Елена полтавец, университетский гуманитарный лицей мгу им. м.в. ломоносова. Лучшие и прочнейшие изменения

Елена ПОЛТАВЕЦ,
Университетский
гуманитарный лицей
МГУ им. М.В. Ломоносова

СОЧИНЕНИЕ, КОТОРОЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

А.С. Пушкин отметил, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений. К этому выводу пришёл Гринёв, создавая на склоне лет записки о своей многотрудной жизни. Из повести «Капитанская дочка» мы узнаём о том, что наставники Петруши выучили его русской и французской грамоте, фехтованию и выписали для него географическую карту. Какое счастье, что Петруше никто не предлагал тестов по русской и французской словесности, а с написанием сочинений он, как видим, неплохо справился и сам. Правда, уже не в шестнадцатилетнем возрасте.

Так вот, насильственные потрясения со времён молодости Петруши (и прочих сопутствовавших ей грандиозных событий) как-то обходили стороной, благодарение Богу, преподавание русской словесности. Пугачёвщина и прочие катаклизмы проносились, Сумароков “похвалял” Петрушины пробы пера, классические гимназии то сменялись школами рабочей молодежи, то вновь появлялись на свет, а ученическое сочинение как жанр вступало в четвёртое, наверное, столетие своего мирного существования. Как вдруг… Тестирование! ЕГЭ! Замена сочинения изложением! Стандарты!

Теперь вот ещё и перечень тем сочинений для письменного экзамена в 11-м классе. Критиковать эти темы как-то неудобно. Сочинение и так висит на волоске. Признают его, бедное, несовременным - и введут поголовное тестирование. А не впишется литература в ЕГЭ - ей же хуже будет! Такова, по крайней мере, логика реформаторов.

Хорошо ещё, что хотя бы учителя в нашей стране не забыли, в отличие от реформаторов, о том, что в школах есть дети, которым, кажется, и предназначаются все эти темы, изложения, тесты и прочие насильственные потрясения. Дети нас, учителей, спрашивают, как им раскрывать в сочинениях темы, приехавшие из Министерства образования. От детей не отвертишься. Поэтому настала необходимость поразмыслить над темами, уже вторую весну заботливо открывающими (или завершающими) посевную разумного, доброго, вечного.

Иногда кажется, что темы такие рассылаются уже второй год для того, чтобы мы все вздохнули и признали сочинение никуда не годной формой экзамена.

В прошлом году моя знакомая одиннадцатиклассница Маша попросила у меня какую-нибудь литературу о Венедикте Ерофееве. “Сочинение, - говорит, - задали по одной из экзаменационных тем. Тренируемся”. Я ей напомнила, что в списке нет тем по творчеству Ерофеева. Далее наш диалог развивался примерно следующим образом:

Ну и что ж, что нет. Я буду писать по теме «Как ни грустно в этом непонятном мире, но он всё же прекрасен…». Это слова Бунина, - объявила Маша.

Вот и пиши по рассказам Бунина.

Да я его не люблю. Мне просто мысль понравилась.

Никакое художественное произведение не может служить иллюстрацией отдельной мысли, даже самой умной и красивой. Да и сочетать Бунина с Ерофеевым как-то… безвкусно, по-моему…

Ну и что же? В теме ведь сказано: по одному или нескольким произведениям русской литературы. «Москва–Петушки» - произведение русской литературы!

Да… Но отбор-то “литературного материала” надо производить на основе «Обязательного минимума…».

С учётом “принципа вариативности”, - подняла вверх палец умная Маша. - Да и зачем тогда нужна такая тема? Если бы надо было писать по Бунину, тема была бы сформулирована по Бунину.

Но всё-таки Бунин не читал Ерофеева, - слабо сопротивлялась я.

Разве это важно? Зато мы в школе читали. А вот, например, тема «Патриотизм состоит не в пышных возгласах…» - слова Белинского. Нам сказали, что можно писать по «Войне и миру», а Белинский ведь тоже не читал Толстого.

По-моему, надо писать по «Мёртвым душам», которые Белинский читал.

Ну хорошо, - не сдавалась Маша, - у нас там ещё полно цитат из Пришвина, Карамзина и этого… Ключевского… Откуда я знаю, что они читали, что не читали и что вообще имели в виду!

Я сдалась. Правда, теперь не удивлюсь, если тему «Школа несчастья есть самая лучшая школа» (№ 363 в темах 2003 года) кто-нибудь из экзаменующихся захочет раскрыть, обратившись к стихотворению Чуковского «Федорино горе». В указаниях Министерства образования для проведения экзамена в этом году нет даже приписки об “отборе литературного материала на базе…” (у кого же язык повернулся назвать, господи, Пушкина или Гоголя “литературным материалом”!). А хоть бы и была - что толку? Цитатная тема, необъятная, как море, провоцирует на что угодно.

Нет, я не хочу в позе Катона Старшего восклицать, что поэме Ерофеева в школе не место. Может быть, очень даже место, особенно в сравнении с трактовкой русского странничества или иных миров в поэмах Гоголя, Некрасова или Твардовского. Но я хочу понять, почему составители экзаменационных тем столь последовательно отворачиваются и от литературы, и от живой жизни? Чего хотят они от русской классики и от ребят, предлагая либо совершенно бессодержательные экзаменационные задания (игнорирующие те знания, которые выпускник школы в ней получил), либо задания, требующие какой-то сверхэрудиции, которой и не каждый учитель обладает?

В комплекте тем сочинений этого года кого только нет! Опять с маниакальной настойчивостью Ключевский, Карамзин, С.Булгаков, Н.Фёдоров, Писарев, Дружинин, К.Аксаков, Майков, А.Белый, Андреев, Бунин, Набоков, Бердяев, Осоргин, Брюсов, Мандельштам, Паустовский, Твардовский, Тынянов, Жирмунский, Чуковский… Их слова, вырванные из контекста, приводятся в качестве цитатных тем, раскрывать которые нужно “на материале” русской литературы ХIХ и даже ХХ века! Покажите мне того школьного словесника, чьи ученики без запинки назовут критическую работу или произведение, из которых взята цитата, укажут повод, по которому эти слова сказаны, и охарактеризуют их контекст, да ещё сопоставят с “литературным материалом” любую критическую статью или публицистику, письма (часть цитат взяты, например, из писем Л.Толстого или из «Дневника писателя» Достоевского). Покажите мне, повторяю, словесника, чьи ученики всё это знают! Я хочу видеть этого человека!

Ещё я хочу понять, как можно иллюстрировать литературными произведениями в принципе не относящиеся к литературе высказывания. Это, например, слова из письма Л.Толстого к А.А. Толстой: “Чтобы жить честно…” (тема № 190) или слова Достоевского из «Дневника писателя» (раздел 3, гл. 1; апрель, 1877): “Эгоизм умерщвляет великодушие” (тема № 191). Есть, наверное, и другие примеры, объёма статьи не хватит, чтобы их перечислить. Ещё удивительнее темы, представляющие собой цитаты из Пушкина, К.Аксакова, даже Карамзина, темы, в которых предлагается охарактеризовать… произведения ХХ века!

Вчера ученики спросили меня, по какому поводу сказаны слова Н.Фёдорова: “Жить нужно не для себя и не для других, а со всеми и для всех” (тема № 188). Звоню знакомому кандидату философских наук, провожу бессонную ночь за томами пропагандиста теории “общего дела”… Жаль себя, ещё больше жаль времени на уроках, которых и так мало осталось до экзамена… А что делать? Сказать, что, мол, неважно, ребята, пишите что-нибудь душещипательное… Ну, хоть по Льву Толстому - помнится, они с Фёдоровым любили беседовать… То есть сегодня иллюстрируем «Войной и миром» мысль Фёдорова, завтра - Белинского, сегодня эксплуатируем “патриотизм”, завтра - “нравственное чувство”… А зачем мы объясняли ученикам своеобразие художественного произведения, “лабиринт сцеплений”, приводили слова Толстого о том, что выхваченная из контекста мысль “страшно понижается” в своём значении? Чтобы на экзамене они сводили любое произведение к этакой конфетке, которую можно завернуть в любую обёртку?

«Капитанскую дочку» мы читали, положив рядом сборник пословиц и народных песен. Потом узнали, кто и почему “вкусих мало мёду” в 1-й Книге Царств, и прочитали «Мцыри». Потом думали, чем отличается творческая манера Вяземского в «Первом снеге» от стилистики пушкинского зимнего пейзажа в «Евгении Онегине». Потом рассуждали о роли литературного интертекста и евангельских сюжетов в «Преступлении и наказании», «Войне и мире», пьесах Горького и Чехова, стихах Блока и Ахматовой… И всё это для того, чтобы сказать, что цитатная тема - это так, просто эпиграф, слова, нас ни к чему не обязывающие? Да ребята мне этого не позволят!

Встречаются в списке экзаменационных тем такие, где предлагается цитата из критической статьи или писательское высказывание о конкретном произведении. Вот тема № 117 - «Без Ольги Ильинской и без её драмы с Обломовым не узнать бы нам Ильи Ильича так, как мы его теперь знаем…» (А.В. Дружинин). Статья Дружинина о романе Гончарова не входила в школьную программу никогда, как не входит ныне и в рекомендации «Стандартов». Срочно изучать её с одиннадцатиклассниками? Но подобных тем с высказываниями о конкретных произведениях множество. Предлагаются слова Достоевского о Некрасове, Майкова и Белого о Гоголе, Бердяева о Достоевском, Бальмонта о Фете, Брюсова и Жирмунского о Блоке, Осоргина о Есенине… Да никакой спецкурс по истории русской критики этого не охватит! А если эти темы не предполагают исследование критического метода вышеперечисленных критиков, зачем тогда приводятся их высказывания? Есть тема о женских образах в «Обломове» и отдельная - об оценке их Дружининым, тема о роли «Сна Обломова» и отдельная - об оценке «Сна Обломова» Дружининым, тема “народных страданий в поэзии Некрасова” и отдельно - «Некрасов - поэт страдания» (Ф.М. Достоевский). Срочно задавать детям читать «Дневник писателя» и изучать восприятие поэзии Некрасова Достоевским? А если это в цитатных темах не подразумевается, зачем дублировать обыкновенные темы в виде цитат?

Зачем вообще превращать великих в посмешище для школьников, выдёргивая отдельные мысли из произведений? Тема № 384 - «Избавиться от мысли люди не могут…» (К.С. Аксаков). Что писать? Тема 194 - «Человек ловится на мелочах…» (М.Горький). Тема № 159 - «Чехов - странный писатель…» (Л.Н. Толстой)… Скажите, люди взрослые и премудрые, вы выбрали бы эти темы на экзамене? Некоторые цитаты занимают три-четыре предложения и пять (!) строк. Где тут главная мысль, которую надо иллюстрировать? Что имеется в виду в теме № 195 - «У истинного таланта каждое лицо - тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец» (В.Г. Белинский)? Взгляды Белинского на типизацию, помнится, были предметом нескольких лекций в спецкурсе «История русской критики», это мои филфаковские впечатления студенческих лет. Что, с тех пор теория Белинского сократилась до размеров школьного сочинения?

Другая группа цитатных тем - темы, предложенные в виде цитаты из программного произведения, подлежащего анализу. Это, казалось бы, попроще, да и цитата легко узнаваема. Но не тут-то было! Цитата сопровождается пояснением от Министерства, что и заводит в тупик. Тема № 5 - «На всех московских есть особый отпечаток». Добавление: «Старая Москва в комедии А.С. Грибоедова “Горе от ума”». Между тем в комедии Грибоедова мы читаем:

На всех московских есть особый отпечаток,
Извольте посмотреть на нашу молодёжь,
На юношей - сынков и внучат…

Братцы! Или цитата отсылает к контексту, или не надо вообще читать то произведение, по которому собираешься писать сочинение, а?

И что такое “старая Москва” в «Горе от ума»? Мне всегда казалось, что Москва там одна, изображённая Грибоедовым. Неужто составители тем хотят, чтобы мы поверили лепету Чацкого о том, что “нынче свет уж не таков”, и написали, что глупости Чацкого совпадают с авторской позицией? Да и тема тогда должна была бы получить формулировку не “старая Москва”, а что-нибудь вроде «Москва глазами Чацкого». В другой теме (№ 6) нас спрашивают: “За что и против чего борется Чацкий?” Зачем этот нафталин, как недавно справедливо вопрошал редактор газеты «Литература» Г.Красухин, правда, по другому поводу? Этот вопрос о Чацком предлагается после выпущенной издательством МГУ книги А.Баженова «К тайне “Горя…”», после книг А.Лебедева о Грибоедове, после совсем недавно напечатанных в «Литературе» статей, интересных и разных, о «Горе от ума» (я имею в виду работы В.Влащенко, А.Машевского, С.Штильмана). Неужели больше не о чем спросить, разбирая это чудесное и вечно загадочное «Горе…»?

В теме № 140 хороший такой, ёмкий, прямо скажем, вопрос Пьера Безухова “Какая сила управляет всем?” сужен подсказкой: взгляд на историю в романе «Война и мир». Если надо писать только про взгляд на историю, зачем цитата из размышлений Пьера о Боге, о нравственности, о добре и зле?

Вообще это трогательное желание снабдить серьёзно сформулированную тему цитатой напоминает попытки в одну телегу впрячь коня и трепетную лань. Составители тем, конечно, продемонстрировали свою чувствительность и поэтичность, но детям-то что делать? А если они понимают приведённые слова иначе? Ясно же, что даже слова Фамусова о Москве, процитированные выше, имеют гораздо больше смысловых оттенков, чем тот, на который ориентирует подсказка темы.

Но главное не в этом. Главное в том, что в виде цитаты, да ещё из художественного текста нельзя дать предельно точную научную формулировку задания. Цитаты вообще ничего не формулируют . Они приводятся для подтверждения, иллюстрации, для исследования и истолкования текста. А нам надо именно сформулировать чёткое задание для экзамена. И потом оценить не прекрасные чувства экзаменующегося, а знания и умение отвечать на поставленный вопрос. Формулировка темы не должна оставлять двусмысленности, как не должна и навязывать трактовку произведения. Она не должна провоцировать ученика на лицемерие, переливание из пустого в порожнее и сюсюканье о том, чего он не понимает. Мы должны ставить перед экзаменующимся проблему, которую он должен решить, показав, чему мы его научили. Необязательность в постановке вопроса оборачивается необязательностью, расплывчатостью и в ответе. Представляю, как изумился бы учитель математики, прочитав вместо решения задачи по геометрии что-нибудь вроде того, что “великая наука геометрия успешно развивалась ещё в Древнем Египте, несмотря на реакционную политику фараонов, эксплуатирующих простой народ…” А сочинения по литературе сплошь и рядом начинаются с характеристики эпохи, которая, как правило, была тёмная и реакционная, в то время как творчество писателя - светлое и прогрессивное. Потому что проблема в формулировке темы отсутствует. Что такое, например, “своеобразие лирики Некрасова” (тема № 96)? Какое своеобразие? Жанровое, ритмическое, лексическое и так далее? Нет, “своеобразие” это никак не конкретизировано. Тогда получается, что в лирике Некрасова было своеобразие, а в лирике всех других поэтов - нет? Зато зачем конкретизировано задание именно по романтической лирике Жуковского (тема № 3)? В теме № 125 нас спрашивают, нужен ли России Базаров. По-моему, Базаров - это герой одного из величайших русских романов. Не хватало ещё спросить детей, нужен ли России Тургенев. Если же Базаров понимается как некая метафора нигилизма вообще и надо писать публицистическую статью (на что в теме нет ни малейшего намёка), то при чём тут экзамен по литературе?

Хороша «Тема жизни и смерти в прозе Бунина» (№ 218). А зачем конкретизация - “тема обречённости буржуазного мира” (по рассказу «Господин из Сан-Франциско»)? Почему в теме № 61 “образы крестьян в поэме «Мёртвые души»”, а в теме № 60 - просто “чиновники города NN”? Зачем конкретизировать понятие “мирового пожара” в поэме Блока (тема № 258) как “революционного переустройства жизни”? Это “мировой пожар в крови”, по Блоку… В «Капитанской дочке», судя по формулировкам тем, есть образ только одного Пугачёва, потому что темы, связанные с остальными героями, предполагают рассказ о них, как о своих соседях по лестничной площадке или по деревне: «Семья Мироновых» (№ 35), «Гринёв и Швабрин» (№ 37)… То же самое и дальше: «Дикой и Кабаниха», «Давыдов и Половцев»… Зато есть вопрос: «Как раскрывается тема “русского бунта” в повести А.С. Пушкина “Капитанская дочка”?» (тема № 36). Действительно, как? Может быть, переписать в ответе всю «Капитанскую дочку» от первой буквы до последней? Вопрос, весьма напоминающий знаменитый вопрос, заданный Льву Толстому: что же вы, в самом деле, хотели сказать своей «Анной Карениной»?

Где мы возьмём своим ученикам купцов-самодуров в «Грозе» (№ 71)? Дикой подходит, но Кабаниха уж никак не подходит на роль купца-самодура, не потому, что она не купец, а купчиха, но потому, что она не самодур(а). Конечно, можно притянуть за уши в стан самодуров беднягу Тихона, который только в конце пьесы, вдруг очнувшись от своей летаргии и ища, на кого бы взвалить вину, вполне по-самодурски вопит: “Маменька, вы её погубили!” Или обратиться к монологу Кулигина о “жестоких нравах”. Но делать это надо уж очень виртуозно, чтобы быть убедительным. В теме № 75 предполагается сравнение и даже некоторое противопоставление Дикого и Кабанихи, но зачем вторая часть формулировки: “Основные черты самодурства”? Вместо одного писать два сочинения? Тема № 72 («Душевная драма Катерины») понятна. Но как тогда понять тему № 123а - «Трагизм образа Базарова»? Тема № 131 - «Правда о войне в романе Л.Н. Толстого “Война и мир”». Что подразумевается под “правдой”? Историческая основа «Войны и мира» или специфические взгляды автора на эпоху наполеоновских войн и полемика с историками? Не лучше ли «Изображение войны», без затей? Что такое “образ «вечной Сонечки» в романе Достоевского «Преступление и наказание»” (№ 155а )? Не лучше ли “мотив”? Что такое “восприятие, истолкование, оценка” стихотворения? “Восприятие” учеником на уровне эмоций? Или это восприятие Пастернака Мандельштамом, Есенина Осоргиным, Блока Жирмунским? Вряд ли одиннадцатиклассник готов к такому сочинению. Истолкование? Вот это пожалуйста: “В этом стихотворении Фет говорит, что он пришёл с приветом”, “Пушкин сообщает, что любовь ещё быть может” (кстати, именно без запятых вокруг “быть может” процитирована первая строка пушкинского стихотворения в теме № 17). Оценка??? Лермонтова - Васей и Маней из 11 Б? В вузах давно предлагается “разбор стихотворения”. Если этот термин представляется неприемлемым составителям тем, не лучше ли вообще исключить все эти “восприятия и оценки”, чтобы не профанировать филологический разбор и русскую поэзию? Неплохие по идее темы, посвящённые анализу эпизода, тоже превратились в вульгаризацию литературного произведения. Во-первых, слово “анализ” лучше бы заменить на “идейно-композиционное значение”. Анализ может быть всяким, даже лингвистическим, а нам надо показать именно роль эпизода в контексте всего произведения. Об этом «Литература» и другие периодические издания помещали очень интересные статьи, печатались и примеры сочинений. Даже девиз был: “Увидеть в капле океан”. Только… Почему и в прошлом, и в этом году анализ эпизода предлагается почти в каждом варианте? Невольно возникает желание продолжить аналогию с океаном и сравнить такие темы со спасательным кругом (кое-что на “троечку” всегда напишу). Конечно, учитель объяснит ребятам, что “кое-что” - это не океан. Но зачем тогда такое количество однотипных тем? Во-вторых, и здесь в формулировках тем ошибки. Тема № 33 - «Сон Татьяны. (Анализ эпизода из 5-й главы романа А.С. Пушкина “Евгений Онегин”)». Строго говоря, сон Татьяны мы не можем назвать сюжетным эпизодом. На фоне других “анализов эпизодов” его следовало бы обозначить как, допустим, “фрагмент”. А говорить надо очень строго, ибо предлагаются темы для экзамена в масштабе всей страны, да ещё как бы эталоны для работы учителя.

Но и это ещё не вершина вульгаризации. Методическая записка «О проведении письменного экзамена по русскому языку и литературе (sic!) в форме изложения» предлагает в качестве примера текста для изложения фрагмент из «Войны и мира» Л.Толстого. Учащийся, согласно этому документу, должен проявить “умение перерабатывать информацию”, “исключать подробности” и, слава Богу, может “сохранять” либо “не сохранять” авторский стиль. Какую “информацию” собираются найти в «Войне и мире», и “подробности” чего рекомендуется исключать - об этом умалчивается. Жаль, конечно, что из текстов для изложений почему-то исключили стихотворные произведения. Как было бы мило, если б ученикам предложили переработать информацию и исключить ненужные подробности из стихотворения «Я вас любил…»! Получилось бы что-нибудь “простенькое и со вкусом”. Или пусть бы пересказали своими словами письмо Татьяны… Д.И. Писарев, например, в этом упражнении преуспел. Ах, пересказать стихи нельзя? А Толстого - перескажем запросто?

После этого перерабатывания ученик должен ещё и дать ответ на “проблемный вопрос”, то есть написать сочинение. После фрагмента о Тихоне Щербатом из «Войны и мира» следует, например, вопрос: “Как в образе Тихона Щербатого воплотилась «грозная и величественная сила народной войны»?” (На мой взгляд, она там никак не воплотилась, потому что повествование о весёлом хулиганстве Тихона - это редкие вообще-то в «Войне и мире» юмористические страницы.) Ну да ладно, о вкусах не спорят. Непонятно другое: как же уложиться в те же шесть экзаменационных часов с двумя видами работы - и изложение написать, и сочинение?

Наконец, спросим себя, для чего это всё? Все эти насильственные потрясения? Для того, что книги о методике проведения изложения написаны и тесты составлены? То есть пистолет куплен - нужно застрелиться?

Что же касается тем сочинений, распространяемых по всей стране, нужно признать, что некорректные, неграмотные формулировки тем являются не меньшим злом, ибо провоцируют на недоверие к сочинению как форме экзамена, дискредитируют эту форму экзамена в глазах учителей, учеников и общественности. Не надо утешаться, что темы сочинений, которые устроили бы всех, придумать невозможно. Темы не пряники, чтобы всем нравиться. Нерадивых учеников они, например, никогда не устроят. Но экзаменаторы не имеют права на непрофессионализм, поэтому с филологической и педагогической точки зрения сформулированные нами экзаменационные задания должны быть безупречны. А что у нас в этом году на экзамене? Школьник так и не понял, что надо выделить ключевое слово в теме и отвечать прямо на поставленный вопрос - потому что добрая половина экзаменационных тем не содержат ни проблемы, ни ключевого слова. После всех наших уроков школьник лишён возможности продемонстрировать понимание специфики художественной литературы, потому что в самих экзаменационных заданиях две трети не содержат этой специфики, а в оставшейся трети содержится совершенно устаревшее понимание художественного творчества в духе даже не вчерашней марксистской теории отражения, а позавчерашних “объяснения и приговора” по Чернышевскому. Преподавать литературу по-новому - это ещё не значит заменить «Разгром» на «Котлован» и включить в школьную программу Замятина с Набоковым. Ни одной темы в нашем списке об идейно-композиционном значении образов (а не только “эпизодов”), лирических отступлений, эпиграфов, внесюжетных элементов, “сильных позиций” текста! Ни одной темы о смысле названия, авторской позиции, соотношении героя и рассказчика! Ни намёка на мотивный анализ, роль деталей или интертекста! Скажете, что сложно? Не знаю, что сложнее - поразмыслить о роли цитат в речи горьковского Актёра из «На дне» или разыскивать черты самодуров там, где их нет! А может быть, легче найти в отрывке из «Войны и мира» лишнюю информацию ? Или легче раскрыть взгляды Пушкина на литературу ХХ века (см. тему № 380 и все подобные)!!!

Я знаю, что скажут декан и ректор вуза, если в комплектах экзаменационных заданий будут допущены ошибки. Представьте себе 99% апелляций в приёмной комиссии и массовые судебные иски. Именно поэтому темы сочинений на приёмных экзаменах, скажем в МГУ, выглядят качественно иными по сравнению со школой. Нет, они не сложнее школьных. Они корректно и чётко сформулированы, только и всего. Школьные же темы как будто нарочно отучают от чётких ответов.

Тексты указов и договоров, как имеющих значение для всей страны, так и между частными фирмами, составляются и редактируются опытнейшими юристами и филологами. Почему же экзаменационные темы для школьников всей страны несут на себе печать некомпетентности? Это что - пустячок?

Может быть, это пережиток тех времён, когда многим у нас на Руси представлялось, что порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта. Но даже Базаров, как мы помним, усомнился в своей правоте, хотя и ввиду близкой кончины.

Вот за это-то он и достоин уважения.

Когда вспомню, что это случилось на моем веку, и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.

Все были поражены. «Ну» - сказал комендант; - «видно нам от него толку не добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потолкуем».

Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.

«Что это с тобою сделалось?» - спросил изумленный комендант.

Батюшки, беда!-отвечала Василиса Егоровна. - Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди, злодеи будут сюда.

Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.

Послушайте, Иван Кузмич! - сказал я коменданту. - Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.

Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: «А слышь ты матушка, и в самом деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?»

И, пустое! - сказала комендантша. - Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!

«Ну, матушка», - возразил Иван Куэмич - «оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся, или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость?»

Ну, тогда… - Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом чрезвычайного волнения.

«Нет, Василиса Егоровна», - продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. - «Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты старуха, а посмотри что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом».

Добро, - сказала комендантша, - так и быть, отправим Машу. А меня, и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою, да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.

«И то дело» - сказал комендант. - «Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?»

У Акулины Памфиловны, - отвечала комендантша. - Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко, до чего мы дожили!

Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча, и встали изо стола скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич!» - сказала она мне со слезами. - «Меня посылают в Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, господь приведет нам друг с другом увидеться; если же нет…» Тут она зарыдала. Я обнял ее. - Прощай, ангел мой, - сказал я, - прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе! - Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцаловал и поспешно вышел из комнаты.

ГЛАВА VII. ПРИСТУП.

Голова моя, головушка,

Голова послуживая!

Послужила моя головушка

Ровно тридцать лет и три года.

Ах, не выслужила головушка

Ни корысти себе, ни радости,

Как ни слова себе доброго

И ни рангу себе высокого;

Только выслужила головушка

Два высокие столбика,

Перекладинку кленовую,

Еще петельку шелковую.

Народная песня

В эту ночь я не спал и не раздевался. Я намерен был отправиться на заре к крепостным воротам, откуда Марья Ивановна должна была выехать, и там проститься с нею в последний раз. Я чувствовал в себе великую перемену: волнение души моей было мне гораздо менее тягостно, нежели то уныние, в котором еще недавно был я погружен. С грустию разлуки сливались во мне и неясные, но сладостные надежды, и нетерпеливое ожидание опасностей, и чувства благородного честолюбия. Ночь прошла незаметно. Я хотел уже выдти из дому, как дверь моя отворилась и ко мне явился капрал с донесением, что наши казаки ночью выступили из крепости, взяв насильно с собою Юлая, и что около крепости разъезжают неведомые люди. Мысль, что Марья Ивановна не успеет выехать, ужаснула меня; я поспешно дал капралу несколько наставлений, и тотчас бросился к коменданту.

лишь некоторых уточнений и оговорок, имевших в виду, необходимость более строгого учета в возражениях Пушкина того «опыта истории», которого еще не могло быть у Радищева, писавшего свое «Путешествие» до французской революции.

Книга Радищева вошла в круг ближайших интересов Пушкина летом 1833 г. в связи с его работой над «Историей Пугачева» . Эта книга не могла, конечно, дать материала для конкретной документации тех или иных глав исторической монографии. Но значение ее для великого поэта было неизмеримо шире, так как именно «Путешествие из Петербурга в Москву», как самое яркое и авторитетное обобщение политических, социально-экономических и бытовых данных о Российской империи последней трети XVIII столетия, позволяло вплотную подойти к осмыслению наиболее острых и ответственных проблем, вставших перед Пушкиным в эту пору.

Вопросы, которые волновали Радищева, продолжали оставаться, говоря словами Белинского, «самыми живыми, современными национальными вопросами» и в последние годы жизни Пушкина. Несмотря на то что процесс разложения крепостного хозяйства определялся все более явственно, правовые нормы, регулировавшие жизнь помещичьего государства, в течение еще полустолетия оставались неизменными. Не претерпели существенных изменений и формы борьбы «дикого барства» или «великих отчинников», как называл Радищев крупных земельных собственников, со всякими попытками не только ликвидации крепостного строя, но и с какими бы то ни было мероприятиями, которые бы эту ликвидацию подготовляли. Естественно поэтому, что Пушкин в середине 30-х гг. с таким же основанием, как Радищев в 1790 г., а декабристы в 20-х гг., не возлагает никаких надежд на возможность освободительного почина, идущего от самих помещиков, и так же, как его учителя и предшественники, трезво учитывает политические перспективы ликвидации крепостных отношений или сверху, «по манию царя», или снизу - «от самой тяжести порабощения», то есть в результате крестьянской революции.

Разумеется, было бы большою ошибкою ставить знак равенства между политическими концепциями Пушкина и Радищева даже в пору их известного сближения. Нельзя забывать, что в то время как автор «Путешествия из Петербурга

в Москву» не питал никаких иллюзии относительно того, что интересы самодержавно-помещичьего государства несовместимы с чаяниями трудового народа, Пушкин пытался после разгрома движения декабристов как-то отделить самодержавие как юридический институт от его классовой базы и от его же военно-бюрократического аппарата. В этом отношении великий поэт был не прав, но зато он гораздо более четко, чем Радищев, отделял в своих политических концепциях ненавистную им обоим верхушку правящего класса, придворную и поместную аристократию, от дворянской интеллигенции, или, по его терминологии, «просвещенного дворянства». Русской дворянской интеллигенции, по прогнозам Пушкина, и суждено было выполнить ту роль, которую во Франции в 1789-1793 гг. успешно сыграло «третье сословие». «Что же значит, - отмечал Пушкин в своем дневнике от 22 декабря 1834 г., - наше старинное дворянство с имениями, уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристокрации и со всеми притязаниями на власть и богатство? Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется, много» (см. т. 7).

Вот почему имена Радищева и Пугачева оказываются в центре внимания Пушкина и как романиста, и как историка, и как публициста. От Пугачева к Радищеву и от Радищева опять к Пугачеву - таков круг интересов Пушкина в течение всего последнего трехлетия его творческого пути.

При переписке в 1835 г. черновика статьи, написанной в 1833-1834 гг., Пушкин в ряде мест сократил и смягчил свои высказывания, приспособляя их к цензурным условиям и широко пользуясь формами так называемого эзоповского языка. Повествование и в первой и во второй редакции велось, правда, с самого начала не от имени автора, то есть самого Пушкина, а от лица московского либерального барина, человека совсем иных интеллектуальных данных и общественно-политических взглядов, чем Пушкин. Это облегчило последнему неблагодарную задачу полемики с Радищевым, снимая с него ответственность и за некоторую нарочитую противоречивость этой полемики, и за ту подчеркнуто-благонамеренную платформу, с которой новый «путешественник» в этой дискуссии не сходил.

Стр. 378. Шоссе. - Первоначальный вариант заголовка, этой главы: «Дорожный товарищ».

Стр. 380. ...«Клариса» очень утомительна». - О романе Ричардсона «Кларисса Гарлоу» (1748) см. суждения Пушкина в «Романе в письмах» (т. 5, стр. 477-478).

Нравственно-сатирический роман - один из романов Булгарина.

Я раскрыл ее и прочел заглавие: «Путешествие из Петербурга в Москву» . - В библиотеке Пушкина сохранился уникальный экземпляр этой книги, которым он, видимо, и пользовался во время работы над своей статьей. Надпись на принадлежавшем Пушкину экземпляре гласит: «Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачен двести рублей. А. Пушкин». Книга, переплетенная в красный с золотым тиснением сафьян, имеет ряд замечаний и подчеркиваний, сделанных на полях красным карандашом. Как доказывает В. Л. Бурцев, все эти отметки принадлежали Екатерине II и использованы были как своего рода руководство к действию при допросах Радищева («Биржевые ведомости» от 13 декабря 1916 г., № 15981).

Стр. 383. Бедная Москва! - В черновой рукописи далее зачеркнуто: «Ныне нет в Москве мнения народного: ныне бедствия или слава отечества не отзываются в этом сердце. Грустно было слышать толки московского общества во время последнего польского возмущения. Гадко было видеть бездушного читателя французских газет, улыбающегося при вести о наших неудачах». Очень характерна в связи с этим запись в дневнике Н. А. Муханова от 5 июля 1832 г. о его встрече с Пушкиным и Ф. И. Толстым 5 июля 1832 г. в Петербурге: «О Вяземском он <Пушкин> сказал, что он человек ожесточенный, aigri, который не любит Россию, потому что она ему не по вкусу <...>. Толстой говорил, что Андросов презирает Россию, о несчастном уничижении, с которым писатели наши говорят об отечестве, что в них оппозиция не правительству, а отечеству. Пушкин очень сие апробовал и говорил, что надо об этом сделать статью журнальную» («Русский архив», 1897, № 4, стр. 657).

Стр. 384. ...на стороне Москвы. - Далее зачеркнуто: «Г. А. заводит журнал, потому что он отставлен от выгодного места. Г. В. пишет роман, потому что роман в цене. Критики пишутся, потому что по краям газетного листа нужен фельетон в 1 ½ вершка, как кайма по краям шали».

Шевырев, Киреевский, Погодин и другие написали несколько опытов, достойных стать наряду с лучшими статьями английских Reviews. - Пушкин имеет в виду статьи Погодина и Шевырева в журнале «Московский вестник» 1827-1830 гг. (см. об этом его письма к Погодину от 1 июля 1828 г. и к Плетневу от 26 марта 1831 г .). Высокая оценка статьи И. В. Киреевского «Обозрение русской словесности 1828 года» дана была Пушкиным в «Литературной газете» (см. стр. 53). О статьях Киреевского в журнале «Европеец» см. письмо Пушкина к их автору от 4 января 1832 г <февраля - В.Л. >. (т. 10).

...с лучшими статьями английских Reviews. - Далее зачеркнуто: «Даже в журнале, принадлежащем к предприятиям чисто торговым, даже и тут перевес на стороне московского издателя: какая смышленость в выборе переводных статей! какая оборотливость в суждениях о предметах вовсе чуждых понятиям критика! какое бойкое шарлатанство! Куда петербургским торгашам угнаться за нашими!»

Философия немецкая... начинает уступать духу более практическому. - Пушкин имеет в виду тот круг идей, который в московских литературно-философских кругах стал определяться примерно с 1831 г. (см. статью И. В. Киреевского «Девятнадцатый век» в журнале «Европеец», 1832, кн. 1) и получил впоследствии выражение в полемике Шевырева с Надеждиным. «Мое мнение такое, - утверждал Шевырев, - что в настоящем учении нашем эпоха синтетических умозрений и логических построений должна уступить место ясному и подробному анализу и историческому изучению предметов в них самих, без логических предубеждений, которые туманят зрение. Пора освободиться от влияния германской умозрительности и смотреть на предметы своими очами» («Московский наблюдатель», 1836, ч. VII, май, кн. 2, стр. 270-271).

Москва и Петербург. - Пушкин имеет в виду статью Гоголя «Москва и Петербург (Из записок дорожного)», напечатанную в 1837 г. под названием «Петербургские записки». Статья эта была в распоряжении Пушкина и предназначалась в 1835 г. для включения в «Путешествие из Москвы в Петербург», а в 1836 г. при попытке опубликовать ее в «Современнике» подверглась запрещению. См. об этом документы, опубликованные Ю. Г. Оксманом в газете «Литературный Ленинград» 31 марта 1934 г., № 15.

Стр. 386. ...рапорт, поданный им Шувалову... - В автографе этот рапорт, опубликованный в «Московском телеграфе», 1827, № 2, не выписан, но сохранился в бумагах Пушкина в писарской копии.

Стр. 390. Не многим известна стихотворная перепалка его... по случаю «Гимна бороде»... - Сатира Ломоносова «Гимн бороде» , ответ на нее митрополита Димитрия Сеченова «Переодетая борода, или Гимн пьяной голове» и «Возражение Ломоносова» в копиях, сделанных рукою Пушкина, сохранились в архиве П. А. Вяземского («Рукою Пушкина», M. - Л. 1935, стр. 563-575).

Стр. 392. У нас, как заметила M-me de Staël... - Далее Пушкин не совсем точно цитирует ее книгу «Dix années d’exil» (1820).

...последний из писак, готовый на всякую приватную подлость... пишет безымянные пасквили на людей, перед которыми расстилается у них в кабинете. - Пушкин имеет в виду Булгарина, что доказывается и примечанием к этому месту статьи в черновой редакции (Ак. изд., т. XI, стр. 228). В примечании упоминалось послание «К вельможе» (1829 <- 1830 - В.Л. >), после которого, «как говорит один журналист, слава *** упала совершенно». Пушкин здесь явно отсылал читателей к статье Булгарина «О характере и достоинстве поэзии А. С. Пушкина», где было сказано: «Множество произведений обыкновенных ослабило внимание публики к поэту, а некоторые из недальновидных критиков и недоброжелателей Пушкина уже провозгласили совершенный упадок его дарования - правда, что надобна была сильная вера в сие дарование, чтоб не усомниться в его упадке после такой пьесы, какова, например, «Послание к князю Юсупову» («Сын отечества», 1833, № 6, стр. 324).

Стр. 393.Русская изба. - Самым заголовком «Русская изба» Пушкин искусно маскирует тематику этого раздела своей статьи, рассчитывая усыпить бдительность цензуры переводом внимания с политических выводов Радищева в главе «Пешки» на его же бытовые зарисовки. Якобы всерьез стремясь подорвать общие заключения Радищева, Пушкин иронизирует по поводу его «приторных и смешных» сравнении русского

крестьянина с «несчастными африканскими невольниками», по поводу его «карикатурного» описания условий быта русского мужика. Пушкин подчеркивает свое нежелание быть голословным и, в противовес Радищеву, мобилизует большой и разнообразный сравнительно-исторический материал - от «Путешествия в Московию» Мейерберга и зарисовок французской деревни в книгах Лабрюйера и мадам де Севиньи до «Писем из Франции» Фонвизина .

И действительно, некоторые параллели, извлекаемые из этих источников, давали основание утверждать, что быт французского хлебопашца XVII-XVIII столетий был не лучше, а хуже условий жизни русского крестьянина той же поры. Но выдвигая этот тезис, утешительный для мышления апологетов крепостного строя, Пушкин как бы вскользь, на ходу, вносит в свои заключения оговорку, совершенно аннулирующую цель всех предшествующих сопоставлений. В самом деле, если Фонвизину судьба русского крестьянина «показалась счастливее судьбы французского земледельца», если, по авторитетным свидетельствам других наблюдателей, «судьба французского крестьянина не улучшилась» ни в царствование Людовика XV, ни в правление его сына, то впоследствии, по удостоверению Пушкина, «все это, конечно, переменилось». В начальной редакции главы эти строки имели еще более выразительную концовку: «И я полагаю, что французский земледелец ныне счастливее русского крестьянина». Пушкин прямо не говорит о причинах этого коренного изменения условий быта «французского земледельца», но из контекста совершенно ясно, что французский крестьянин стал счастливее после царствования «преемника Людовика XV», то есть в переводе с эзоповской фразеологии на общепонятный язык, после казни Людовика XVI и ликвидации революционным путем дворянского землевладения.

Итак, если судьбу французского крестьянина сделала «счастливой» революция, то в судьбе русского крестьянина со времен Фонвизина и Радищева никаких перемен к лучшему не произошло. Пушкин утверждает даже, что «ничто так не похоже на русскую деревню в 1662 г., как русская деревня в 1833 г.».

Стр. 396. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества... - Эта формулировка заимствована, в основной своей части, из

В 1836 г. сентенция «путешественника» о «лучших и прочнейших изменениях» перекочевала из статьи Пушкина о Радищеве в «Капитанскую дочку» (гл. VI). При учете этой политической формулировки и в публицистической статье, и в исторической повести нельзя забывать, что Пушкин дает ее не от своего имени, а как сентенцию, характерную для консервативно-дворянского мышления, как одну из тех прописных истин, с которыми сам он вовсе не солидаризировался. Правда, в книге английского путешественника К. Ф. Френкленда, посетившего Россию в 1830-1831 гг., сохранилась запись беседы его с Пушкиным в Москве 8 (20) мая 1831 г. о положении русских крепостных крестьян и о перспективах их освобождения, противоречащая как будто данным об отрицательном отношении поэта к формулировке Карамзина. Френкленд утверждал, со слов Пушкина, что «никакая большая и существенная перемена не может иметь место в политическом и общественном строе этой обширной и разнородной империи иначе, как постепенными и осторожными шагами, каждый из которых должен быть поставлен на твердую основу культурного подъема; или, другими словами, на просветлении человеческих взглядов и на расширении разумений. Многое еще остается сделать среди высших классов; когда они будут научены понимать свои истинные интересы и интересы своих бедных крепостных, тогда кое-что можно будет сделать, чтобы улучшить положение последних, - все это требует времени. Никакая перемена не может быть длительной, если не покоится на хорошей и прочной основе» («Narrative of visit to the courts of Russia and Sweden, in the years 1830 and 1831. By captain C. Colville Frankland», London, 1832. Цитируем перевод Б. В. Казанского во «Временнике Пушкинской комиссии» - т. 2, 1936, стр. 308). У нас нет оснований полагать, что Френкленд мог исказить подлинные высказывания Пушкина, но не приходится забывать и того, что, беседуя с иностранцем,

которого он мало знал и на скромность которого не мог рассчитывать, Пушкин сделал все для того, чтобы этот разговор не мог ему повредить. Маска же умеренно-либерального барина, усвоенная Пушкиным в его разговоре с Френклендом, помогла ему два-три года спустя, когда он эту же проблему сделал основной частью своей статьи о «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева. Характерно, что в черновой редакции статьи вопрос о положении русского крестьянина рассматривался в специальном этюде «Разговор с англичанином» (см. стр. 432-434).

Стр. 398. Чудовище, склонясь на колыбель детей... - Строки из послания Жуковского «К императору Александру» (1814).

Стр. 399. ...и с ним не братается. - Далее зачеркнуто: «Власть помещиков, в том виде, в каковом она теперь существует, необходима для рекрутского набора. Без нее правительство в губерниях не могло бы собрать и десятой доли требуемого числа рекрут. Вот одна из тысячи причин, повелевающих нам присутствовать в наших деревнях, а не разоряться в столицах под предлогом усердия к службе, но в самом деле из единой любви к рассеянности и к чинам».

Простодум в комедии Княжнина... - Пушкин цитирует комедию Я. Б. Княжнина «Хвастун» (действ. I, явл. V).

Но запрещение сие имело свою невыгодную сторону... - Рассуждения о продаже крепостных крестьян в рекруты, вложенные Пушкиным в уста его «путешественника», очень близки аргументации Н. М. Карамзина (H. M. Карамзин, Записка о древней и новой России, СПб. 1914, стр. 77-78).

Стр. 401.А. X. Востоков определил его... - в «Опыте о русском стихосложении» (1817).

Вероятно, будущий наш эпический поэт изберет его и сделает народным. - Этот прогноз очень скоро был подтвержден «Песней про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», опубликованной Лермонтовым в 1838 г.

Стр. 402. Один из французских публицистов... - Бенжамен Констан в «Размышлениях о конституциях и гарантиях» (1814).

Самое поразительное это то, что с неизвестным Александром Сергеевичем Пушкиным я встретился вовсе не в закрытом архиве, листая секретные досье или лишь недавно отысканные усердными историками документы, а просто взяв со своей книжной полке его полное собрание сочинений. Оно увидело свет достаточно давно, в 1964 году московским издательством «Наука» тиражом 200 000 экземпляров. Далее в тексте все ссылки, кроме специально оговоренных, на седьмой том данного издания.

Всем хорошо известно «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, а вот «Путешествие из Москвы в Петербург» великого русского поэта мало кому ведомо. Не странно ли?.. Почему-то первого единодушно превозносят как революционные демократы прошлого, так и нынешние демократы-либералы, хотя на словах они антагонисты, непримиримые враги.

Столь же схожа их оценка Александра Сергеевича – вроде бы, уважают, но о его «Путешествии из Москвы…» дружно молчат в тряпочку. Как и о многом ином. Чем же он не потрафил им?

Может быть, потому, что Александр Сергеевич практически по всем пунктам оспаривает написанное Радищевым. Точка зрения последнего растиражирована и стала практически «хрестоматийной»: всё в России плохо, повсюду беспросветный мрак и жуть, народ тёмен, забит и бесправен, а власть преступна, глупа и безжалостна…

А вот А.С.Пушкин выступил ярым оппонентом этому. Цитирую:

«Не могу не заметить, что со времён восшествия на престол дома Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения» (стр. 269).

«Фонвизин, лет за пятнадцать пред тем путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца» (стр. 289).

«Прочтите жалобы английских фабричных рабочих: волосы встанут дыбом от ужаса… У нас нет ничего подобного» (стр. 290).

«Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего… В России нет человека, который не имел бы своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши: у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню… Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения» (стр. 291)…

Обратите внимание, что сравнивается положение русского крестьянина с трудовым людом тех стран, которые в те времена были самыми-самыми «передовыми». Читая про корову, я вспомнил, что у нас иметь автомобиль – «знак роскоши», а за границей моторизованы даже бездомные оборванцы, безработные, не говоря о просто не очень состоятельных людях. Нет в «чужих краях» и столь острой нехватки жилья, как в современной России. А когда-то было наоборот!..

Получается, что мы сами себе навредили социальными экспериментами, подорвали своё состояние. А куда следовало двигаться, как развиваться?..

Ответ есть у великого русского поэта А.С.Пушкина, словно он предвидел подобный вопрос:

«Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества» (страницы 291-292).

Только вдумайтесь, как лаконично и точно! Им напрочь отвергнуты революционность, большие скачки, великие переломы, а указана необходимость реформ – мудрого постепенного улучшения жизни. Ежели жизнь ухудшается, то это – не реформы, а их противоположность!

В своё время этому мудрому совету русского гения не последовали наши социальные экспериментаторы – нет пророка в своём Отечестве! – взяли на вооружение чужеземные, заморские теории.

Радищев же своим сочинением приближал политические потрясения – «страшные для человечества». Вот почему Александр Сергеевич назвал сочинение им подобной книги «действием сумасшедшего» (стр. 353). А вот и другие оценки:

«Радищев начертал карикатуру» (стр. 289).

«Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему – вот что мы видим в Радищеве» (стр. 359).

«Какую цель имел Радищев? Чего именно желал он? На сии вопросы вряд ли бы мог он сам отвечать удовлетворительно» (стр. 360).

Оказывается, именно Радищеву адресованы слова поэта, ставшие широко известными и «крылатыми»: «Нет истины, где нет любви» (стр. 360).

Что верно, то верно. Не было у Радищева любви к своему Отечеству, к своему народу, своей Вере, своей истории. Сейчас бы он находился в стае «этостранщиков» - тех, кто именует Россию «этой страной», кто называет русский народ «рабским», кто льёт грязь на всё самое святое для нас. Александр Сергеевич подобных людишек, презрительно назвал «клеветниками, врагами России».

Александр Сергеевич ими представлен этаким либералом, вольнодумцем и мятежником, страдающим под «гнётом деспотизма» и «произвола тирана на троне». На деле же он являлся скорее разумным консерватором, сторонником «умной старины», просвещённой монархии и, конечно же, пламенным патриотом, уважающим русские народные традиции, нравы и русскую Веру.

Не очень любят лжелибералы говорить о том, как великий поэт относился к Западу, перед которым они холуйски лебезят. А вот у него подобострастия не было совершенно, ибо он знал цену своей стране. Помните его гордые слова в «Клеветниках России»: «Иль нам с Европой спорить ново? Иль русский от побед отвык?..»

В этих же стихах он, отвечая на вопрос: почему ненавидят нас западные либералы-цивилизаторы, даёт достойный ответ: «За то, что на развалинах пылающей Москвы мы не признали наглой воли того, под кем тогда дрожали вы».

Вот ещё несколько цитат, которые совсем не согласуются с «хрестоматийным» образом А.С.Пушкина:

«Европа в отношении России столь же невежественна, как и неблагодарна» (стр. 306);

«Я убеждён в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе под какими бы законами и правлениями оно бы ни находилось» (стр. 638).

«Нравственность (как и религия) должна быть уважаема писателем» (стр. 306).

Широко распространён миф о вражде поэта с властью. Есть ли она, эта «вражда», судите сами по цитате из письма (1831 г.) Александра Сергеевича начальнику тайной полиции А.Х.Бенкендорфу:

«Если Государю Императору угодно будет употреблять перо моё, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю Его Величества и готов служить Ему по мере моих способностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует) и правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостью взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, т.е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые всё ещё дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению».

Чтение «нехрестоматийного» поэта постоянно убеждает в его необыкновенной современности. Широко известны его следующие высказывания: «Я могу любыми словами ругать свою Россию, но, не дай Бог, какой-то иностранец скажет, что-нибудь подобное - голову оторву!», «Я совсем не в восторге от всего, что вижу вокруг себя. Но клянусь честью, я ни за что на свете не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю кроме истории наших предков» и «Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности».

Пасквилянты усердно тщатся изобразить его этаким вольнолюбцем, врагом церкви, чуть ли не богоборцем, напрочь игнорируя тот факт, что с годами религиозное чувство у него всё крепло, а одно из самых последних его высказываний, сделанным им незадолго до смерти: «Хочу умереть христианином…» (В своём дневнике Царь написал, что Александр Сергеевич «умер христианином».)

Характерно, эти лжелибералы не постеснялись использовать трагическую смерть гения в тех же низких целях. По сей день «пушкиноведы» (?!) во множестве публикаций и изданий продолжают клеветнически повторять о ненависти власти к поэту. Утверждают, что в печать просочился лишь единственный некролог в газете «Литературные прибавления», а все прочие в страхе молчали…

Я прекрасно помню, что о смерти всенародно любимого Владимира Высоцкого появилось в только в ОДНОМ издании при советской строе, да и то всего несколько кратких строк. А о смерти Александра Сергеевича тогда написали очень многие. Вот краткая цитата газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (№ 25, 31 января 1837 г.): «Русская литература не терпела столь важной потери со времён Карамзина». Добавлю весьма существенный нюанс, эта газета - официальная. Примерно, как в «советские» времена «Правда» или «Известия».

Не иначе, как «махрово-монархической» и «охранной» именовали газету «Вечерная пчела», которую редактировали нелюбимые «свободолюбивой» публикой Ф.Булгарин и Н.Греч, оба они при жизни поэта находились с ним не в лучших отношениях, но уже на второй день после его смерти напечатали полный сострадания и искренней скорби некролог.

И последний штришок, о котором не часто вспоминают «клеветники, враги России»: немалые посмертные долги Александра Сергеевича оплатил сам Царь.

Прежде всего, следует дать себе отчёт о мотивах такого решения. Если мотивом стало восстановление и/или поддержание хорошей физической и психо-эмоциональной формы, то, пожалуйста, бдите, чтобы средство не превратилось в цель. Иначе йога превращается в спорт, так как спортивный интерес освоить что-нибудь «покруче» убивает на корню отношение к практике как к процессу и делает нас рабами жажды результатов.

Если же изначальные мотивы были ближе к сфере духовного и личностного роста - здесь ловушка ещё опаснее, так как на кону не физическое, а психическое здоровье. Очень важно осознавать, что любые посулы «подъёма кундалини за один день» или «раскрытия чакр за одно занятие» (я, конечно, утрирую, однако и такое, увы, встречается!) абсолютно противоречат идее йоги! Потому что ключевая идея йоги, упрощая сказанное в Йога Сутрах Патанджали, - практикуй, практикуй, практикуй и ещё 108 раз в 108-ой степени практикуй, не гонись за психическими сверх-способностями и не привязывайся к результату.

Йога - это серьёзнейшая наука, хотя не все это осознают, и не всегда это именно так подаётся. Это наука о контролируемом и постепенном достижении СОБСТВЕННЫМ УПОРНЫМ РЕГУЛЯРНЫМ ТРУДОМ состояния целостности, единства души, ума и тела, единства индивидуальной души с универсальной душой, или иными словами - состояния единения с Богом, когда «царство Небесное внутрь Вас есть» (Лк 17:20-21). Это наука, в которой всё выверено, и соблюдение правил этики, как внутренней, так и внешней незря является её первоосновой. И первая «заповедь» этого «кодекса» - ахимса, или по-русски, ненасилие. Ненасилие как по отношению к другим живым существам, так и по отношению к себе. Именно отсюда вытекает постулат, актуальный для любого практикующего не только хатха-йогу, но и жизнь: «тише едешь, дальше будешь».

Это первое и главное, что следует помнить всегда и всем. Память об этом - надёжный «оберег» от травм. Потому что травмы происходят исключительно из состояния внутреннего конфликта, когда тело не вполне может, и дух ещё не созрел, но ум, эгоистичный ум, жаждет «прогресса» и «рвёт» тело. По большому счёту, травмироваться в хатха-йоге более или менее здоровому и разумному человеку практически невозможно. Тем не менее, для подстраховки, следует уяснить некоторые тонкости устройства нашего тела, и особенности практики хатха-йоги.

Травмобезопасность

Необходимо понимать, что шейный отдел позвоночника очень уязвим, особенно у современного человека. Очень важно осознавать, что шея - это мостик между головой и телом во всех смыслах этого выражения.

Отчасти поэтому, когда люди начинают заниматься любой новой деятельностью, будь то йога или катание на роликах, вся воротниковая зона напрягается в ответ на стресс новизны. Важно это вовремя отследить и постараться расслабить те мышцы, которые включились не к месту, т. е. там, где их работа не требуется.

Шейный отдел анатомически является также защитой позвоночных артерий, обеспечивающих вместе с сонными артериями мозговое кровообращение. Они проходят по костному каналу, образованному отверстиями в поперечных отростках шейных позвонков. Соответсвенно, когда мы зажимаем шею, запрокидывая голову назад, мы ограничиваем мозговое кровообращение, что крайне нежелательно. Поэтому рекомендуется выполнять все прогибы контролируя шейный отдел позвоночника, следя за тем, чтобы шея оставалась длинной и свободной. Я обычно рекомендую не допускать образования складочек кожи на задней поверхности шеи.

Второй важный момент - это то, что у большинства из нас, жертв цивилизации;), шейный лордоз (физиологический изгиб шеи кпереди) сглажен, с тенденцией к кифозированию (то есть изгибу кзади). Мы буквально вешаем нос в повседневности. Смотрим под ноги, когда идём, смотрим в книгу, планшет, телефон, когда сидим, и т. д. При таком положении дел, стойка на плечах (Сарвангасана, известная многим из школьной программы как «берёзка») без вспомогательных материалов может быть как минимум неполезной для шеи, особенно если человек ощущает в ней перерастяжение задней поверхности шеи, или, что ещё хуже, переносит на шею часть веса своего тела. Это может быть пусковым фактором для появления протрузий и даже грыж в шейном отделе позвоночника.

И третий момент - компрессия при преждевременном или некорректном выполнении стойки на голове (Ширшасаны). Если человек не может контролировать работу рук, и переносит бóльшую часть веса своего тела на голову, это может послужить причиной появления протрузий и грыж в шейном отделе позвоночника.

Важно также понимать, что не следует «пружинить» в гибкостных асанах, и тем более в наклонах сидя. Во-первых, пружинящие движения в асанах контр-продуктивны, потому как именно они не дают мышцам расслабиться, преодолев рефлекторное сокращение, и не подпускают нас к растяжке [подробнее о рефлексе растяжения можно почитать в статье «Осознанность как метод йогатерапии » ]. Растяжка - это процесс постепенной адаптации как мышечных волокон, так и нервной системы к нагрузке на растяжение, форсирование этого процесса может быть травматично как для тела, так и для психики.

Дело в том, что слово «йога» подразумевает соединение, достижение целостности . И если даже мы какими-то ухищрениями обманем физику и закрутим себя в бараний рог в рекордно коротки сроки, то очень маловероятно, что эта форма нашего тела будет соответствовать нашему внутреннему состоянию. Форма должна непременно соответствовать содержанию. Это закон йоги, науки о целостности. Если наше тело вдруг сможет всё-превсё, а внутренне нам до такой гибкости (открытости) и силы (устойчивости) ещё не на одни грабли наступить надо, то где же тогда искать точки «соединения» себя с собой, с разными аспектами себя? Пожалуй, процесс вполне может стать обратным, и называется это в психологии «диссоциация», то есть по-русски - разъединение. Так что, как говорилось в классике советского кинематографа, «торописа не надо».

Что касается наклонов сидя, а также наклонов с элементами скручивания позвоночника из любого исходного положения, - то с точки зрения анатомии поясничного отдела позвоночника, необходимо быть ещё аккуратнее и осознаннее, чем в остальных асанах. Любое форсирование, и (упаси Боже!) «помощь» инструктора при входе в такие асаны глубже, чем тело готово без какой бы то ни было помощи и экстраординарных усилий, может привести к протрузии или грыже межпозвонкового диска или другим, пусть не таким серьезным, но неприятностям.

И последнее, но не по значимости. Колени. Ахиллесова пята йогов, как говаривают умудрённые опытом. Не надо умудряться этим опытом. Берегите колени, пожалуйста, с первых минут Вашей новой жизни на коврике! Колено - сустав уязвимый. Наиболее он уязвим, когда угол между голенью и бедром становится меньше прямого. Любые асаны сидя, где колени, пусть даже минимально, дают о себе знать, следует выполнять осторожно и недолго. Подвижность тазобедренных суставов лучше всего развивать асанами, не задействующими колено, такими как Супта Эка Пада Агни Стамбхасана, Агни Стамбхасана, подготовительные варианты Эка Пада Раджа Капотасаны и др. В асанах стоя тоже небходимо избегать острых углов при сгибе ноги в колене, а также «заваливания» колена во внутрь, для чего необходимо равномерно распределять вес по обеим стопам (а главное - по всей их поверхности) и работать пальцами ног.

О некоторых аспектах безопасного и корректного улучшения формы асан можно почитать в моей статье «Позвоночник: тянем-потянем ».

Ещё раз подчеркну, что более или менее здоровому и адекватному человеку корректной практикой хатха-йоги практически невозможно себе навредить. При условии внимательности, осознанности и понимая ЗАЧЕМ, мы занимаемся. Йога - это не спорт. Здесь нет места лозунгу «быстрее, выше, сильнее». Это процесс. Процесс самопознания и восстановления внутренней целостности. Если практиковать помня об этом, исследуя свои ощущения, чувства и убеждения внимательно и с состраданием, то практика хатха-йоги будет гармоничной и целительной как для тела, так и для души.

Воля + Любовь

В контексте йоги сила воли, как и в контексте жизни вообще, занимает одно из центральных мест. И уж если Вы начали заниматься, то сразу настройтесь на регулярность. На ежедневный и даже рутинный труд. Говорят, самое сложное - расстелить коврик. Не всегда только это. Помех и вполне «реальных» препятствий к ежедневной практике может быть масса, но при наличии воли к практике, все они преодолимы.

Однако не следует ничего возводить в абсолют, в том числе и значимость силы воли. Существует огромная опасность попасться в ловушку культа силы воли и тем самым уйти максимально далеко от… ЛЮБВИ! Путь воли без любви, вне всякого сомнения, - кратчайший путь к большущему эго, к пропасти разделённости, а никак не к состоянию йоги.

Неоспоримо, сила воли - движущий фактор в регулярных занятиях чем бы то ни было. Это один из столпов, на котором держится верность избранному пути. Не случайно «Йога Сутры» Патанджали начинаются словами «адха йога нушасанам», что означает «а теперь поговорим о дисциплине йоги». Говоря о дисциплине, мы подразумеваем применение силы воли. Тем не менее одна только воля, железная и непреклонная, сама по себе не обеспечит того целостного личностного роста, того приближения к состоянию ЙОГИ, к которому ведут нас «Йога Сутры».

В моём понимании, состояние йоги, в сущности, и есть состояние совершенной Любви . Ведь что такое это слияние индивидуальной души с абсолютом? Это же и есть единение в совершенстве любви. И лишь действия, наполненные любовью, а не холодной волей ведут нас шажок за шажком к этой Великой Цели. О какой верности пути может идти речь, если нет любви к этому пути? Долго ли мы сможем двигаться по пути стиснув зубы вопреки велению сердца? А если и долго, то может ли это привести нас к целостному состоянию? Ведь закрыть глаза и уши на голос своего сердца - означает разделиться внутри себя самого. Это уже очень далеко от йоги !

Самое сложное, пожалуй, это разобраться в самом себе, где любовь, а где воля, и как их между собой подружить, не подменяя одно другим. Это сложно, но возможно. Возможным это становится тогда, когда мы заглядываем внутрь самого себя, ориентируемся на внутренние достижения , а не внешние.

Да, человек по природе ленив и не хочет вылезать из болота комфорта и ничегонеделания. Да, для того чтобы расстелить коврик нужен порою волшебный пинок самому себе. Но ключевой момент - во имя чего или Кого делается этот пинок?

Имеет смысл, в каждом своём волевом действии, задаваться всего лишь тремя вопросами. Для чего я это делаю? Делает ли это меня свободнее и умиротвореннее? Делают ли мои эти действия счастливее моих ближних (в евангельском понимании слова «ближний»)? И всё становится на свои места.

Ведь жизнь в этом теле у нас одна. И она дана нам для Радости и Любви, для накопления этого Божественного опыта и тем самым приближения к тому образу и подобию, по которому мы созданы. В этом нет никаких сомнений, потому что Ишвара, ради которого писаны Йога Сутры (простите мне это безапелляционное утверждение!), это есть Бог - это и есть Любовь, чистая и совершенная. И мы, Его дети, стремящиеся к Нему (или Ней, или к Ним), даже порой сами того не зная, становимся ближе к Нему только любя. Но необходимо приложить волевое усилие, чтобы искра этой Любви, вложенная в каждого из нас, разгорелась в пламя и могла согреть ещё кого-то. Усилие направленное на преумножение любви и радости и, самое главное, - способности делиться ими с ближними.

Желаю Вам гармоничной и радостной практики!
P.S. иллюстрации к данной заметке - это фотографии моей практики «на заре моей юности»: в Гамбурге, на семинаре по Аштанга Виньяса Йоге у Майкла Гэннона, и в Семеизе, на инструкторском курсе по «Универсальной йоге» у Андрея Лаппы.