История возникновения преступления и наказания. История создания романа «Преступление и наказание» Достоевского

Замысел романа "Преступление и наказание" Ф.М.Достоевский вынашивал в продолжение шести лет: в октябре 1859 года он пишет брату: "В декабре начну роман... помнишь ли, я тебе говорил про одну исповедь - роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля... Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту..." - судя по письмам и тетрадям писателя, речь идет именно о задумках "Преступления и наказания" - роман изначально существовал в форме исповеди Раскольникова. В черновых тетрадях Достоевского встречается такая запись: "Алеко убил. Сознание, что он сам недостоин своего идеала, который мучает его душу. Вот преступление и наказание" (речь идет о пушкинских "Цыганах").

Окончательный план формируется в результате больших потрясений, которые пережил Достоевский, и этот план объединил два первоначально различных творческих замысла.

После смерти брата Достоевский оказывается в страшной материальной нужде. Над ним нависает угроза долговой тюрьмы. Весь год Федор Михайлович вынужден был обращаться к петербургским ростовщикам, процентщикам и другим кредиторам.

В июле 1865 года он предлагает редактору "Отечественных записок" А. А. Краевскому новое произведение: "Роман мой называется "Пьяненькие" и будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч... и проч.". Из-за материальных затруднений Краевский не принял предложенный роман, и Достоевский уезжает за границу, чтобы вдали от кредиторов сосредоточиться на творческой работе, но и там история повторяется: в Висбадене Достоевский проигрывает в рулетку все, вплоть до карманных часов.

В сентябре 1865 года, обращаясь в журнал "Русский вестник" к издателю М. Н. Каткову, Достоевский так излагает замысел романа: "Это психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным, "недоконченным" идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты... с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства - притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, уехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении "гуманного долга к человечеству", чем уже, конечно, "загладится преступление", если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете и которая через месяц, может быть, сама собою померла бы...

Почти месяц он проводит до окончательной катастрофы. Никаких на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям, чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое. Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело..."

Катков немедленно высылает автору аванс. Ф. М. Достоевский работает над романом всю осень, однако в конце ноября сжигает все черновики: "...было много написано и готово; я все сжег... новая форма, новый план меня увлек, и я начал сызнова".

В феврале 1866 года Достоевский сообщает своему другу А. Е. Врангелю: "Недели две тому назад вышла первая часть моего романа в январской книге "Русского вестника". Называется "Преступление и наказание". Я уже слышал много восторженных отзывов. Там есть смелые и новые вещи".

Осенью 1866 года, когда "Преступление и наказание" почти готово, у Достоевского вновь начинается: по контракту с издателем Стелловским он должен был представить к 1 ноября новый роман (речь идет уже о "Игроке"), а в случае невыполнения контракта издатель получит право в течение 9 лет "даром и как вздумается" печатать все, что будет написано Достоевским.

К началу октября у Достоевский еще не начинал писать "Игрока", и друзья советуют ему обратиться к помощи стенографии, которая в то время начинала только входить в жизнь. Приглашенная Достоевским молодая стенографистка Анна Григорьевна Сниткина была лучшей ученицей петербургских курсов стенографии, ее отличали незаурядный ум, твердый характер и глубокий интерес к литературе. "Игрок" был завершен вовремя и сдан издателю, а Сниткина вскоре становится женой и помощником писателя. В ноябре и декабре 1866 года Достоевский диктует Анне Григорьевне последнюю, шестую часть и эпилог "Преступления и наказания", которые печатаются в декабрьском номере журнала "Русский вестник", и в марте 1867 года роман выходит отдельным изданием.

Вступление

Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” является социально-психологическим. В нем автор ставит важные социальные вопросы, волновавшие людей того времени. Своеобразие этого романа Достоевского заключается в том, что в нем показана психология современного автору человека, пытающегося найти решение насущных социальных проблем. Достоевский вместе с тем не дает готовых ответов на поставленные вопросы, но заставляет читателя задуматься над ними. Центральное место в романе занимает бедный студент Раскольников, совершивший убийство. Что его привело к этому страшнейшему преступлению? Ответ на этот вопрос Достоевский пытается найти путем тщательного анализа психологии этого человека. Глубокий психологизм романов Ф. М. Достоевского заключается в том, что их герои попадают в сложные, экстремальные жизненные ситуации, в которых обнажается их внутренняя сущность, открываются глубины психологии, скрытые конфликты, противоречия в душе, неоднозначность и парадоксальность внутреннего мира. Для отражения психологического состояния главного героя в романе “Преступление и наказание” автор использовал разнообразные художественные приемы, среди которых немаловажную роль играют сны, так как в бессознательном состоянии человек становится самим собой, теряет все наносное, чужое и, таким образом, свободнее проявляются его мысли и чувства. На протяжении практически всего романа в душе главного героя, Родиона Раскольникова, происходит конфликт, и эти внутренние противоречия обусловливают его странное состояние: герой настолько погружен в себя, что для него грань между мечтой и реальностью, между сном и действительностью смазывается, воспаленный мозг рождает бред, и герой впадает в апатию, полусон-полубред, поэтому о некоторых снах трудно сказать, сон это или бред, игра воображения.

История создания «Преступления и наказания»

Творческая история романа

«Преступление и наказание», задуманное первоначально в форме исповеди Раскольникова, вытекает из духовного опыта каторги. Именно там Ф.М.Достоевский столкнулся впервые с сильными личностями, стоящими вне морального закона, именно на каторге началось изменение убеждений писателя. «Видно было, что этот человек, - описывает Достоевский в «Записках из Мёртвого дома» каторжника Орлова,- смог повелевать собою, безгранично презирал всякие муки и наказания, не боялся ничего на свете. В нем вы видели одну бесконечную энергию, жажду деятельности, жажду мщения, жажду достичь предположенной цели. Между прочим, я был поражен его странным высокомерием».

Но в 1859 году «исповедь-роман» не был начат. Вынашивание замысла продолжалось 6 лет, за которые Ф.М.Достоевский написал «Униженные и оскорбленные», «Записки из подполья». Главные темы этих произведений - тема бедных людей, бунта и тема героя-индивидуалиста- синтезировались затем в «Преступлении и наказании».

В письме журналу «Русский Вестник», рассказывая о своей новой повести, которую хотел бы продать редакции, Достоевский так описывал свою повесть: “Идея повести не может, сколько я могу предполагать, ни в чем противоречить Вашему журналу, даже напротив. Это - психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным, недоконченным идеям, которые носятся в воздухе, решил разом выйти из своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. “Она никуда не годна”, “для чего она живет?”, “полезна ли она хоть кому-нибудь” и так далее - эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем, чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний этого помещичьего семейства - притязаний, грозящих ей гибелью,- докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении “гуманного долга к человечеству”- чем уже, конечно, загладится преступление, если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой, больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может быть, сама собой померла бы.

Несмотря на то, что подобные преступления ужасно трудно совершаются - т.е. почти всегда до грубости выставляют наружу концы, улики и проч. и страшно много оставляют на долю случая, который всегда почти выдает виновного, ему - совершенно случайным образом - удается совершить свое преступление и скоро, и удачно.

Почти месяц он проводит после того, до окончательной катастрофы, никаких на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы встают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, сто принужден сам на себя донести. Принужден, чтобы, хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям, чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замкнуло его. Закон правды и человеческая природа взяли свое, убили убеждения, даже без сопротивления. Преступник решает сам принять муки, чтоб искупить свое дело. Впрочем, трудно мне разъяснить мою мысль.

В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти потому, что он сам его нравственно требует.

Это я видел и даже на самых неразвитых людях, на самой грубой случайности. Выразить мне это хотелось именно на развитом, на нового поколения человеке, чтобы была ярче и обязательнее видна мысль. Несколько случаев, бывших в самое последнее время, убедили, что сюжет мой вовсе не эксцентричен, именно что убийца развитой и даже хороших наклонностей молодой человек. Мне рассказывали прошлого года в Москве (верно) об одном студентской истории,- что он решился разбить почту и убить почтальона. Есть ещё много следов в наших газетах о необыкновенной шатости понятий, подвигающих на ужасные дела. Одним словом, я убежден, сто сюжет мой отчасти оправдывает современность ».

В основе сюжета романа - замысел об «идейном убийце», который распадался на две неравные части: преступление и его причины и,вторая, главная часть, - действие преступления на душу преступника. Эта двучастность замысла отразится в окончательной редакции заглавия романа - «Преступление и наказание» - и на особенностях структуры: из шести частей романа одна посвящена преступлению и пять - влиянию этого преступления на сущность Раскольникова и постепенному изживанию им своего преступления.

Главы нового романа Достоевский отправил в середине декабря 1865 года в «Русский вестник». Первая часть уже появилась в январском номере журнала за 1866 год, однако полностью роман ещё не был закончен. Работа над дальнейшим текстом продолжалась весь 1866 год.

Первые две части романа, напечатанные в январской и февральской книжках «Русского вестника» принесли Ф.М.Достоевскому успех.

В ноябре и декабре 1866 были написаны последняя, шестая часть и эпилог. Журнал в декабрьской книжке 1866 года закончил публикацию романа.

Сохранились три записные тетради с черновиками и заметками к «Преступлению и наказанию», т.е. три рукописные редакции: первая (краткая)-“повесть”, вторая (пространная) и третья (окончательная) редакция, характеризующие собой три стадии, три этапа работы: Висбаденский (письмо к Каткову), Петербургский этап (с октября по декабрь 1865 года, когда Достоевский начал “новый план”) и, наконец, последний этап (1866 год). Все рукописные редакции романа трижды опубликованы, причем две последние сделаны на высоком научном уровне.

Итак, в творческом процессе вынашивании замысла «Преступления и наказания», в образе Раскольникова столкнулись две противоположных идеи: идея любви к людям и идея презрения к ним. Черновые тетради к роману показывают, как мучительно Ф.М.Достоевский искал выход: или оставить одну из идей, или сократить обе. Во второй редакции есть запись: «Главная анатомия романа. Непременно поставить ход дела на настоящую точку и уничтожить неопределенность, то есть так или этак объяснить всё убийство и поставить его характер и отношения ясно». Автор решает совместить обе идеи романа, показать человека, в котором, как говорит Разумихин о Раскольникове в окончательном тексте романа, “два противоположных характера поочередно сменяются”.

Так же мучительно искал Достоевский финал романа. В одной из черновых записей: “Финал романа. Раскольников застрелиться идет”. Но это был финал только для “идеи Наполеона”. Писатель намечает финал и для “идеи любви”, когда сам Христос спасет раскаявшегося грешника.

Но каков конец человека, соединившего в себе оба противоположных начала? Ф.М.Достоевский прекрасно понимал, сто такой человек не примет ни авторского суда, ни юридического, ни суда собственной совести. Лишь один суд примет над собой Раскольников - высший суд, суд Сонечки Мармеладовой, той самой Сонечки, во имя которой он и поднял свой топор, той самой униженной и оскорбленной, которые всегда страдали, с тех пор как земля стоит.

Смысл заглавия романа

Проблема преступления рассматривается практически в каждом произведении Ф. М. Достоевского. Писатель говорит о преступлении в общечеловеческом плане, сравнивая такой взгляд с различными популярными в то время социальными теориями. В “Неточке Незвановой” сказано: “Преступление всегда останется преступлением, грех всегда будет грехом, на какую бы степень величия ни возносилось порочное чувство”. В романе “Идиот” Ф. М. Достоевский утверждает: “Сказано “не убий!”, так за то, что он убил, и его убивать? Нет, это нельзя”. Роман “Преступление и наказание” практически полностью посвящен анализу социальной и нравственной природы преступления и того наказания, которое за ним последует. В письме М. Н. Каткову Ф. М. Достоевский сообщал: “Пишу роман о современном преступлении”. Действительно, преступление для писателя становится одной из важнейших примет времени, современным явлением. Причину этого писатель видит в падении общественной нравственности, которое было в конце XIX века очевидным. Рушатся старые идеалы, на которых было воспитано не одно поколение русских людей, жизнь порождает разнообразные социальные теории, пропагандирующие идею революционной борьбы за прекрасное светлое будущее (вспомним хотя бы роман Н. Чернышевского “Что делать?”). В сложившийся уклад русской жизни активно проникают элементы буржуазной европейской цивилизации, И -- что самое главное -- русское общество начинает отходить от многовековой традиции православного взгляда на мир, популярным становится атеизм. Толкая своего героя на убийство, Ф. М. Достоевский стремится осознать причины того, почему в сознании Родиона Раскольникова возникает столь жестокая идея. Конечно, его “среда заела”. Но заела она и бедную Сонечку Мармеладову, и Катерину Ивановну, и многих других. Почему же не становятся убийцами они? Дело в том, что корни преступления Раскольникова лежат гораздо глубже. На его взгляды огромное влияние оказывает популярная в XIX веке теория существования “сверхлюдей”, то есть таких людей, которым дозволено больше, чем обыкновенному человеку, той “дрожащей твари”, о которой размышляет Раскольников.

Соответственно, и само преступление Родиона Раскольникова понимается писателем гораздо глубже. Смысл его не только в том, что Раскольников убил старуху-процентщицу, но еще и в том, что он сам разрешил себе это убийство, возомнил себя человеком, которому дозволено решать, кому жить, а кому нет. По мнению Достоевского, вершить людские судьбы способен только Бог. Следовательно, Родион Раскольников ставит себя на место Бога, мысленно приравнивает себя к нему. Что же это влечет за собой? Ф. М. Достоевский не сомневался, что только Бог, Христос должен быть нравственным идеалом человека. Заповеди христианства незыблемы, и путь приближения к идеалу заключается в выполнении этих заповедей. Когда Родион Раскольников ставит на место Бога себя, он сам начинает создавать для себя и определенную систему ценностей. А это значит, что он разрешает себе все и постепенно начинает терять все лучшие качества, попирая общепринятые моральные нормы. Ф. М. Достоевский не сомневается: это преступление не только его героя, но и многих людей этой эпохи. “Деизм дал нам Христа, то есть до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения, и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный. А что дали нам атеисты?” -- спрашивает Россию Ф. М. Достоевский и сам отвечает: теории, которые порождают преступление, потому что атеизм неизбежно приводит к потере нравственного идеала, Бога в человеке. Может ли преступник вернуться к нормальной жизни? И да, и нет. Может, если пройдет через долгие физические и нравственные страдания, если сможет отказаться от тех “теорий”, которые сам для себя создал. Таким был путь Раскольникова.

Замысел романа "Преступление и наказание" Ф. М.Достоевский вынашивал в продолжение шести лет: в октябре 1859 года он пишет брату: "В декабре начну роман...

помнишь ли, я тебе говорил про одну исповедь - роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля...

Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту..." - судя по письмам и тетрадям писателя, речь идет именно о задумках "Преступления и наказания" - роман изначально существовал в форме исповеди Раскольникова. В черновых тетрадях Достоевского встречается такая запись: "Алеко убил. Сознание, что он сам недостоин своего идеала, который мучает его душу.

Вот преступление и наказание" (речь идет о пушкинских "Цыганах"). Окончательный план формируется в результате больших потрясений, которые пережил Достоевский, и этот план объединил два первоначально различных творческих замысла. После смерти брата Достоевский оказывается в страшной материальной нужде.

Над ним нависает угроза долговой тюрьмы. Весь год Федор Михайлович вынужден был обращаться к петербургским ростовщикам, процентщикам и другим кредиторам.

и проч.". Из-за материальных затруднений Краевский не принял предложенный роман, и Достоевский уезжает за границу, чтобы вдали от кредиторов сосредоточиться на творческой работе, но и там история повторяется: в Висбадене Достоевский проигрывает в рулетку все, вплоть до карманных часов. В сентябре 1865 года, обращаясь в журнал "Русский вестник" к издателю М. Н. Каткову, Достоевский так излагает замысел романа: "Это психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году.

Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным, "недоконченным" идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты... с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства - притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, уехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении "гуманного долга к человечеству", чем уже, конечно, "загладится преступление", если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете и которая через месяц, может быть, сама собою померла бы... Почти месяц он проводит до окончательной катастрофы. Никаких на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления.

Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя донести.

Принужден, чтоб хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям, чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое. Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело..." Катков немедленно высылает автору аванс.

Ф. М. Достоевский работает над романом всю осень, однако в конце ноября сжигает все черновики: "...

было много написано и готово; я все сжег... новая форма, новый план меня увлек, и я начал сызнова".

Там есть смелые и новые вещи". Осенью 1866 года, когда "Преступление и наказание" почти готово, у Достоевского вновь начинается: по контракту с издателем Стелловским он должен был представить к 1 ноября новый роман (речь идет уже о "Игроке"), а в случае невыполнения контракта издатель получит право в течение 9 лет "даром и как вздумается" печатать все, что будет написано Достоевским. К началу октября у Достоевский еще не начинал писать "Игрока", и друзья советуют ему обратиться к помощи стенографии, которая в то время начинала только входить в жизнь. Приглашенная Достоевским молодая стенографистка Анна Григорьевна Сниткина была лучшей ученицей петербургских курсов стенографии, ее отличали незаурядный ум, твердый характер и глубокий интерес к литературе. "Игрок" был завершен вовремя и сдан издателю, а Сниткина вскоре становится женой и помощником писателя.

Истоки романа восходят ко времени каторги Ф.М. Достоевского. 9 октября 1859 года он писал брату из Твери: «В декабре я начну роман... Не помнишь ли, я говорил тебе про одну исповедь-роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля. Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения...» Первоначально Достоевский задумал написать «Преступление и наказание» в форме исповеди Раскольникова. Писатель намеревался перенести на страницы романа весь духовный опыт каторги. Именно здесь Достоевский впервые столкнулся с сильными личностями, под влиянием которых началось изменение его прежних убеждений.

Замысел своего нового романа Достоевский вынашивал шесть лет. За это время были написаны «Униженные и оскорбленные», «Записки из Мертвого дома» и «Записки из подполья», главной темой которых являлись истории бедных людей и их бунта против существующей действительности. 8 июня 1865 года Достоевский предложил А.А. Краевскому для «Отечественных записок» свой новый роман под названием «Пьяненькие». Но Краевский ответил писателю отказом, который объяснил тем, что у редакции нет денег. 2 июля 1865 года испытывавший тяжелую нужду Достоевский был вынужден заключить договор с издателем Ф.Т. Стелловским. За те же деньги, которые Краевский отказался выплатить за роман, Достоевский продал Стелловскому право на издание полного собрания сочинений в трех томах и обязался написать для него новый роман объемом не менее десяти листов к 1 ноября 1866 года.

Получив деньги, Достоевский раздал долги и в конце июля 1865 года выехал за границу. Но денежная драма на этом не завершилась. За пять дней в Висбадене Достоевский проиграл в рулетку все, что у него было, включая карманные часы. Последствия не заставили себя долго ждать. В скором времени хозяева отеля, в котором он остановился, приказали не подавать ему обеды, а еще через пару дней лишили и света. В крошечной комнате, без еды и без света, «в самом тягостном положении», «сжигаемый какой-то внутренней лихорадкой», писатель приступил к работе над романом «Преступление и наказание», которому суждено было стать одним из самых значительных произведений мировой литературы.

В сентябре 1865 года Достоевский решил предложить свою новую повесть журналу «Русский вестник». В письме к издателю этого журнала писатель сообщил, что идеей его нового произведения станет «психологический отчет одного преступления»: «Действие современное, в нынешнем году, молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным, «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решил разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда негодна», «для чего она живет?», «полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. - эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем, чтобы сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства - притязаний, грозящих ей гибелью, - докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым и неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству» - чем уже, конечно, «загладится преступление», если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может быть, сама собой померла бы...»

По словам Достоевского, в его произведении есть намек на мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают блюстители закона, главным образом потому, что он и сам это наказание нравственно требует. Достоевский поставил цель наглядно выразить эту мысль на примере молодого человека - представителя нового поколения. Материалы для истории, положенной в основу романа «Преступление и наказание», по свидетельству автора, можно было найти в любой газете, издаваемой в то время. Достоевский был уверен, что сюжет его произведения отчасти оправдывал современность.

Сюжет романа «Преступление и наказание» первоначально был задуман писателем как небольшая повесть объемом пять-шесть печатных листов. Последний сюжет (история семейства Мармеладовых) вошел в конце концов в рассказ о преступлении и наказании Раскольникова. С самого начала своего возникновения замысел об «идейном убийце» распадался на две неравные части: первая - преступление и его причины и вторая, главная, - действие преступления на душу преступника. Идея двучастного замысла отразилась и на названии произведения - «Преступление и наказание», и на особенностях его структуры: из шести частей романа одна посвящена преступлению и пять - влиянию совершенного преступления на душу Раскольникова.

Достоевский усиленно работал над планом своего нового произведения в Висбадене, позднее - на пароходе, когда возвращался из Копенгагена, где гостил у одного из своих семипалатинских друзей, в Петербург, а затем и в самом Петербурге. В городе на Неве повесть незаметно переросла в большой роман, и Достоевский, когда произведение было уже почти готово, сжег его и решил начать заново. В середине декабря 1865 года он отправил главы нового романа в «Русский вестник». Первая часть «Преступления и наказания» появилась в январском номере журнала за 1866 год, но работа над романом была в самом разгаре. Писатель напряженно и самозабвенно трудился над своим произведением на протяжении всего 1866 года. Успех первых двух частей романа окрылил и вдохновил Достоевского, и он принялся за работу с еще большим усердием.

Весной 1866 года Достоевский планировал уехать в Дрезден, пробыть там три месяца и закончить роман. Но многочисленные кредиторы не позволили писателю выехать за границу, и летом 1866 года он работал в подмосковном селе Люблине, у своей сестры Веры Ивановны Ивановой. В это время Достоевский был вынужден думать и над другим романом, который был обещан Стелловскому при заключении с ним в 1865 году договора. В Люблине Достоевский составил план своего нового романа под названием «Игрок» и продолжал трудиться над «Преступлением и наказанием». В ноябре и декабре были дописаны последняя, шестая, часть романа и эпилог, и «Русский вестник» в конце 1866 года закончил публикацию «Преступления и наказания». Сохранились три записные тетради с черновиками и заметками к роману, по сути три рукописные редакции романа, которые характеризуют три этапа работы автора. Впоследствии все они были опубликованы и позволили представить творческую лабораторию писателя, его упорную работу над каждым словом.

Висбаденская «повесть», как и вторая редакция, была задумана писателем в форме исповеди преступника, но в процессе работы, когда в исповедь влился материал романа «Пьяненькие» и замысел усложнился, прежняя форма исповеди от имени убийцы, который фактически отрезал себя от мира и углубился в свою «неподвижную» идею, стала слишком тесной для нового психологического содержания. Достоевский предпочел новую форму - рассказ от имени автора - и сжег в 1865 году первоначальный вариант произведения.

В третьей, окончательной, редакции появилась важная пометка: «Рассказ от себя, а не от него. Если же исповедь, то уж слишком до последней крайности, надо все уяснять. Чтобы каждое мгновение рассказа все было ясно...» Черновые тетради «Преступления и наказания» позволяют проследить, как долго Достоевский пытался найти ответ на главный вопрос романа: почему Раскольников решился на убийство? Ответ на этот вопрос не был однозначным и для самого автора. В первоначальном замысле повести это несложная мысль: убить одно ничтожное вредное и богатое существо, чтобы осчастливить на его деньги много прекрасных, но бедных людей. Во второй редакции романа Раскольников изображен как гуманист, горящий желанием вступиться за «униженных и оскорбленных»: «Я не такой человек, чтобы дозволить мерзавцу беззащитную слабость. Я вступлюсь. Я хочу вступиться». Но идея убийства из-за любви к другим людям, убийства человека из-за любви к человечеству, постепенно «обрастает» стремлением Раскольникова к власти, но движет им еще не тщеславие. Он стремится получить власть, чтобы полностью посвятить себя служению людям, жаждет использовать власть только для совершения добрых поступков: «Я власть беру, я силу добываю - деньги ли, могущество ль - не для худого. Я счастье несу». Но в ходе работы Достоевский все глубже проникал в душу своего героя, открывая за идеей убийства ради любви к людям, власти ради добрых дел странную и непостижимую «идею Наполеона» - идею власти ради власти, разделяющую человечество на две неравные части: большинство - «тварь дрожащая» и меньшинство - «властелины», призванные управлять меньшинством, стоящие вне закона и имеющие право, подобно Наполеону, во имя нужных целей переступать через закон. В третьей, окончательной, редакции Достоевский выразил «созревшую», законченную «идею Наполеона»: «Можно ли их любить? Можно ли за них страдать? Ненависть к человечеству...»

Таким образом, в творческом процессе, в постижении замысла «Преступления и наказания» столкнулись две противоположные идеи: идея любви к людям и идея презрения к ним. Судя по черновым тетрадям, Достоевский стоял перед выбором: или оставить одну из идей, или сохранить обе. Но понимая, что исчезновение одной из этих идей обеднит замысел романа, Достоевский решил совместить обе идеи, изобразить человека, в котором, как говорит Разумихин о Раскольникове в окончательном тексте романа, «два противоположных характера поочередно сменяются». Финал романа также был создан в результате напряженных творческих усилий. В одной из черновых тетрадей содержится следующая запись: «Финал романа. Раскольников застрелиться идет». Но это был финал только для идеи Наполеона. Достоевский же стремился создать финал и для «идеи любви», когда Христос спасает раскаявшегося грешника: «Видение Христа. Прощения просит у народа». При этом Достоевский прекрасно понимал, что такой человек, как Раскольников, соединивший в себе два противоположных начала, не примет ни суда собственной совести, ни суда автора, ни суда юридического. Лишь один суд будет авторитетным для Раскольникова - «высший суд», суд Сонечки Мармеладовой, той самой «униженной и оскорбленной» Сонечки, во имя которой он совершил убийство. Вот почему в третьей, окончательной, редакции романа, появилась следующая запись: «Идея романа. I. Православное воззрение, в чем есть православие. Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, - есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страдания. Человек не родится для счастья. Человек заслуживает счастья, и всегда страданием. Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание приобретается опытом «за» и «против», которое нужно перетащить на себе». В черновиках последняя строчка романа имела вид: «Неисповедимы пути, которыми находит бог человека». Но Достоевский завершил роман другими строчками, которые могут служить выражением сомнений, терзавших писателя.

глава из книги "Достоевский. Над бездной безумия" О. Кузнецова и В. Лебедева

Все эти беспрестанно повторяющиеся шуты, вся эта невероятная вереница Лебедевых, Карамазовых, Иволгиных, Снегиревых составляют более фантастический род человеческий, чем тот, которым населена «Ночная стража Рембрандта».

Марсель Пруст

Общеизвестно, что алкоголизм – психическая болезнь, входящая в группу наркомании, связанное с ним пьянство совсем ему не тождественно. И хотя психиатрические критерии перехода пьянства в алкоголизм достаточно конкретны (сверхценность мыслей о выпивке, увеличение дозы алкоголя и появление синдрома похмелья), термин «алкоголик» часто используется крайне произвольно. С одной стороны, страдающие тяжелым алкоголизмом (когда уже снижается переносимость к выпитому) не считаются больными. С другой – ярлык «алкоголика» иногда необоснованно навешивается на человека, случайно обратившего на себя внимание единичным, но тяжело протекающим опьянением. В общественном сознании именно для алкоголизма грань между здоровьем и болезнью крайне размыта и субъективна.

Достоевский не прошел мимо порочной потребности людей, на заработанные деньги покупающих неизлечимое иногда безумие. Для многих его героев (например, капитана Лебядкина) пьянство – существенная сторона их образа жизни. Задумав роман «Пьяненькие», Достоевский вместо него создал «Преступление и наказание», великий роман о больной совести, где муки совести пьяницы Мармеладова оттеняют трагедию души Раскольникова. Достоевского, как и нас, возмущало общество, где «чуть не половину теперешнего бюджета нашего оплачивает водка... т. е. по-теперешнему, народное пьянство и народный разврат, – стало быть, вся народная будущность... Мы подсекаем дерево в самом корне, чтобы достать поскорее плод» (21; 94). Он страдал, видя, что сегодняшнее величие окупается разрушением будущего человека. Нездорово то общество, «где, случись так, что люди, все, одновременно бросили бы пить, государству пришлось бы заставить их пить силой. Иначе – финансовый крах». Больно то общество, где «государство живет одним днем, не думая о будущем народа». Он не мог без страдания видеть отравленными корни народной силы и говорил об этом как публицист во весь голос.

От замысла романа «Пьяненькие» остались тезис «Оттого мы пьем, что дела нет», антитезис «Врешь ты, – оттого, что нравственности нет», и объединяющая их мысль, над которой нам стоит задуматься: «Да и нравственности нет оттого – дела долго (150 лет) не было» (7; 5).

Если у французского писателя Э. Золя в романе «Западня» кровельщик Купо и его жена, прачка Жервеза, пьют оттого, что потеряли возможность работать, то пьянство героев Достоевского всегда связано с нравственными проблемами. Немногие из его героев способны реализовать свои потенциальные возможности, найти свое место в жизни, поскольку зачастую действительность не соответствует высоте их замыслов. И тогда начинается пьянство. Или мечта, или пьянство – дилемма, решавшаяся мечтателем Достоевского в пользу мечты, – Лебядкиным решается иначе. Как пьянство, так и его стихи типичны для его «подполья». Потерянная совесть при этом прячется за ширму опьянения. Недаром он как о необходимом источнике вдохновения говорит «о старой боевой бутылке, воспетой Денисом Давыдовым» (10; 142). Тут же «зловещий волк, ежеминутно подливающий и ожидающий конца» (собутыльник Липутин, использующий пьяного стихотворца в скандальных происшествиях).

Как приживала и соучастник безнравственных поступков своего господина, Ставрогина, Лебядкин научился прятаться за маской пьяного шутовства. Благо пьяному нечего стыдиться: можно даже шантажировать своего господина, превратив его в «дойную корову». Будучи пьяным, он еще сохраняет псевдообаяние, а протрезвляясь, становится злобным, безжалостным, «в том тяжелом, грузном, дымном состоянии человека, вдруг проснувшегося после многочисленных дней запоя» (10; 37).

Во многом похоже на состояние Лебядкина пьянство Лебедева (роман «Идиот»), присасывающегося к власть и деньги имущим. Он и с Лихачевым Алексашкой ездил после смерти его родителей. И в первый же день знакомства с Рогожиным Лебедев в его пьяной свите, «не отстававший от него как тень и уже сильно пьяный...» (8; 96). Вечером в этой же пьяной компании, у Настасьи Филипповны, «один только Лебедев был из числа наиболее ободренных и убежденных и выступал почти рядом с Рогожиным, постигал, что в самом деле значит миллион четыреста тысяч чистыми деньгами и сто тысяч теперь, сейчас же, в руках...» (8; 135).

Но достаточно деньгам оказаться в горящем камине, он, не переставая кривляться и ползать на коленях пред Настасьей Филипповной, вопит: «Матушка! Королева! Всемогущая!.. Милостивая! Повели мне в камин...» (8; 145). И в тот же вечер пьяным голосом он прохрипел «ура!», услышав о полученном князем Мышкиным наследстве. Став своего рода опекуном-наперсником князя, он так кривлялся при гостях Мышкина, что по-детски реагирующая генеральша Епанчина усомнилась: «Он сумасшедший?.. Пьяный, может быть?» И прибавила, обращаясь к князю: «некрасивая же твоя компания...» (8; 202). В действительности же Лебедев, ползая перед Мышкиным и уверяя его в своей преданности, одновременно участвовал в написании пасквиля, направленного на оспаривание права князя на наследствование. Слова и дела, ложь и правда – все у Лебедева вместе и «совершенно искренне» в опьянении. Вся ложь его в «адской мысли» – как бы и тут «уловить человека, как бы через слезы раскаяния выиграть!» (8; 269).

В отличие от Лебядкина Лебедев играет под маской опьянения более тонко, по-иезуитски, никогда не упуская своей выгоды. «Иуда и Фальстаф» – характеристика, данная купцу Архипову (один из героев романа «Униженные и оскорбленные»), еще больше подходит Лебедеву.

За маской опьянения могут скрываться не только шутовство, но и оскорбленные принципы, униженное человеческое достоинство, попранная честь. В пьянствующем и кривляющемся Трусоцком из рассказа «Вечный муж» обнажается трагизм традиционно комической роли «мужа-рогоносца». «Скажите мне прямо... вы не пьяны сегодня?» – спрашивает пораженный шутовской развязностью овдовевшего рогоносца бывший любовник его жены Вельчанинов. И пойманный с открытой бутылкой шампанского Трусоцкий признается: «Дурные привычки и вдруг-с. Право, с того срока (с обнаружения измены жены. – Авт.); не лгу-с! Удержать себя не могу» (9; 30).

Во всех тяжелых для них свиданиях пьяный Трусоцкий юродствует. «Э, пьяный шут, и больше ничего!» – думает Вельчанинов, когда спившийся рогоносец «вдруг, совсем неожиданно, сделал двумя пальцами рога над своим лысым лбом и тихо, продолжительно захихикал... и хихикая, целые полминуты, с каким-то упоением самой ехидной наглости смотря в глаза Вельчанинову» (9; 43). Пьяный Трусоцкий издевается над собой: «И бьюсь об заклад, вы теперь думаете: “Свинья же ты, что сам на рога свои указал, хе-хе!”» (9; 47).

Такое поведение психологически невозможно для трезвого. И только пьяный может предложить любовнику своей покойной жены поцеловать себя: Вельчанинов все-таки «поцеловал его в губы, от которых очень пахло вином» (9; 49). Не мог не спиться человек, на которого навесили ярлык «вечный муж» и который осознал позор своего положения.

Алкогольное опьянение позволяет «вечному мужу» перенести и новое унижение: «отставку» от выбранной им невесты он принимает балагуря. Однако без алкогольного допинга, вновь став «подкаблучником», обманутым новой женой, Трусоцкий сбрасывает маску шута. После того как он оттолкнул протянутую руку Вельчанинова, его подбородок «вдруг запрыгал... и слезы хлынули из глаз» (9; 112).

В пьяном шутовстве юродствующего Федора Карамазова есть что-то извращенно перевернутое от страданий Трусоцкого. Когда жена Карамазова сбежала с погибавшим от нищеты семинаристом-учителем, то он завел в доме гарем и ударился в пьянство. Одновременно стал ездить по всей губернии и слезно жаловаться всем на покинувшую его супругу, «причем сообщал такие подробности, которые слишком бы стыдно сообщать супругу о своей брачной жизни» (14; 9). И, уже узнав о смерти жены, Карамазов, по одним слухам, пьяный побежал по улице, «в радости воздевая руки к небу: “Ныне отпущаещи”», а по другим – «плакал навзрыд, как маленький ребенок, и до того, что говорят, жалко даже было смотреть на него, несмотря на все к нему отвращение» (14; 9). Именно этот элемент «наивности и простодушия», неожиданно проявившийся, казалось бы, у развращенного пьяного шута, и дает нам возможность сопоставить Трусоцкого с Карамазовым.

Казалось, ему ли не уметь возмущать своим юродством окружающих. Достаточно вспомнить сцену у старца Зосимы. Но самая отвратительная из его историй рассказывается им «за коньяком». Пьянствуя, поведал отец-богохульник, что, издеваясь над фанатичной до кликушества религиозностью своей жены, он сказал ей: «Видишь, говорю, видишь, вот твой образ... ты его за чудотворный считаешь, а я вот сейчас на него при тебе плюну, и мне ничего за это не будет!..» И чтобы усилить эффект рассказанного, он, юродствуя, добавил, что наблюдал, как «она... вскочила, всплеснула руками, потом вдруг закрыла руками лицо, вся затряслась и пала на пол...» (14; 126). И даже ему состояние опьянения оказывается необходимым для того, чтобы обнажить свой цинизм.

Но это не покажется удивительным, если мы вспомним Валковского из романа «Униженные и оскорбленные». Законченный злодей, умеющий утонченно и аристократически вести себя на людях, он также раскрывал свою аморальность, только будучи пьяным. Как только он захмелел, лицо «его изменилось и приняло какое-то злобное выражение. Ему, очевидно, захотелось язвить, колоть, кусать, насмехаться...» (3; 361). Идеалом для Валковского стало поведение сумасшедшего человека, который раздевался, «совершенно как Адам», оставляя на себе обувь, накидывал на себя плащ до пят и выходил на улицу. Встречая кого-нибудь, «он вдруг останавливался перед ним, развертывая свой плащ, и показывал себя во всем чистосердечии... Так он поступал со всеми мужчинами, женщинами и детьми, и в этом состояло все его удовольствие» (3; 363).

Иван Петрович (главный герой романа) во время пьяной «исповеди» Валковского понял, что тот находил удовольствие, «может быть, даже сладострастие в своей низости и в этом нахальстве, в этом цинизме, с которым он срывал, наконец, передо мной свою маску. Он хотел насладиться моим удивлением, моим ужасом» (3; 358).

За опьянением этих героев из романов Достоевского скрывается изощренная бессовестность, аморальность и человеконенавистничество. Этими качествами наделен и Фома Опискин, демагог-проповедник, подчиняющий обитателей села Степанчиково своим резонерством и пьяным юродствованием.

За опьянением у героев Достоевского могут скрываться не только пороки, но и простая скромность, доходящая до уничижения. Так, в том же романе «Униженные и оскорбленные», наряду с Валковским, существует и доброжелательный Маслобоев, стесняющийся своего ремесла подпольного стряпчего-сыщика. Он говорит, как бы извиняясь, бывшему школьному товарищу, ставшему писателем: «Не стою я тебя. И правду ты сказал, Ваня, что если и подошел, то только потому, что хмельной» (3; 265).

Принято считать, что пьяница пропивает остатки совести. В романе Э. Золя «Западня» описана история нравственного падения двух втянутых в пьянство людей. В отличие от Золя Достоевского не интересует сам процесс развития алкоголизма, хотя пьянство многих его героев, безусловно, достигает стадии болезни. Это относится как к персонажам его великих романов Мармеладову и Снегиреву, так и к Емеле – герою его раннего рассказа «Честный вор». У этих, казалось бы, совсем спившихся людей Достоевский не только видит совестливость, но и выявляет настоящую трагедию болезни совести.

В маленьком рассказе как бы проигрывается композиция одного из самых знаменитых романов. Здесь есть и «преступление», и «наказание». «Преступление» просто: блаженненький пьянчужка из тех, кого «за пьяную жизнь давно из службы выключили» (2; 85), поддавшись своему влечению к алкоголю, крадет у своего благодетеля-портного рейтузы, которым на «толкучем рынке целковых пять» цена. От момента обнаружения пропажи хозяином, к которому «ласковый», «добрый», «бессловесный» Емеля привязался, как «собачонка», до его признания в содеянном разворачивается картина нравственного «наказания» пьяницы его совестью при осознании «тяжести» своего «преступления». Сначала он искал рейтузы. Потом на вопрос хозяина: «Да не ты ли... их просто украл у меня, как вор и мошенник, за мою хлеб-соль услужил?» (2; 90) – ответил: «Нет-с...» – и стал бледным, как простыня. Затем Емеля просто запил, а прекратил тогда, когда все пропил. Промучившись молча, наконец, говорит он хозяину: «Вы уж не такой стали теперь...» И на вопрос: «Да какой не такой?» – отвечает: «... вы вот, как уходите, сундук запираете, а я вижу и плачу... Нет, уж вы лучше пустите меня... и простите мне все», а сам «сидит и плачет, да как! То есть просто колодезь, словно не слышит сам, как слезы роняет...» (2; 91).

В финале трагедии «болезни совести» Емеля отказывается даже от вина. Мысль о совершенном не покидает его. Он смотрит на хозяина, «сказать что-то хочет, да не смеет... тоска такая в глазах у бедняги...» Перед самой смертью у Емели возникает нелепая, но трогательная мысль: «Вы продайте шинеленку-то, как я помру, а меня в ней не хороните. Я и так полежу; а она вещь ценная; вам пригодиться может...» (2; 93). И уже совсем перед тем, как Богу душу отдать, Емеля признается в краже своему благодетелю как исповеднику, единственному, кто видел в нем (пьянчужке) человека.

Честный вор – это необычное словосочетание произносится и разъясняется самим рассказчиком так: «...честный, кажется, был человек, а украл». Тема «честного вора» – пьющего, деградирующего, но доброго человека, испытывающего муки совести, страдающего из-за приносимого окружающим урона, особенно глубоко исследуется Достоевским в образах Мармеладова и Снегирева. При этом воровство как деяние выступает в двух ипостасях. С одной стороны, в морально-нравственном смысле: Мармеладов и Снегирев как бы воруют у своих близких честь и достоинство, толкают их на унижение. С другой – в прямом, буквальном смысле. Мармеладов, например, даже чулки и косыночку из козьего пуха своей жены пропил и «...хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул что осталось из принесенного жалованья...» (6; 20).

Посредничество Снегирева как негласного поверенного Федора Карамазова «по денежным делишкам» расценивается как мошенничество и Грушенькой, и Митей Карамазовым.

Пострадавшие по вине Мармеладова и Снегирева люди реагируют примерно одинаково: «... Воротился! Колодник!» – кричит в исступлении жена Мармеладова, в бешенстве хватает его за волосы и тащит в комнату; а Снегирева Митя в трактире хватает за бороду, тащит на улицу и там прилюдно избивает.

«Болезнь совести» – ядро переживаний Мармеладова. Он переживает и до («Я не Катерины Ивановны теперь боюсь... и не того, что она волосы драть начнет... глаз ее боюсь... Красных пятен на щеках... и еще ее дыхания боюсь... детского плача тоже боюсь...» – 6; 21), и во время получаемого им наказания («...И это мне не в боль, а в наслаждение... – выкрикивал он, потрясаемый за волосы, и даже раз стукнулся лбом об пол...» – 6; 24).

И перед дочкой Сонечкой, из-за нищенской жизни вышедшей на панель, ощущает Мармеладов мучительное чувство вины: «...ничего не сказала, только молча на меня посмотрела... Так не на земле, а там... о людях тоскуют, плачут, а не укоряют! А это больней-с...» (6; 120). Совесть его мучает во всех запоях, не давая погаснуть огоньку человеческого сострадания к другим.

Не только к себе, но и к Мармеладову относятся слова Снегирева: «...Вы, сударь, не презирайте меня: в России пьяные люди у нас самые добрые. Самые добрые люди у нас и самые пьяные...» (14; 188). «Болезнь совести» Мармеладова проявляется и в трагизме самоосуждения: «...Меня распять, распять на кресте... Но распни, судия... и, распяв, пожалей его! И тогда я сам к тебе пойду на распятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли... что этот полуштоф... мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел...» (6; 20–21).

Муки совести у Снегирева из-за его участия в мошенническом шантаже Дмитрия Карамазова появляются не сразу. Они опосредованы сложными взаимоотношениями с сыном Илюшечкой, в свою очередь, страдающим из-за конфликта со школьными товарищами. Болезнь и смерть сына сыграли роковую роль в судьбе Снегирева. И Достоевский обрекает своего героя на жестокие муки совести до конца его дней.

На этой трагической ноте мы заканчиваем исследование судеб «пьяненьких» в последнем романе Достоевского.

Гуманизм «честного вора» не прошел незамеченным для большой литературы. В значительной степени полемизирующий с Достоевским англо-польский писатель Дж. Конрад создает образ спившегося моряка Шульца, который в муках совести за совершенное, тщетно пытаясь доказать невиновность доверившегося ему капитана, говорит: «Я – честный человек!.. Вы должны мне верить, если я вам говорю, что я – вор, низкий, подлый вор, если я выпью стакан, другой...» Не сумев спасти от ареста и позора своего благодетеля, он «вышел из комнаты такой подавленный, что, казалось, едва волочил ноги. В ту же ночь он покончил с собой... перерезав себе горло».

В 1940 г. Г. Грин написал роман «Сила и слава», герой которого «пьяный падре» сродни героям Достоевского. С одной стороны, он слабый, пьющий человек, фактически нарушивший обет безбрачия. С другой – это священник, который не смог бросить свою паству несмотря на опасность для собственной жизни. Этот «пьяный падре», не предавший народ и не пропивший своей совести, простил своих палачей во время расстрела. Этот герой, как и Мармеладов, несмотря на свою слабость и греховность, заслуживает призыва Бога из апокалиптических провидений Мармеладова: «...Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите скоромники!.. Поэтому... приемлю... что ни единый из них сам не считал достойным сего...» (6; 21). И неважно, скажет ли эти слова любой из существующих в разных религиях бог, или народная память, или покоренный морально-этическим пафосом читатель-атеист. Это значит одно – признание силы и славы в скромности, самопожертвовании и гуманизме даже спившихся.

Мучаются и страдают даже самые, казалось бы, опустившиеся с точки зрения социальных норм люди. За маской опьянения скрываются такие трагедии болезни их совести, о которых не догадывался Э. Золя. Но не только он. Так и для Д. И. Писарева вроде ясно, что Мармеладов – труп, «чувствующий и понимающий свое разложение... следящий с невыразимо-мучительным вниманием за всеми фазами... процесса, которым уничтожается всякое сходство этого трупа с живым человеком, способным чувствовать...». Для нас же Мармеладов – живой, тонко чувствующий и глубоко переживающий страдания окружающего мира человек, возрождение которого возможно при соответствующих социальных условиях.

В отличие от Э. Золя Достоевский показал такие нравственные высоты, казалось бы, вконец спившихся и опустившихся людей, что это не осталось незамеченным. Так, например, по мнению итальянского критика Де Бубертатиса, отличие Достоевского от Золя в том, что первый стремится найти даже в самом закоренелом грешнике искру божью как залог спасения, тогда как Золя делает нечто обратное. Действительно, один из выдающихся женских образов, созданных Золя, так беззаветно, чисто и самоотверженно умеющая любить Жервеза, спиваясь, «оскотинивается».

В этом невольно наметившемся различии художественного отображения проблемы алкоголизма у Золя и Достоевского интересно то, что в корректуре «Неточки Незвановой» имелось указание, что пьянствовал не только отчим Неточки, но и ее мать: «...вероятно, от горя и... от нетрезвого поведения (несчастная от отчаянья, от нищеты увлеклась примером отца) в иные минуты впадала в какое-то бессмыслие...» (2; 432). В окончательном варианте произведения этой фразы нет, но указание на возможное пьянство матери все же остается: «... матушка взяла свечку и подошла ко мне посмотреть, заснула ли я... Оглядев меня, она тихонько подошла к шкафу, отворила его и налила себе стакан вина. Она выпила его и легла спать...» (2; 182–183).

Мы не решились бы однозначно ответить на вопрос, почему Достоевский не развернул наметившуюся проблему семейного пьянства, основную для творчества Золя. Видимо, здесь проявилось особое отношение Достоевского к женщине. Этим, наверное, можно объяснить и то, что им, писателем, всесторонне раскрывавшим нравственные аспекты преступления, не созданы образы женщин-преступниц.

Достоевский смог увидеть «болезнь совести» сильно пьющих людей, лично общаясь с ними; это касается, например, Александра Ивановича Исаева, вдова которого стала первой женой писателя, и его младшего брата Николая. К этим людям Достоевский относился с особенной любовью и состраданием.

В мире Достоевского шутовство за маской опьянения и пьянство как болезнь совести находятся на разных полюсах. На одном из них – бессовестность, доходящая до человеконенавистничества, на другом – муки совести от ощущения вреда, приносимого близким. При этом внутренний мир этих несчастных так сложен, что не всегда их, как, например, Снегирева, можно отнести к одному или другому полюсу. Недаром Л. Андреев, попытавшийся в пьесе «Милые призраки» изобразить окружение, вдохновлявшее Достоевского на творчество, делает Горажанкина (по своей семейной ситуации близкого к Мармеладову) отвратительным, а Гавриила Прелестного (напоминающего по социальному положению Лебядкина) – вызывающим определенную симпатию.

Сложность возможных вариантов психического здоровья внутри пьянства подводит нас к наиболее трудным и дискуссионным проблемам психиатрии, отраженным в творчестве Достоевского.