стал знатным боярином. Возмечтал он о себе, что умнее всех на свете. Чего доброго ожидать от такого полководца или градоначальника?

Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный гражданин! Не захочется ли тебе сынка твоего лучше удавить, нежели отпустить в службу? Не больно ли сердцу твоему, что сынок твой, знатный боярин, презирает заслуги и достоинства, для того что их участь пресмыкаться в стезе чинов, пронырства гнушаяся? Не возрыдаешь ли ты; что сынок твой любезный с приятною улыбкою отнимать будет имение, честь, отравлять и резать людей, не своими всегда боярскими руками, но посредством лап своих любимцев.

Крестицкий дворянин, казалося мне, был лет пятидесяти. Редкие седины едва пробивались сквозь светло-русые власы главы его. Правильные черты лица его знаменовали души его спокойствие, страстям неприступное. Нежная улыбка безмятежного удовольствия, незлобием рождаемого, изрыла ланиты его ямками, в женщинах столь прельщающими; взоры его, когда я вошел в ту комнату, где он сидел, были устремлены на двух его сыновей. Очи его, очи благорастворенного рассудка, казалися подернуты легкою пленою печали; но искры твердости и упования пролетали оную быстротечно. Пред ним стояли два юноши, возраста почти равного, единым годом во времени рождения, но не в шествии разума и сердца они разнствовали между собою. Ибо горячность родителя ускоряла во младшем развержение ума, а любовь братня умеряла успех в науках во старшем.

Понятия о вещах были в них равные, правила жизии знали они равно, но остроту разума и движения сердца природа в них насадила различно. В старшем взоры были тверды, черты лица незыбки, являли начатки души неробкой и непоколебимости в предприятиях. Взоры младшего были остры, черты лица шатки и непостоянны. Но плавное движение оных необманчивый был знак благих советов отчих. На отца своего взирали они с несвойственною им робостию, от горести предстоящей разлуки происходящею, а не от чувствования над собою власти или начальства. Редкие капли слез точилися из их очей.

Друзья мои, - сказал отец, - сегодня мы расстанемся, - и, обняв их, прижал возрыдавших к перси своей. Я уже несколько минут был свидетелем сего зрелища, стоя у дверей неподвижен, как отец, обратясь ко мне:

Будь свидетелем, чувствительный путешественник, будь свидетелем мне перед светом, сколь тяжко сердцу моему исполнять державную волю обычая. Я, отлучая детей моих от бдящего родительского ока, единственное к тому имею побуждение, да приобретут опытности, да познают человека из его деяний и, наскучив гремлением мирского жития, да оставят его с радостию; но да имут отишие в гонении и хлеб насущный в скудости. А для сего-то остаюся я на ниве моей. Не даждь (Даждь - дай.), владыко всещедрый, не даждь им скитатися за милостынею вельмож и обретати в них утешителя! Да будет соболезнуяй о них их сердце; да будем им творяй благостыню их рассудок.

Воссядите и внемлите моему слову, еже пребывати во внутренности душ ваших долженствует. Еще повторю вам, сегодня мы разлучимся. С неизреченным услаждением зрю слезы ваши, орошающие ланиты вашего лица. Да отнесет сие души вашей зыбление совет мой во святая ее, да восколеблется она при моем воспоминовении и да буду отсутствен оградою вам от зол и печалей.

Приняв вас даже от чрева материя в объятия мои, не восхотел николи, чтобы кто-либо был рачителем (Рачитель - воспитатель, наставник.) в исполнениях, до вас касающихся. Никогда наемная рачительница не касалася телеси вашего и никогда наемный наставник не коснулся вашего сердца и разума. Неусыпное око моея горячности бдело над вами денно-ночно, да не приближится вас оскорбление; и блажен нарицаюся, доведши вас до разлучения со мною. Но не воображайте себе, чтобы я хотел исторгнуть из уст ваших благодарность за мое о вас попечение или же признание, хотя слабое, ради вас мною соделанного. Вождаем собственныя корысти побуждением, предприемлемое на вашу пользу имело всегда в виду собственное мое услаждение. Итак, изжените из мыслей ваших, что вы есте под властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не в рассудке, а меньше еще в законе хощу искати твердости союза нашего. Он оснуется на вашем сердце. Горе вам, если его в забвении оставите! Образ мой, преследуя нарушителю союза нашея дружбы, поженет его в сокровенности его и устроит ему казнь несносную, дондеже не возвратится к союзу. Еще вещаю вам, вы мне ничем не должны. Воззрите на меня, яко на странника и пришельца, и если сердце ваше ко мне ощутит некую нежную наклонность, то поживем в дружбе, в сем наивеличайшем на земли благоденствии. Если же оно без ощущения пребудет - да забвени будем друг друга, яко же нам не родитися. Даждь, всещедрый, сего да не узрю, отошед в недра твоя сие предваряли! Не должны вы мне ни за воскормление, ни за наставление, а меньше всего за рождение.

За рождение? - Участники были ли вы в нем? Вопрошаемы были ли, да рождени будете? На пользу ли вашу родитися имели или во вред? Известен ли отец и мать, рождая сына своего, блажен будет в житии или злополучен? Кто скажет, что, вступая в супружество, помышлял о наследии и потомках; а если имел сие намерение, то блаженства ли их ради произвести их желал или же на сохранение своего имени? Как желать добра тому, кого не знаю, и что сие?

Добром назваться может ли желание неопределенное, помаваемое неизвестностию?

Побуждение к супружеству покажет и вину рождения. Прельщенный душевною паче добротою матери вашея, нежели лепотою лица, я употребил способ верный на взаимную горячность, любовь искренную. Я получил мать вашу себе в супруги. Но какое было побуждение нашея любви? Взаимное услаждение;

услаждение плоти и духа. Вкушая веселие, природой повеленное, о вас мы не мыслили. Рождение ваше нам было приятно, но не для вас. Произведение самого себя льстило тщеславию; рождение ваше было новый и чувственный, так сказать, союз, союз сердец подтверждающий. Он есть источник начальной горячности родителей к сынам своим; подкрепляется он привычкою, ощущением своея власти, отражением похвал сыновних к отцу.

Мать ваша равного со мною была мнения о ничтожности должностей ваших, от рождения проистекающих. Не гордилася она пред вами, что носила вас во чреве своем, не требовала признательности, питая вас своею кровию; не хотела почтения за болезни рождения, ни за скуку воскормления сосцами своими. Она тщилася благую вам дать душу, яко же и сама имела, и в ней хотела насадить дружбу, но не обязанность, не должность или рабское повиновение. Не допустил ее рок зрети плодов ее насаждений. Она нас оставила с твердостию хотя духа, но кончины еще не желала, зря ваше младенчество и мою горячность.

Уподоблялся ей, мы совсем ее не потеряем. Она поживет с нами, доколе к ней не отыдем. Ведаете, что любезнейшая моя с вами беседа есть беседовати о родшей вас. Тогда, мнится, душа ее беседует с нами, тогда становится она нам присутственна, тогда в нас она является, тогда она еще жива. - И отирал вещающий капли задержанных в душе слез.

Сколь мало обязаны вы мне за рождение, толико же обязаны и за воскормление. Когда я угощаю пришельца, когда питаю птенцов пернатых, когда даю пищу псу, лижущему мою десницу, - их ли ради сие делаю? Отраду, увеселение или пользу в том нахожу мою собственную. С таковым же побуждением производят воскормление детей. Родившиеся в свет, вы стали граждане общества, в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если бы допустил до вас кончину безвременную, был бы убийца. Если я рачительнее был в воскормлении вашем, нежели бывают многие, то следовал чувствованию моего сердца. Власть моя; да пекуся о воскормлении вашем или небрегу о нем; да сохраню дни ваши или расточителем в них буду; оставлю вас живых или дам умрети завременно - есть ясное доказательство, что вы мне не обязаны в том, что живы. Если бы умерли от моего о вас небрежения, как то многие умирают, мщение закона меня бы не преследовало.

Но, скажут, обязаны вы мне за учение и наставление. Не моей ли я в том искал пользы, да благи будете. Похвалы, воздаваемые доброму вашему поведению, рассудку, знаниям, искусству вашему, распростирался на вас, отражаются на меня, яко лучи солнечны от зеркала. Хваля вас, меня хвалят.

Что успел бы я, если бы вы вдалися пороку, чужды были учения, тупы в рассуждениях, злобны, подлы, чувствительности не имея? Не только сострадатель был бы я в вашем косвенном хождении, но жертва, может быть, вашего неистовства. Но ныне спокоен остаюся, отлучая вас от себя; разум прям, сердце ваше крепко, и я живу в нем. О друзья мои, сыны моего сердца!

Родив вас, многие имел я должности в отношении к вам, но вы мне ничем не должны; я ищу вашей дружбы и любви; если вы мне ее дадите, блажен отыду к началу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас навеки, ибо поживу на памяти вашей.

Но если я исполнил должность мою в воспитании вашем, обязан сказати ныне вам вину, почто вас так, а не иначе воспитывал и для чего сему, а не другому вас научили и для того услышите повесть о воспитании вашем и познайте вину всех моих над вами деяний.

Со младенчества Вашего принуждения вы не чувствовали. Хотя в деяниях ваших вождаемы были рукою моею, не ощущали, однако же, николи ее направления. Деяния ваши были предузнаты и предваряемы; не хотел я, чтобы робость или послушание повиновения малейшею чертою ознаменовала на вас тяжесть своего перста. И для того дух ваш, не терпящ веления безрассудного, кроток к совету дружества. Но если, младенцам вам сущим, находил я, что уклонился он пути, мною назначенного, устремляемы случайным ударением, тогда остановлял я ваше шествие или, лучше сказать, неприметно вводил в прежний путь, яко поток, оплоты прорывающий, искусною рукою обращается в свои берега.

Робкая нежность не присутствовала во мне, когда, казалося, не рачил

(Рачил - заботился.) об охранении вас от неприязненности стихий и погоды.

Желал лучше, чтобы на мгновение тело ваше оскорбилося преходящею болью, нежели дебелы (Дебелы - здесь: изнежены.) пребудете в возрасте совершенном.

И для того почасту ходили вы босы, непокровенную имея главу; в пыли, в грязи возлежали на отдохновение на скамии или на камени. Не меньше старался я удалить вас от убийственной пищи и пития. Труды наши лучшая была приправа в обеде нашем. Воопомните, с каким удовольствием обедали мы в деревне нам неизвестной, не нашед дороги к дому. Сколь вкусен нам казался тогда хлеб ржаной и квас деревенский!

Не ропщите на меня, если будете иногда осмеяны, что не имеете казистого восшествия (Восшествие - походка.), что стоите, как телу вашему покойнее, а не как обычай или мода велит; что одеваетеся не со вкусом, что волосы ваши кудрятся рукою природы, а не чесателя. Не ропщите, если будете небрежены в собраниях, а особливо от женщин, для того что не умеете хвалить их красоту;

но вспомните, что вы бегаете быстро, что плаваете не утомлялся, что подымаете тяжести без натуги, что умеете водить соху, вскопать гряду, владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом, стрелять.

Не опечальтеся, что вы скакать не умеете как скоморохи. Ведайте, что лучшее плясание ничего не представляет величественного; и если некогда тронуты будете зрением оного, то любострастие будет тому корень, все же другое оному постороннее. Но вы умеете изображать животных и неодушевленных, изображать черты царя природы, человека. В живописи найдете вы истинное услаждение не токмо чувств, но и разума. Я вас научил музыке, дабы дрожащая струна согласно вашим нервам возбуждала дремлющее сердце; ибо музыка, приводя внутренность в движение, делает мягкосердие в нас привычкою. Научил я вас и варварскому искусству сражаться мечом. Но сие искусство да пребудет в вас мертво, доколе собственная сохранность того не востребует. Оно, уповаю, не сделает вас наглыми; ибо вы твердый имеете дух и обидою не сочтете, если осел вас улягнет или свинья смрадным до вас коснется рылом. Не бойтесь сказать никому, что вы корову доить умеете, что шти и кашу сварите или зажаренный вами кусок мяса будет вкусен. Тот, кто сам умеет что сделать, умеет заставить сделать и будет на погрешности снисходителен, зная все в исполнении трудности.

Во младенчестве и отрочестве не отягощал я рассудка вашего готовыми размышлениями или мыслями чуждыми, не отягощал памяти вашей излишними предметами. Но, предложив вам пути к познаниям, с тех пор как начали разума своего ощущати силы, сами шествуете к отверстой вам стезе. Познания ваши тем основательнее, что вы их приобрели не твердя, как то говорят по пословице, как сорока, Якова. Следуя сему правилу, доколе силы разума не были в вас действующи, не предлагал я вам понятия о всевышнем существе и еще менее об откровении. Ибо то, что бы вы познали прежде, нежели были разумны, было бы в вас предрассудок и рассуждению бы мешало. Когда же я узрел, - что вы в суждениях ваших вождаетесь рассудком, то предложил вам связь понятий, ведущих к познанию бога; уверен во внутренности сердца моего, что всещедрому отцу приятнее зрети две непорочные души, в коих светильник познаний не предрассудком возжигается, но что они сами возносятся к начальному огню на возгорение. Предложил я вам тогда и о законе откровенном, не сокрывая от вас все то, что в опровержение оного сказано многими. Ибо желал, чтобы вы могли сами избирать между млеком и желчию, и с радостию видел, что восприяли вы сосуд утешения неробко.

Преподавая вам сведения о науках, не оставил я ознакомить вас с различными народами, изучив вас языкам иностранным. Но прежде всего попечение мое было, да познаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснять ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в вас непринужденно и поту на лице не производило. Английский язык, а потом латинский старался я вам известнее сделать других. Ибо упругость духа вольности, перехода в изображение речи, приучит и разум к твердым понятиям, столь во всяких Правлениях нужным.

Но если рассудку вашему предоставлял я направлять стопы ваши в стезях науки, тем бдительнее тщился быть во нравственности вашей. Старался умерять в вас гнев мгновения, подвергая рассудку гнев продолжительный, мщение производящий. Мщение!.. Душа ваша мерзит его. Вы из природного сего чувствительныя твари движения оставили только оберегательность своего сложения, поправ желание возвращать уязвления.

Ныне настало то время, что чувствы ваши, дошед до совершенства возбуждения, но не до совершенства еще понятия о возбуждаемом, начинают тревожиться всякою внешностию. и опасную производить зыбь во внутренности вашей. Ныне достигли времени, в которое, как то говорят, рассудок становится определителем делания и неделания; а лучше сказать, когда чувства, доселе одержимые плавностию младенчества, начинают ощущать дрожание или когда жизненные соки, исполнив сосуд юности, превышать начинают его воскраия, ища стезю свойственным для них стремлениям. Я сохранил вас неприступными доселе превратным чувств потрясениям, но не сокрыл от вас неведения покровом пагубных следствий совращения от пути умеренности в чувственном услаждении.

Вы свидетели были, сколь гнусно избыточество чувственного насыщения, и возгнушалися; свидетели были страшного волнения страстей, превысивших брега своего естественного течения, познали гибельные их опустошения и ужаснулися.

Опытность моя, носяся над вами, яко новый Егид (Егид (эгида) - щит верховного бога Зевса в греческой мифологии, символ защиты.), охраняла вас от неправильных уязвлений. Ныне будете сами себе вожди, и хотя советы мои будут всегда светильником ваших начинаний; ибо сердце и душа ваша мне отверсты; но яко свет, отдаляяся от предмета, менее его освещает, тако и вы, отриновенны моего присутствия, слабое ощутите согрение моея дружбы. И для того преподам вам правила единожития и общежития, дабы по усмирении страстей не возгнушалися деяний, во оных свершенных, и не познали, что есть раскаяние.

Правила единожития, елико то касаться может до вас самих, должны относиться к телесности вашей и нравственности. Не забывайте никогда употреблять ваших телесных сил и чувств. Упражнение оных умеренное укрепит их не истощевая и послужит ко здравию вашему и долгой жизни. И для того упражняйтеся в искусствах, художествах и ремеслах, вам известных.

Совершенствование в оных иногда может быть нужно. Неизвестно нам грядущее.

Если неприязненное, счастие отымет у вас все, что оно вам дало, - богаты пребудете во умеренности желаний, кормяся делом рук ваших. Но если во дни блаженства все небрежете, поздно о том думать во дни печали. Нега, изленение и неумеренное чувств услаждение губят и тело и дух. Ибо, изнуряяй тело невоздержностию, изнуряет и крепость духа. Употребление же сил укрепит тело, а с ним и дух. Если почувствуешь отвращение к яствам, и болезнь постучится у дверей, воспряни тогда от одра твоего, на нем же лелеешь чувства твои, приведи уснувшие члены твои в действие упражнением и почувствуешь мгновенное сил обновление; воздержи себя от пищи, нужной во здравии, и глад сделает пищу твою сладкою, огорчавшую от сытости. Помните всегда, что на утоление глада нужен только кусок хлеба и ковш воды. Если благодетельное лишение внешних чувствований, сон, удалится от твоего возглавия и не возможешь возобновить сил разумных и телесных, - беги из чертогов твоих и, утомив члены до усталости, возляги на одре твоем и почиешь во здравие.

Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в чистоте; ибо чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна (Брашно -

хлеб-соль, еда.), и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.

Ныне достигли вы, повторю, того страшного времени и часа, когда страсти пробуждаться начинают, но рассудок слаб еще на их обуздание. Ибо чаша рассудка без опытности на весах воли воздымается; а чаша страстей опустится мгновенно долу (Долу - вниз.). Итак, к равновесию не иначе приближиться можно, как трудолюбием. Трудитеся телом; страсти ваши не столь сильное будут иметь волнение; трудитеся сердцем, упражняяся в мягкосердии, чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении, и страсти ваши направятся ко благому концу. Трудитеся разумом, упражняяся в чтении, размышлении, разыскании истины или происшествии; и разум управлять будет вашею волею и страстьми. Но не возмните в восторге рассудка, что можете сокрушить корени страстей, что нужно быть совсем бесстрастну. Корень страстей благ и основан на нашей чувствительности самою природою. Когда чувствы наши, внешние и внутренние, ослабевают и притупляются, тогда ослабевают и страсти. Они благую в человеке производят тревогу, без нее же уснул бы он в бездействии. Совершенно бесстрастный человек есть глупец и истукан нелепый, не возмогаяй ни благого, ни злого. Не достоинство есть воздержатися от худых помыслов, не могши их сотворить. Безрукий не может уязвить никого, но не может подать помощи утопающему, ни удержати на бреге падающего в пучину моря.

Итак, умеренность во страсти есть благо; шествие во стезе средою есть надежно. Чрезвычайность во страсти есть гибель; бесстрастие есть нравственная смерть. Яко же шественник, отдалялся среды стези, вдается опасности ввергнутися в тот или другой ров, такого бывает шествия во нравственности. Но буде страсти ваши опытностию, рассудком и сердцем направлены к концу благому, скинь с них бразды томного благоразумия, не сокращай их полета; Мета их будет всегда величие; на нем едином остановиться они умеют.

Но если я вас побуждаю не быть бесстрастными, паче всего потребно в юности вашей умеренность любовныя страсти. Она природою насаждена в сердце нашем ко блаженству нашему. И так в возрождении своем никогда ошибиться не может, но в своем предмете и неумеренности. И так блюдитеся, да не ошибетеся в предмете любви вашея и да не почтете взаимною горячностию оныя образ. С благим же предметом любви неумеренность страсти сея будет вам неизвестна.

Говоря о любви, естественно бы было говорить и о супружестве, о сем священном союзе общества, коего правила не природа в сердце начертала, но святость коего из начального обществ положения проистекает. Разуму вашему, едва шествие свое начинающему, сие бы было непонятно, а сердцу вашему, не испытавшему самолюбивую в обществе страсть любви, повесть о сем была бы вам неощутительна, а потому и бесполезна. Если желаете о супружестве иметь понятие, воспомяните о родшей вас. Представьте меня с нею и с вами, возобновите слуху вашему глаголы наши и взаимные лобызания и приложите картину сию к сердцу вашему. Тогда почувствуете в нем приятное некое содрогание. Что оно есть? Познаете со временем; а днесь довольны будьте оного ощущением.

Приступим ныне вкратце к правилам общежития. Предписать их не можно с точностию, ибо располагаются они часто по обстоятельствам мгновения. Но, дабы колико возможно менее ошибаться, при всяком начинании вопросите ваше сердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то и творите. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце имеете благое. Но следовати возмнивый рассудку, не имея на браде власов, опытность возвещающих, есть безумец.

Правила общежития относятся ко исполнению обычаев и нравов народных, или ко исполнению закона, или ко исполнению добродетели. Если в обществе нравы и обычаи не противны закону, если закон не полагает добродетели преткновений в ее шествии, то исполнение правил общежития есть легко. Но где таковое общество существует? Все известные нам многими наполнены во нравах и обычаях, законах и добродетелях противоречиями. И оттого трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся в совершенной противуположности.

Понеже добродетель есть вершина деяний человеческих, то исполнение ее ничем не долженствует быть препинаемо. Небреги обычаев и нравов, небреги закона гражданского и священного, столь святыя в обществе вещи, буде исполнение оных отлучает тебя от добродетели. Не дерзай николи нарушения ее прикрывати робостию благоразумия. Благоденствен без нее будешь во внешности, но блажен николи.

Последуя тому, что налагают на нас обычаи и нравы, мы приобретаем благоприятство тех, с кем живем. Исполняя предписание закона, можем приобрести название честного человека. Исполняя же добродетель, приобретем общую доверенность, почтение и удивление, даже и в тех, кто бы не желал их ощущать в душе своей. Коварный афинский сенат, подавая чашу с отравою Сократу, трепетал во внутренности своей пред его добродетелию (Сократ умер, выпив по приговору афинян чашу яда (цикуты).).

Не дерзай никогда исполнять обычая в предосуждение закона. Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бьд сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо в России государь есть источник законов.

Но если бы закон или государь или бы какая-либо на земли власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим. Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ниже самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и если предадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на памяти благородных душ до скончания веков. Убойся заранее именовать благоразумием слабость в деяниях, сего первого добродетели врага. Сегодня нарушишь ее уважения ради какового, завтра нарушение ее казаться будет самою добродетелию; и так порок воцарится в сердце твоем и исказит черты непорочности в душе и на лице твоем.

Добродетели суть или частные, или общественные. Побуждения к первым суть всегда мягкосердие, кротость, соболезнование, и корень всегда их благ.

Побуждения к добродетелям общественным нередко имеют начало свое в тщеславии и любочестии. Но для того не надлежит остановляться в исполнении их.

Предлог, над ним же вращаются, придает им важности. В спасшем Курции отечество свое от пагубоносныя язвы (Курций Марк, согласно преданию, спас Рим. Когда в 362 т. до н. э. в римском форуме разверзлась бездонная пропасть, оракул предсказал гибель городу, если пропасть не поглотит лучшее его благо. Со словами: "Нет лучшего блага в Риме, чем оружие и храбрость", - юный Курции в доспехах, на коне кинулся в бездну, и она сомкнулась.) никто не зрит ни тщеславного, ни отчаянного или наскучившего жизнию, но ироя. Если же побуждения наши к общественным добродетелям начало свое имеют в человеколюбивой твердости души, тогда блеск их будет гораздо больший.

Упражняйтеся всегда в частных добродетелях, дабы могли удостоиться исполнения общественных.

Еще преподам вам некоторые исполнительные правила жизни. Старайтеся паче всего во всех деяниях ваших заслужить собственное свое почтение, дабы, обращая во уединении взоры свои во внутрь себя, не токмо не могли бы вы раскаяваться о сделанном, но взирали бы на себя со благоговением.

Следуя сему правилу, удаляйтеся, елико то возможно, даже вида раболепствования. Вошед в свет, узнаете скоро, что в обществе существует обычай посещать в праздничные дни по утрам знатных особ; обычай скаредный, ничего не значащий, показующий в посетителях дух робости, а в посещаемом дух надменности и слабый рассудок. У римлян было похожее сему обыкновение, которое они называли амбицио, то есть снискание или обхождение; а оттуда и любочестие названо амбицио, ибо посещениями именитых людей юноши снискивали себе путь к чинам и достоинствам. То же делается и ныне. Но если у римлян обычай сей введен был для того, чтобы молодые люди обхождением с испытанными научалися, то сомневаюсь, чтобы цель в обычае сем всегда непорочна сохранилася. В наши же времена, посещая знатных господ, учения целию своею никто не имеет, но снискание их благоприятства. Итак, да не преступит нога ваша порога, отделяющего раболепство от исполнения должности. Не посещай николи передней знатного боярина, разве по долгу звания твоего. Тогда среди толпы презренной и тот, на кого она взирает с подобострастием, в душе своей тебя хотя с негодованием, но от нее отличит.

Если случится, что смерть пресечет дни мои прежде, нежели в благом пути отвердеете, и, юны еще, восхитят вас страсти из стези рассудка, - то не отчаивайтеся, соглядая иногда превратное ваше шествие. В заблуждении вашем, в забвении самих себя, возлюбите добро. Распутное житие, безмерное любочестие, наглость и все пороки юности оставляют надежду исправления, ибо скользят по поверхности сердца, его не уязвляя. Я лучше желаю, чтобы во младых летах ваших вы были распутны, расточительны, наглы, нежели сребролюбивы или же чрезмерно бережливы, щеголеваты, занимался более убранством, нежели чем другим. Систематическое, так сказать, расположение в щегольстве означает всегда сжатый рассудок. Если повествуют, что Юлий Кесарь (Юлий Кесарь (Цезарь) - римский диктатор (100-44 до н. э.).) был щеголь; но щегольство его имело цель. Страсть к женщинам в юности его была к сему побуждением. Но он из щеголя облекся бы мгновенно во смраднейшее рубище, если бы то способствовало к достижению его желаний.

Во младом человеке не токмо щегольство преходящее простительно, но и всякое почти дурачество. Если же наикраснейшими деяниями жизни прикрывать будете коварство, ложь, вероломство, сребролюбие, гордость, любомщение, зверство, - то хотя ослепите современников ваших блеском ясной наружности, хотя не найдете никого столь любящего вас, да представит вам зерцало истины, не мните, однако же, затмить взоры прозорливости. Проникнет она светозарную ризу коварства, и добродетель черноту души вашей обнажит. Возненавидит ее сердце твое и, яко чувственница (Чувственница - мимоза.), увядать станет прикосновением твоим, но мгновенно, но стрелы ее издалека язвить тебя станут и терзать.

Простите, возлюбленные мои, простите, друзья души моей; днесь при сопутном ветре отчальте от брега чуждыя опытности ладью вашу; стремитеся по валам жития человеческого, да научитеся управляти сами собою. Блажени, не претерпев крушения, если достигнете пристанища, его же жаждем. Будьте счастливы во плавании вашем. Се искреннее мое желание. Естественные силы мои, истощав движением и жизнию, изнемогут и угаснут; оставлю вас навеки; но се мое вам завещание. Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, - тогда воспомни, что ты человек, воспомяни величество твое, восхити - венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся. Умри.

В наследие вам оставляю слово умирающего Катона (Катон Младший (95-46 до н. э.) - римлянин, сторонник аристократической республики. Выступал против режима личной диктатуру. Когда узнал о военной победе Цезаря над силами республиканцев, закололся мечом.). Но если во добродетели умрети возможешь, умей умреть и в пороке и будь, так сказать, добродетелен в самом зле. Если, забыв мои наставления, поспешать будешь на злые дела, обыкшая душа добродетели востревожится; явлюся тебе в мечте. Воспряни от ложа твоего, преследуй душевно моему видению. Если тогда источится слеза из очей твоих, то усни паки; пробудишься на исправление. Но если среди злых твоих начинаний, воспоминая обо мне, душа твоя не зыбнется и око пребудет сухо...

Се сталь, се отрава. Избавь меня скорби; избавь землю поносныя тяжести. Будь мой еще сын. Умри на добродетель.

Вещавшу сие старцу, юношеский румянец покрыл сморщенные ланиты его;

взоры его испускали лучи надежного радования, черты лица сияли сверхъестественным веществом. Он облобызал детей своих и, проводив их до повозки, пребыл тверд до последнего расстания. Но едва звон почтового колокольчика возвестил ему, что они начали от него удаляться, упругая сия душа смягчилася. Слезы проникли сквозь очей его, грудь его воздымалася: он руки свои простирал вслед за отъезжающими; казалося, будто желает остановить стремление коней. Юноши, узрев издали родшего их в такой печали, возрыдали столь громко, что ветр доносил жалостный их стон до слуха нашего. Они простирали также руки к отцу своему; и казалося, будто его к себе звали. Не мог старец снести сего зрелища; силы его ослабели, и он упал в мои объятия.

Между тем пригорок скрыл отъехавших юношей от взоров наших; пришед в себя, старец стал на колени и возвел руки и взоры на небо.

Господи, - возопил он, - молю тебя, да укрепишь их в стезях добродетели, молю, блажени да будут. Веси, николи не утруждал тебя, отец всещедрый, бесполезною молитвою. Уверен в душе моей, яко благ еси и правосуден. Любезнейшее тебе в нас есть добродетель; деяния чистого сердца суть наилучшая для тебя жертва... Отлучил я ныне от себя сынов моих...

Господи, да будет на них воля твоя. - Смущен, но тверд в надеянии своем отъехал он в свое жилище.

Слово крестицкого дворянина не выходило у меня из головы.

Доказательства его о ничтожестве власти родителей над детьми казалися мне неоспоримы. Но если в благоучр.ежденном обществе нужно, чтобы юноши почитали старцев и неопытность - совершенство, то нет, кажется, нужды власть родительскую делать беспредельною. Если союз между отцом и сыном не на нежных чувствованиях сердца основан, то он, конечно, нетверд; и будет нетверд вопреки всех законоположений. Если отец в сыне своем видит своего раба и власть свою ищет в законоположении, если сын почитает отца наследия ради, то какое благо из того обществу? Или еще один невольник в прибавок ко многим другим, или змия за пазухой... Отец обязан сына воскормить и научить и должен наказан быть за его проступки, доколе он не войдет в совершеннолетие; а сын должности свои да обрящет в своем сердце. Если он ничего не ощущает, то виновен отец, почто ничего не насадил. Сын же вправе требовати от отца вспомоществования, доколе пребывает немощен и малолетен;

но в совершеннолетии естественная сия и природная связь рушится. Птенец пернатых не ищет помощи от произведших его, когда сам начнет находить пищу.

Самец и самка забывают о птенцах своих, когда сии возмужают. Се есть закон природы. Если гражданские законы от него удалятся, то производят всегда урода. Ребенок любит своего отца, мать или наставника, доколе любление его не обратится к другому предмету. Да не оскорбится сим сердце твое, отец чадолюбивый; естество того требует. Единое в том тебе утешение да будет, воспоминая, что и сын сына твоего возлюбит отца до совершенного только возраста. Тогда же от тебя зависеть будет обратить его горячность к тебе.

Если ты в том успеешь, блажен и почтения достоин. В таковых размышлениях доехал я до почтового стана.

Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву - КРЕСТЬЦЫ , читать текст

См. также Радищев Александр Николаевич - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Путешествие из Петербурга в Москву - ЯЖЕЛБИЦЫ
ЯЖЕЛБИЦЫ Сей день определен мне был судьбою на испытание, Я отец, имею...

Путешествие из Петербурга в Москву - ВАЛДАЙ
ВАЛДАЙ Новый сей городок, сказывают, населен при царе Алексее Михайлов...