Великие танцоры: Вацлав Нижинский. Нижинский вацлав фомич - биография Танцор нижинский биография

Я хочу танцевать, рисовать, играть на рояле, писать стихи. Я хочу всех любить - вот цель моей жизни. Я люблю всех. Я не хочу ни войн, ни границ. Мой дом везде, где существует мир. Я хочу любить, любить. Я человек, Бог во мне, а я в Нем. Я зову Его, я ищу Его. Я искате ль, ибо я чувствую Бога. Бог ищет меня, и поэтому мы найдем др уг друга. Вацлав Нижинский

Нижинский был легендой при жизни, но еще большей легендой стал после смерти. Загадка его личности притягивает художников, драматургов, романистов, кинорежиссеров, балетмейстеров. Особенно усилился интерес к его личности после выхода в Париже в 1953 года «Дневника» Нижинского. В 1971 Морис Бежар поставил ставший знаменитым на весь мир балет «Нижинский, клоун Божий». В 2000 году Джон Ноймайер создал свою версию, которую назвал «Нижинский». О знаменитом танцоре ставили документальные и художественные фильмы. В Театре на Малой Бронной в Москве успехом пользовался спектакль «Нижинский» по пьесе Гленна Бламстейна — пьеса обошла многие театры мира. Легендарный танцовшик до сих пор вызывает интерес, хотя вся его творческая биография укладывается в какие-то 10 лет жизни, но зато какие!

Вацлав Нижинский поражал зрителей необыкновенной способностью "зависа ть" в воздухе. Во время прыжка он мог сделать более десяти вращений, что в то время было абсолютным рекордом. Расстояние от авансцены до задника Вацлав покрывал одним прыжком. Говорят, что он мог прыгать выше своего роста... не за это ли его называли "Бог танца"?

Нижинский родился 12 марта 1890 года в городе четырехсот церк-вей — Киеве. Ему дали имя Вацлав, крестили в Варшаве в римско-католическую веру, веру его матери.

На предварительном экзамене в 1900 году комиссия отобрала Вацлава в числе шести дру-гих мальчиков из ста пятидесяти претендентов. Он сильно робел и едва отвечал на вопросы экзаменато-ров, так как убранство дворца на него про-извело подавляющее впечатление . Но знаменитый Николай Легат, солист Мариинки, заметив необыкновенные ноги и великолепно развитое тело соискателя, на-стоял на том, чтобы его приняли.

Никогда раньше Вацлав не знал такого: шесть смен нижнего белья, три форменных костюма — чер-ный на каждый день, темно-синий праздничный, се-рый полотняный — на лето; два пальто — в том числе зимнее с тяжелым каракулевым воротником; кожаные ботинки и легкие туфли для дома. Форма воспитанников напоминала мундиры слушателей Па-жеского корпуса — на высоком бархатном воротнике красовалась вышитая серебряная лира — эм блема школы. Фуражки с двуглавым орлом походили на армейские. Самую боль-шую радость Вацлаву дос тавило танцевальное трико и на-стоящие балетные туфли. Педантично аккуратный, Нижи нский всегда заботился о своей одежде, выглядел подтянутым и опрятным.

Успехи Нижинского оказались настолько ошелом-ляющими, что ди ректор училища предложил сделать его штатным артистом Мариинки за два года до оконча-ния учебы, что было событием неслыханным, не имев-шим прецедента в истории Балетной школы. Гордый и счастливый Вацлав просил тем не менее позволить ему закончить учебу в положенное время и по соб-ственному желанию оставался в училище до оконча-ния. Но Мариинский театр как мог использовал его талант, и в 1907 году ему пору чили одну из главных ролей в «Павильоне Армиды».

Выпускной спектакль проходил в Мариинском театре. Зал с золотым бархатным занавесом и тяже-лыми пирамидами хрустальных подвесок люстр за-полнил цвет санкт-петербургского высшего общества. Давали моцартовского «Дон Жуана», и имя Вацлава стояло на афише рядом с Обуховым и Легатом, а партнершей Нижинского была Людмила Школяр. Успех молодого танцовщика превзошел все ожида-ния. Артисты Мариинки и товарищи по балетной школе окружили его, поздравляя, а он только улыбался со слезами на глазах.

Зимой 1909 года Вацлав встретил чело-века, сыгравшего особую роль в его судьбе — и как артиста и как личности, — Сергея Павловича Дяги-лева, который пригласил Нижинского участвовать в организуемых им «Русских сезонах». Это был звездный час артиста. Хотя Дягилев был почти на двадцать лет старше Нижинского, он сразу же сумел пробиться через замкнутость юноши и заво-евать его дружбу, которую, несмотря на ссоры и споры, Вацлав неизменно хранил. Дягилева сразу же при-влекло его сильное, гибкое тело, удивительная комби-нация мальчишеской манеры поведения с необыкно-венной мягкостью и ровной, спокойной силой — глав-ной чертой характера Нижинского.

До 1913 года Нижинский был ведущим танцовщиком дягилевской труппы. Он исполнил свои самые знаменитые партии в постановках М. Фокина — главного балетмейстера «Русских сезонов»: «Карнавал», «Видение розы», «Шехерезада», «Дафнис и Хлоя», «Петрушка». «Дягилевские сезоны» принесли Нижинскому славу «первого танцора мира». Видевший его скульптор Огюст Роден говорил, что Нижинский «один из немногих, кто мог выразить в танце все волнения человеческой души». Марсель Пруст писал другу о Нижинском: «Я никогда не видел подобной красоты». А великая Сара Бернар, увидев Нижинского в роли Петрушки, воскликнула: «Мне страшно, я вижу величайшего актера в мире!»

Среди всех людей, которых я когда-либо знал, Дягилев, конечно, значил для меня больше всех. Он был гением, великим орга-низатором, открывателем и воспитателем талантов, с душой художника и grапd seigneur, единственным че-ловеком с универсальным талантом которого я могу сравнить с Леонардо да Винчи. Вацлав Нижинский

Вацлав Нижинский во время работы над балетом. 1916

Увидеть Нижинского, познакомиться с ним, просто дотронуться до него мечтали сотни светских дам. Чтобы завлечь Вацлава, они прибегали к всевозмож-ным уловкам, которыепочти всегда разбивались о неусыпную бдите льность Василия. Нижинский не замечал изоляции , не догадывался, что Дягилев умышленно подвергал его строжайшему уединению. Время Вацлава заполняла работа и дружба с Сергеем П авловичем. Близкий круг друзей — Бенуа, Бакст, Стравинс-кий и Нувель полностью удовлетворял его.

Нижинского мало назвать танцовщиком, в ещё большей степени он был драматическим актёром. Его прекрасное лицо, хотя оно и не было красивым, могло становиться самой впечатляющей актёрской маской из всех, какие я видел. Стравинский

В каждой роли — восточного раба, русского кло-уна, Арлекина, Шопена — он создавал яркий, непов-торимый характер, перевоплощаясь настолько, что с трудом можно было поверить, что это один и тот же артист. Для всех оставалось загадкой, в какой из ро-лей больше всего отражалась его сущ-ность. Менялось все: лицо, кожа, даже рост. Неиз-менно присутствовала только одна постоянная вели-чина, соnstanta — его гений. Когда он танцевал, все заворожен-ные его перевоплощением забывали о Нижинском как о личности, и полностью отдаваясь со-здаваемому образу.

Для Вацлава Нежинского танец был более естественным, чем речь, и никогда он не был в такой степени самим собой, таким сч астливым и свободным, как в танце. В тот момент, когда он ступал на сцену, для него не су-ществов ало ничего , кроме роли. Нежинский самозабвенно на-слаждался самим движением, самой воз можностью т анцев ать. Но никогда не старался выделиться, зат-мить других или п ридать собственной роли больше значимости, чем входило в намерения балетмейстера. Н ижинский был до конца гармоничн ым и нередко сдерживал себя, чтобы лучше вписаться в общий ан-самбль. И все же исполнение Вацлава Нежинского было настолько великолепным, что он казался солнцем, освещающим остальных танцовщиков. Его присутствие на сцене наэлектризовывало других артистов и они работали на пределе возможностей. Бытовало всеобщее мнение, что балет лишался части ве-ликолепия, если в нем не было Нижинского.

Ждали новый балет — балет Нижинского!

В программе зна-чилась прелюдия Дебюсси «Послеполуденный отды х фавна», вдохновленная изысканной эклогой их сооте-чественника Малларме. Сумеет ли этот русский ар-тист передать дух Д ревней Греции, воссозданный дву-мя выдающимися французами? Какова будет его ин-терпретация? Ждали чего-то совершенно отличного от фокинских балетов, но никто не предполагал уви-деть новую форму искусства.

Все двенадцать минут хореографической поэмы зрители сидели неподвижно, ошеломленные настолько, что даже не пытались проявлять свои чув ства. Но как только занавес упал, началось почти невообразимое. Крики одобрения и возмуще ния сотрясали воздух подобно раскатам грома. Невозможно было услышать голос соседа. Бешеные аплодисменты и свист смеша-лись после окончания одного из самых захватываю-щих спектаклей в истории театра.

Огюст Роден, сидевший в ложе рядом со сценой, встал и закричал: «Браво! Браво!» Другие засвистели. Неслись возгласы; «Б ис! Бис!», «Сногсшибательно!», «Нелепо!», «Неслыханно!», «Бесподобно!». Взрывы ап-лодисментов нарастали. Все громко делились впечат-лениями. Интеллектуальный Париж раскололся на два лагеря: рго и соntrа «Фавна». Но одобряющих спек-такль зрителей было большинство.

Занавес поднялся, и «Послеполуденный отдых фавна» был ис полнен во второй раз. Публика про-должала неист овствовать. Сергей Павлович побежал в гримерную к Нижинскому, где уже собрались Бакст и другие. «Это успех!» — воскликнул Дягилев.

«

Нет, они не поняли меня», — покачал головой Вацлав. «Да нет же, все чувствуют — произошло событие огром-ной важности». В гримерную стекались друзья, балетоманы, журналисты. Нижинского окру-жили, поздравляли, утешали... Царил неописуемый хаос. Никто толком не знал, что прои зошло, кто победил, ус-пех это или поражение, — так после решающей битвы вна чале точно неизвестно, кто же выиграл сражение.

Подошел Роден и с о слезами на глазах обнял Вацлава: «Мои мечты осуществились. И это сделали вы. Спасибо». Теперь Нижинский почувствовал, что его действительно поняли, по крайней мере те, чье мне-ние имело для него значение.

Постановки Нижинского вызвали бурные споры. Кто-то утверждал, что они лишены яркой художественности, кто-то увидел в них провозвестие техники балета будущего. Возможно, последние оказались правы. Поздние мастера — Джордж Баланчин, Ролан Пети, Марта Грэм, Морис Бежар, Джон Ноймайер — многое переняли из того, что было открыто и предвосхищено Нижинским-танцовщиком и Нижинским-постановщиком.

Сенсационный парижский сезон 1912 года подхо-дил к концу. Критики еще продолжали ломать копья, обсуждая новаторство «Фавна», а время и мысли Сер-гея Павловича уже занимали будущие творческие планы. Нижинский тоже был задействован в них.

Художники и ск ульпторы предприняли на Вацла-ва настоящую атаку — его лепили, рисовали в каранда-ше и в масле. В прошлом Бланш, Бакст, Серов и дру-гие ловили черты его лица и движения, но приходилось воровать мгновения, когда Нижинский бывал свобо-ден — жест, позу за кулисами или в репетиционном зале. Среди многих теперь решил лепить Нижинского Роден. Договорились, что после утренней репетиции Вацлав будет приходить к нему в ателье позировать. Нижинский начал позировать Родену. Обычно сам Сергей Павлович отвозил его в студию, иногда он ездил туда один, а Дягилев приезжал за ним. Сначала Роден сделал множество карандашных эскизов, про-явив страстный интерес к зарисовке каждой мышцы своей модели. Нижинский позировал обнаженным. Наконе ц Роден остановился на позе, которая очень походила на позу микеланджеловского Давида. Ни-жинский терпеливо позировал часами, а когда уставал, Роден усаживал его и показывал наброски. Сергей Павлович не на шутку встревожился так быстро возникшей между престарелым скульптором и молодым танцовщиком. Родена и Нижинского связывало духовное родство художествен-ных натур . Роденовская скульптура Нижинского так и не была закончена: Дягилев постоянно находил предлоги, чтобы помешать сеансам. Его рев-ность сделалась неуправляемой...

Женитьба на Ромол е фактически поставила точку на балетной карьере Нижинского. Он ушел о т Дягиле ва, в семье родились две девочки- Кира и Тамара. После отъезда на гастроли в 1911 году Вацлав Нижинский больше никогда не возвращался в Россию. После разрыва с Сергеем Дягил евым и его труппой, он выступал самостоятельно, п робовал заниматься хореографией. С 1917 года у него начались приступы шизофрении, говорят так на него подействовало от луч ение от танцев и сцены. Болезнь прогрессировала, и остаток жизни он провел в психиатрических лечебницах.

Нежинский умер на руках у Рамолы 8 апреля 1950 года в Лондоне. Через три года его прах перевезл и в Париж и похоронили на кладбище Монмартра.

После смерти Вацлава Нижинского доктора исследовали его ноги.

Они предполагали, что особая структура кости позволяла Вацлаву совершать немыслимые прыжки, благодаря которым он стал знаменитым. Паталого-анатомическое вскрытие не обнаружило ничего необычного.

Нижинского мало назвать танцовщиком, в ещё большей степени он был драматическим актёром. Его прекрасное лицо, хотя оно и не было красивым, могло становиться самой впечатляющей актёрской маской из всех, какие я видел.

, Хореограф , Революционер

Вацлав Фомич Нижинский - русский танцовщик польского происхождения, артист балета, балетмейстер, основоположник мужского танца 20 века. В 1907-1911 в Мариинском театре в Санкт-Петербурге, после увольнения в 1911 году жил за границей, в основном во Франции. В 1909-1913 годах участник Русских сезонов, в 1916-1917 - в труппе Сергея Павловича Дягилева (главные партии в балетах, поставленных Михаилом Михайловичем Фокиным, лучшая - Петрушки - «Петрушка» Игоря Федоровича Стравинского). Хореограф-новатор. Нижинский поставил балеты: «Послеполуденный отдых фавна» (1912), «Игры» Клода Дебюсси, «Весна священная» Стравинского (оба в 1913), «Тиль Уленшпигель» (1916) на музыку Рихарда Штрауса.

Первые шаги Нижинского

С ума не сходят дураки. Свихнул себе голову Ницше, ибо он думал. Я не думаю, а поэтому не свихну голову.

Нижинский Вацлав Фомич

Вацлав Нижинский родился 28 февраля (12 марта) 1890 года (по другим данным, 1888 или 1889) в Киеве, в семье польских провинциальных танцовщиков Элеоноры Береды и Фомы Нижинского. Его младшая сестра Бронислава Нижинская также стала танцовщицей и впоследствии балетмейстером с мировым именем. К тому же она была самым близким другом Вацлава.

Балетом Нижинский начал заниматься с родителями в раннем детстве, как и выступать на сцене. От отца он унаследовал большой прыжок с баллоном (то есть возможностью «зависать» в воздухе). Когда отец оставил семью, мать с детьми переехала в Петербург, где в 1898 Вацлав поступил в Петербургское театральное училище. Его педагогами были Н. Г. и С. Г. Легаты, М. К. Обухов. Окончив в 1907 году училище, он сразу же начал выступать в главных партиях с ведущими балеринами Мариинского театра. Среди его партнерш были знаменитые примы-балерины - Матильда Феликсовна Кшесинская, Анна Павловна Павлова, Тамара Платоновна Карсавина. В год выпуска Нижинский станцевал Голубую птицу из «Спящей красавицы» - он изменил костюм, отказался от бутафорских крыльев и «окрылил» движения рук.

Человек с похотью подобен зверю.

Нижинский Вацлав Фомич

Нижинский с Дягилевым

Хотя Нижинский и танцевал весь академический репертуар ведущих солистов, все-таки его индивидуальность раскрывалась прежде всего в балетах М. М. Фокина во время первых «Русских сезонов» в Париже. Фокин поставил для этого необычного, почти андрогинного танцовщика партии юноши-поэта в «Шопениане» (мазурка и Седьмой вальс с Анной Павловой), Арлекина в «Карнавале», эротичного золотого раба в «Шехерезаде» (1910), мистическую главную партию в «Видении розы», жалкого кукольного Петрушки с человеческой душой («Петрушка»), Нарцисса («Нарцисс»,1911), Дафниса в «Дафнисе и Хлое» (1912). Нижинский стал идолом Парижа, «самым большим сюрпризом» первого сезона, о котором с восторгом писали выдающиеся люди своего времени, включая Огюста Родена. Он был интимным другом своего патрона-наставника С. П. Дягилева, который держал питомца в «золотой клетке», отгородив от повседневной жизни. В 1911 году после его выступления в партии принца Альберта («Жизель») в Мариинском театре, когда он без разрешения дирекции надел «неказенный» костюм, созданный русским художником Александром Николаевичем Бенуа, в результате театральных интриг Нижинский был уволен из театра и стал «собственностью» Дягилева.

Нижинский-балетмейстер

У Вацлава Нижинского была феноменальная для своего времени техника, особенно впечатляли его прыжки-полеты, словно птицы. Он был художником большой творческой интуиции. Небольшого роста, скуластый, с чуть раскосыми глазами, рельефной, почти лепной мускулатурой ног, с женственными, чуть вялыми кистями рук, словно пораженными «болезнью воли», он был неприметен в жизни, но преображался на сцене. Точнее, полностью перевоплощался в создаваемый персонаж. В 22 года при поддержке Дягилева и художника Льва Самойловича Бакста он поставил свой первый балет «Послеполуденный отдых фавна» (1912) на музыку Клода Дебюсси по поэме французского поэта-символиста Стефана Малларме.

Я не люблю людей сухих, а поэтому не люблю деловых.

Нижинский Вацлав Фомич

Нижинский-постановщик отказался от всего того, чем блистал на сцене Нижинский-танцовщик. В этом балете был всего один-единственный прыжок и никакой виртуозной техники. Лишь угловатые, почти кубистические позы фавна и нимф, словно оживший архаичный фриз времен крито-микенской культуры. «Фавн - это я», - сказал хореограф про свой балет-исповедь, который вызвал недоумение и скандал. Но еще большую неприязнь вызвала «Весна священная» И. Ф. Стравинского в его постановке (1913). Либретто, костюмы и декорации этого балета создал русский живописец Николай Константинович Рерих. Нижинский воскресил примитивные обряды древних славян. Непонятая, отвергнутая в дни премьеры, именно эта постановка раскрыла путь современному балету 20 века. Как многие художники интуитивного прозрения, Нижинский-хореограф намного опередил свое время. Публика также не приняла две другие его постановки - «Игры» Дебюсси (1913) и «Тиля Уленшпигеля» Р. Штрауса (1916). Участь Нижинского-балетмейстера была решена. Сергею Павловичу Дягилеву был нужен успех, а не только эксперименты.

Разрыв с Дягилевым. Болезнь Нижинского

Грация от Бога, - остальное дается учебой.

Нижинский Вацлав Фомич

В 1913 году Вацлав Нижинский женился на венгерской танцовщице Ромоле де Пульска, которая родила ему двух дочерей Киру (1914) и Тамару (1920). Его женитьба привела к разрыву с Дягилевым. И первый танцовщик мира оказался без работы и средств к существованию. Он попытался создать свою труппу, но она просуществовала всего две недели. В 1916-1917 он еще раз вернулся к Дягилеву и принял участие в американском и испанском турне дягилевской труппы.

В 1918 Вацлав с семьей отправился в Швейцарию и поселился в Сен-Морице, где 19 января 1919 года состоялось последнее публичное выступление Нижинского. Все сильнее давали о себе знать симптомы психического заболевания. Именно в это время он написал свои «Тетради», в которых в духе интуитивного потока сознания изложены эстетические и этические принципы этого великого художника-мистика. Только в конце 20 века впервые был опубликован на русском языке их оригинал. Нижинский погрузился в свой мир, утратил контакт с окружающими. Следующие 30 лет, страдая неизлечимой душевной болезнью, он провел в больницах и санаториях.

Памяти Нижинского

Публика любит удивляться. Она знает мало, поэтому удивляется.

Нижинский Вацлав Фомич

Трагической жизни гениального танцовщика и балетмейстера Вацлава Нижинского посвящены тома научных трудов. О нем создаются художественные фильмы, драматические спектакли, балеты (две версии «Нижинского, клоуна Бога» поставил французский артист балета, хореограф, педагог Морис Бежар). Исследователи восстановили все его балеты, которые даже сейчас смотрятся очень современно. Его именем названы почетные международные премии, даже улица в Париже. Но нет ни одного документального кинокадра, запечатлевшего его танец. А многочисленные картины, скульптуры, фотографии передают лишь частицу его гипнотизирующего, магического таланта.

Вацлав Фомич Нижинский - цитаты

Я Божий клоун

Я хочу танцевать, рисовать, играть на рояле, писать стихи. Я хочу всех любить - вот цель моей жизни. Я люблю всех. Я не хочу ни войн, ни границ. Мой дом везде, где существует мир. Я хочу любить, любить. Я человек, Бог во мне, а я в Нем. Я зову Его, я ищу Его. Я искатель, ибо я чувствую Бога. Бог ищет меня, и поэтому мы найдем друг друга. Бог Нижинский ("Из Дневника")

Доказательством гениальности, богатого внутреннего мира Нижинского долгое время были его дневники, впервые изданные в 1936 году. До тех самых пор, пока в 1979-м, не были обнаружены их оригиналы.

О необычной судьбе личных записей Вацлава Нижинского, а также о некоторых малоизвестных фактах его биографии рассказывает историк Кирилл Фитц Лайон, переводивший оригиналы дневников Нижинского с русского на английский язык по заказу дирекции аукциона Сотби.

...его легенда

— В первом издании были всего лишь выдержки из дневников, было опубликовано около 60% текста. Переводы осуществлялись под усиленным редактированием жены Нижинского Ромолы , которая не только сильно переделывала и искажала текст, но и переставляла во времени целые события. При чтении выдержек из дневников многих исследователей охватывали сомнения в их подлинности.

Дело в том, что, несмотря на расхожее мнение, Нижинский не был особо образованным и всесторонне развитым человеком. Даже его сестра Бронислава свидетельствует, что учился он плохо и зачастую это она делала за него домашние задания. Да, он немного знал живопись, но это скорее было результатом его поездок с Дягилевым и посещений с ним крупнейших музеев мира. О литературе Нижинский почерпнул сведения, посещая друзей Дягилева, который входил в кружок «Мир Искусства». Дягилев был очень образованным человеком, что в конце концов не могло не отразиться на развитии Нижинского. Лидия Соколова , которая начала работать с Нижинским в 1913 году, говорила, что, когда окликаешь его, он оборачивается с таким буквально зверским выражением лица, что кажется, что он сейчас ударит тебя в живот. Он почти никогда ни с кем не разговаривал и всегда выглядел, будто живет на какой-то другой планете. В выдержках же, опубликованных Ромолой, Нижинский предстает эдаким философом, великим умом, приблизившимся к Богу. Все это выглядело чрезвычайно странно.

Поэтому, после того как на аукционе вдруг появились оригиналы дневников, которые никто никогда не видел и которые долгое время считались утраченными, это действительно стало сенсацией. Некоторые части его дневников трудно не только понять, но и даже прочитать. Хотя, чтобы быть справедливым, нужно отметить, что там много и таких моментов, которые отражают довольно глубокие эмоции, и высказываются оригинальные идеи, что заставляет предполагать, что в своем безумии он нормальнее, чем был за всю свою жизнь. И вот из этой-то смеси Ромолой и был создан образ безумного гения. А он не был ни тем, ни другим.

Вацлав Нижинский в роли Ваю в обновленной Николаем Легатом постановке балета «Талисман» Мариуса Петипа, Санкт-Петербург, 1910. Фото: Commons.wikimedia.org

...его жена

— Значит, оригиналы дневников скрывались его женой?

— Во всяком случае, их никто не видел до 1979 года, когда вскоре после смерти Ромолы они были выставлены на продажу на аукционе Сотби.

— Супругу Нижинского все-таки можно понять...

— Чисто по-человечески, конечно, можно. Все-таки Вацлав Нижинский был и остается легендой. Она, по-видимому, пыталась сохранить этот миф — атмосфера 30-х годов жаждала легенд и красивых историй. Кроме того, Ромола тогда оказалась сильно стесненной в деньгах. По ее мнению, она лишь подправила историю, сделала ее более удобоваримой для публики. По сути, романтическая история жизни Нижинского взращивалась именно тогда, когда в его реальной жизни романтики было меньше, чем когда бы то ни было. Начиная с 1919 года его болезнь была уже в той стадии, что Нижинский даже зубы не мог чистить самостоятельно. По большей части эти записки просто неприличны, чересчур интимны. Опубликовать все это означало убить легенду. Кстати, Нижинский знал, что его жена будет зарабатывать деньги на его дневниках. Он об этом также пишет.

— Как оригиналы попали к вам в руки?

— Мне тогда позвонили из дирекции аукциона и попросили перевести дневники на английский язык за 3 недели. Это была просто адская работа. Чтобы не то что перевести, но даже и понять, что Нижинский хотел сказать в некоторых главах, мне порой приходилось пускаться в исследования. Нижинский был поляком, хотя и получившим образование в России, и зачастую не только использовал польскую грамматику в построении русских предложений, но и путал русские слова.

...его мужчины

— Вы сказали, что только после обнаружения оригиналов стали известны истинные отношения между Нижинским и Дягилевым. Но они и раньше не были секретом.

— Это так, но мало кто знал, что, так сказать, нетрадиционная ориентация Нижинского не была дана ему от природы. Нижинский родился вполне нормальным мужчиной и оставался таковым вплоть до своей смерти, что опять-таки подтверждается в его дневниках. А также его скоропалительной женитьбой. Нижинский желал вырваться из заколдованного круга, убежать от этих противоестественных отношений.

Все началось в 1907 году, когда его увидел князь Павел Львов , известный не только своим богатством и меценатством, но и как «любитель» красивых молодых людей. Причем это произошло с полного одобрения матери Нижинского, что не могло не отразиться на и без того неустойчивой психике артиста. Дорогие подарки, красивое ухаживание, громкое имя и шумное одобрение матери, которая считала, что женитьба помешает ее сыну сделать карьеру, и уверяла Вацлава, что князь сумеет позаботиться о его судьбе, сделали свое дело. За Львовым наступил черед Дягилева. Кстати, хотелось бы разрушить еще один миф, что Нижинского будто бы продали Дягилеву за ненадобностью. Павел Львов действительно любил Нижинского, и, когда Серж Дягилев намекнул ему, что, если он хочет счастья и славы своему другу, он должен уступить его, Львов пошел на эту жертву. Скоро на пальце Нижинского вместо золотого кольца с бриллиантом заблестел огромный платиновый перстень с сапфиром от Картье. И все это время Нижинский оставался нормальным мужчиной, что подтверждается, кстати, и постоянными его походами в публичные дома. За врачей, к которым Нижинский вынужден был обращаться после этих посещений, платил сначала Львов, потом Дягилев.

...его безумие

— Так, может, это раздвоение и было одной из причин его позднее наступившего безумия?

— Самой главной причиной являлась наследственность. Его старший брат страдал тем же недугом. Очень долго не предавалась огласке причина смерти брата Нижинского, но вот что мне самому удалось выяснить. Стасик Нижинский содержался в одном из петербургских домов для душевнобольных, когда грянула революция. По одной из совершенно идиотских ленинских теорий, в которую он, по-моему, действительно чистосердечно верил, шизофрения как болезнь в природе просто не существовала, а являлась исключительно блажью капиталистов. Ленин тогда довольно много об этом говорил. Так что вскоре после революции многие из таких домов были открыты, а их обитатели «выпущены на свободу». Одним из таких «освобожденных» стал и Стасик Нижинский. Куда он потом делся и как умер, уже, наверное, никто никогда не узнает. И хотя сестра Нижинского Бронислава свидетельствует, что безумие Вацлава никак не связано с состоянием психики его брата и что якобы проблемы Стасика начались после того, как он ребенком выпал из окна, то, даже если и принять ее версию, для печальной судьбы Вацлава Нижинского были и другие наследственные предпосылки. Его бабка со стороны матери была склонна к хронической депрессии и заморила в конце концов саму себя голодом. Так что, как бы то ни было, Вацлав всегда отличался от остальных мальчиков, он всегда был плохим учеником, совершал эксцентричные поступки.

Вацлав Нижинский в Шахерезаде. Около 1912. Фото: Commons.wikimedia.org

— Одним из самых эксцентричных поступков было его самовольное переодевание в «Жизели» в сильно обтянутое трико по эскизу Бенуа. Что шокировало публику и вызвало смятение в царской ложе. Он был первым, кто заменил широкие штаны мужчин-танцоров на трико.

— Это действительно шокировало публику, а вот расхожее мнение, что это вызвало смятение в царской ложе, в корне неверно. Моя мама была как раз на том балете и потом рассказывала, что императрица-мать очень смеялась, увидев Нижинского в этом трико, что, в общем, за ней на публике особо не водилось. Вот за этот-то смех его и уволили из труппы. Мариинский театр мог пережить шокированную публику, и даже из-за «смятения в царской ложе» дирекция не рассталась бы с Нижинским, но такое веселье со стороны ее императорского величества было воспринято как осмеяние балета, а этого театр простить Нижинскому не смог.

«Я летал на самолете и плакал. Не знаю почему, у меня создалось впечатление, что он вот-вот уничтожит птиц... Люди посещают церкви в надежде найти там Бога. Он не в церквях, или, вернее, Он там везде, где мы Его ищем... Шекспировские клоуны, у которых так много юмора, мне симпатичны, но у них есть злобные черты, из-за чего они отдаляются от Бога. Я ценю шутки, так как я Божий клоун. Но я считаю, что клоун идеален, только если он выражает любовь, иначе он не является для меня Божьим клоуном...»

Бог Нижинский

Двадцать девять лет своей жизни Вацлав Нижинский принадлежал этому миру. В нем были дорога с Моховой на Театральную в Императорское Театральное училище. Гранитный спуск к Неве, на ступенях которого он плакал, когда его уволили из Мариинки. Париж, Лондон и Ницца, где он танцевал в Дягилевских сезонах. Сам Дягилев, забравший его любовь и свободу, но приведший к всемирной славе. Три постановки, положившие начало балету ХХ века.

Потом было тридцать лет жизни в своем собственном мире грез и фантазий, о котором мы почти ничего не знаем. Потому что у каждого шизофреника он свой.

Самой его выстраданной ролью, пожалуй, был Петрушка в балете Стравинского. Трагедию тряпичной куклы с человеческой душой прочувствовал по-настоящему лишь ХХ век. Люди постепенно обретали свободу, освобождаясь от пут иллюзорного и реального мира, в котором жили еще их родители. Но это освобождение несло страшное одиночество, потому что человек теперь сам отвечал за свою жизнь.

Тема карнавала, театра, балагана, ярмарки оказалась востребована в художественной жизни России начала ХХ века. Куклы, страдающие как люди. Люди, превращающиеся в кукол. И те, и другие в масках.

В 1905 г. Александр Блок написал стихотворение "Балаганчик".

Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей. Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей.

Как славно все начиналось, какая добрая сказка могла получиться из этой жизни.

Пробуждение Спящей красавицы

В 1890 г. на сцене Мариинского театра с триумфом прошла премьера "Спящей красавицы". Это была знаковая постановка. Для многих современников царствование Александра III ассоциировалось с золотой порой Российской империи. Значительно расширилась ее территория. Развивались промышленность и торговля. К 1893 г. окончательно оформился франко-русский союз.

Случайно или нет, все это нашло свое выражение в новом балете. В основу либретто была положена старая французская сказка Шарля Перро. Принц Дезире (Мечта) будит поцелуем прелестную Аврору - Россию, которую погрузили в многовековой сон недоброжелатели и завистники в лице феи Карабос. Чары рушатся, растопленные силой любви. Сказочные герои и посланцы экзотических стран приносят свои дары - танцы. Апофеоз.

"Спящая красавица" была, пожалуй, последним "прости" эпохе классицизма в балете. Торжественная музыка Чайковского и помпезные декорации Левота со товарищи, изысканная постановка Петипа, сочетающая в себе лучшее из французской, итальянской и русской школ балета. Это была очередная мечта о сильной и богатой России, возрождающейся наперекор врагам. Это был призыв к наследнику престола (должен же быть у Мечты и Утренней Зари наследник) продолжать дело отца. Это был призыв к подданным почитать и прославлять своих королей.

Но все это - в Императорском театре. За его стенами ни 32, ни даже 64 фуэте, "скрученные" солисткой балета, не могли помочь делу. За стенами шла совсем другая жизнь, которую балетный театр должен был увидеть и принять.

Это стало возможным в 1903 г., когда Петипа ушел с поста главного балетмейстера Мариинки. Он отдал театру более полувека. Но к началу ХХ столетия балет оставался, пожалуй, единственным видом искусства, не имеющим отношения к реальной жизни. Он представлял собой засушенный цветок или бабочку на булавке в коллекции чудака, который в век электричества и авто носит камзол и пудреный парик.

В мире балета происходило то же, как если бы в мире архитектуры Бог дал долгую жизнь Карлу Росси. Тогда в Петербурге к началу ХХ века не было бы ни единого здания в стиле эклектики или модерн, но сплошные улицы Зодчего Росси. Поэтому с уходом Петипа балет десятимильными шагами стал нагонять свое время.

Вначале это пытались делать Николай Горский и Николай Легат. Потом появился молодой танцовщик и балетмейстер Михаил Фокин. Кажется, он и стал тем настоящим принцем Дезире (Бог с ними, с французами), который разбудил балетную Красавицу. Все было готово к постановке новой пьесы под названием "Русские сезоны" в Париже. Господа актеры съезжались на репетицию. Шел 1907 г.

Действующие лица и исполнители

Михаил Михайлович Фокин, 27 лет, танцовщик Мариинского театра, преподаватель Театрального училища, балетмейстер. Не одобрял "нафталинный" балет и постоянно искал выхода кипучей энергии на стороне. Много читал, увлекался живописью, музицировал. Часами бродил по Эрмитажу, мечтая оживить на театральной сцене картины, статуи, рисунки на краснофигурных вазах.

Мечта осуществилась, когда в 1906-1907 гг. Фокиным были созданы "Виноградная лоза", "Евника", "Шопениана", "Египетские ночи", "Лебедь" (более известный в качестве "Умирающего") и "Павильон Армиды". Так балетный театр вошел в пору эклектики, когда на сцене появились герои и сюжеты всех времен и народов.

Единомышленниками Фокина стали художники Александр Бенуа и Лев Бакст, балерины Анна Павлова и Тамара Карсавина, танцовщик Вацлав Нижинский.

Сергей Павлович Дягилев, 35 лет, барин, меценат, первооткрыватель талантов, автор дерзких проектов и в этом смысле - борец, игрок. В 1898 г. начинает издавать первый в России художественный журнал "Мир искусства". В 1905 г. организует грандиозную историко-художественную выставку портретов ХVIII-ХIХ веков. Для этого объезжает всю Россию вдоль и поперек, собирая по отдаленным имениям портреты предков. По сути, Дягилев открыл своим современникам русский ХVIII век.

Затем он организует на Осеннем салоне в Париже выставку "Русское искусство от иконописи до начала ХХ века". Вскоре следуют концерты русской музыки, познакомившие Европу с Глинкой, Мусоргским, Бородиным, Рахманиновым, Римским-Корсаковым. Еще через год - оперный сезон. Париж услышал Федора Шаляпина.

В это же время возникла идея сценического синтеза в балете - объединения сил танцоров, музыкантов, хореографов и художников. Возникло то, что впоследствии было названо "Дягилевскими сезонами".

Тамара Платоновна Карсавина, 22 года, пока еще не в ранге балерины Императорских театров, хотя балеринские партии уже танцует. Талантлива, красива и умна. Идеальная модель для исторических постановок Фокина. Именно в это время страстно влюбленный Фокин получает от нее отказ, и Карсавина остается для него призрачной мечтой.

Вацлав Фомич Нижинский, 17 лет. Только что окончил Театральное училище и принят в труппу Мариинского театра. В жизни - неуклюжий и некрасивый молодой человек с отсутствующим взглядом и часто с полуоткрытым ртом. На сцене - грациозный красавец с лучистыми глазами, поражающий отточенностью прыжков и поз, "элевацией и баллоном", как писали в рецензиях. Кукла Пиноккио, становящаяся человеком при первых звуках увертюры.

И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный черт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок.

Вечный раб

В первый свой сезон в Мариинке Нижинский перетанцевал практически во всех балетах. Как классических, так и новых, поставленных Фокиным. Он был партнером Матильды Кшесинской, Анны Павловой, Ольги Преображенской. Он был романтическим юношей в "Шопениане", рабом Клеопатры в "Египетских ночах", пажом волшебницы Армиды в "Павильоне Армиды".

Как-то вполне естественно амплуа раба и пажа перешло за ним в реальную жизнь. Вначале его господином и любовником стал представитель "другого Петербурга" - князь Павел Дмитриевич Львов. В жизни Нижинского появились лихачи, меховые шубы, ночные рестораны, дорогие подарки. И оставшееся навсегда чувство использованного, а затем брошенного Петрушки.

Потом был Дягилев, спасший его из лап циничной богемы, окруживший заботой и вниманием, но при этом отгородивший от жизни стеклянными стенами. Потому что Дягилев всегда лучше знал, чего хочет Нижинский.

Потом была жена Ромола, которая тоже все лучше знала и к 1918 г. вполне успешно "спасла" мужа от бессердечного мира, вогнав в кошмар безумия.

Но ни один из них не мог похвастать тем, что знает человека, находившегося рядом, - Вацлава Нижинского. Потому что самим собой Нижинский становился только в танце, и там он был один, даже если страстно обнимал в этот момент партнершу.

Наверное, потому он и мог так невероятно танцевать, что не растрачивал себя в обыденной жизни, но лишь заученно улыбался и кланялся, односложно отвечая на пышные комплименты. В чем-то и Дягилев, и Ромола были правы, считая, что Вацлав не способен позаботиться о себе. До сих пор заботились только о нем.

Родился он в 1889 г. в семье танцовщиков, которые с труппой бродячих актеров странствовали по России. На год младше была Бронислава, чуть старше - Станислав. Еще ребенком старший брат получил ушиб головы, вследствие чего развилось психическое заболевание. В семье помнили также о страшных вспышках ярости у отца. Так что вполне возможно, шизофрения Вацлава была наследственной.

Отец завел себе другую семью, и мать решила отдать Вацлава с Брониславой на казенное содержание в Петербургское балетное училище. Его взяли только потому, что он красиво прыгнул, в остальном данные были неважные.

С самого начала обучения балетных занимали в спектаклях. Они были и чертенятами, и оловянными солдатиками, и пасторальными пастушками. Однажды в танце "фавнят" они должны были разбежаться и прыгнуть. Когда все уже приземлились, оказалось, что один еще летит. Балетмейстер (а это был Фокин) поставил для прыгучего малыша (Нижинского) сольную партию. Это была их первая встреча.

В училище Нижинского дразнили "япончиком" за раскосые глаза, тормошили за нелюдимость, но сильно не обижали. Преподаватели сразу дали понять, кто тут главный талант. В старших классах он много читал, но для себя. Окружающие так и остались в неведении относительно его умственных способностей. То же было с музыкальными занятиями. Он музицировал один в пустом классе, выказывая непроходимую тупость на уроках. Любимым его романом был "Идиот". Потом самого Вацлава будут лечить в Сен-Морице, как князя Мышкина.

Мания Жизели

Первый сезон "Русского балета" 1909 г. в Париже был открыт вскоре после завершения сезона в Мариинском. Спектакли имели небывалый успех. Всех потрясли "Половецкие пляски" с главным лучником - Фокиным, "Клеопатра" с чудовищно обольстительной Идой Рубинштейн, "Сильфиды" ("Шопениана") с воздушной Анной Павловой и "Павильон Армиды", открывший миру Нижинского.

Балетная реформа Фокина состояла еще и в том, что он возродил мужской танец. До него танцы ставились исключительно на балерин, а партнеры были нужны только для того, чтобы поддержать их в нужную секунду, помочь проявить свой талант, красоту, изящество. Танцоров стали называть "костылями".

Фокин не собирался мириться с этим. Во-первых, он сам хотел танцевать, и роль "костыля" его никак не устраивала. Во-вторых, он чувствовал, чего лишился балет, практически убрав танцора со сцены. Балет стал приторным и фруктово-ягодным, абсолютно бесполым. Показать же характеры можно было, только противопоставив женскому танцу равный ему мужской.

В этом смысле Нижинский явился идеальным материалом для Фокина. Из его тела, великолепно вымуштрованного в Театральном училище, можно было слепить любую форму. Он мог станцевать все, что задумал балетмейстер. И при этом собственным талантом одухотворить каждое свое движение.

В балетах Фокина еще не было развития образов и характеров. Они были моментальными снимками вымышленных ситуаций. Но уж страсти и экспрессии, переданных в танце, - сколько угодно. Собственно, на этом все и строилось. Больше страсти, больше танца, сложнее движения, большая виртуозность.

Старый балет в значительной степени был основан на пантомиме. Вот как можно было на языке жестов передать, например, сообщение об измене Шехерезады. "Послушай (протянуть руку к шаху), только представь себе (постучать по своему лбу), что твоя королева (указать на нее и изобразить корону над головой) занималась любовью (обнять себя обеими руками) с негром (сделать свирепую гримасу и провести рукой перед лицом вниз, изображая черноту)".

В балете же Фокина правитель Персии, положив руку на рукоять меча, медленно подходил к поверженному сопернику и переворачивал ногой тело негра лицом вверх. А до этого они схватывались в смертельном танце, и Нижинский - "Золотой негр" - выражал в этом танце всю муку любви и отчаяния.

Да, он снова был рабом и невольно начал задумываться о мере ответственности, которую несет человек, делая другого своей игрушкой. Эти думы вылились в новую трактовку роли Альберта в балете "Жизель".

Раньше красавчик Альберт соблазнял молоденькую пейзанку, "разрывал" ей сердце, но был великодушно прощен. Альберт Нижинского искал не удовольствия, но красоты. Он не хотел гибели Жизели и не предполагал, как все выйдет. Альберт только-только сумел разглядеть в девушке Другого - иную, но родственную душу. Поэтому он в таком отчаянии, поэтому он готов наказать себя и последовать за виллисами (порождением его разума) в болото безумия.

Трактовка вполне соответствовала духу эпохи, запечатленному в стихах Блока или в образе "колдовского озера" из чеховской "Чайки". Но она не соответствовала духу рутины Императорского Мариинского театра. Поэтому, приехав в Петербург после парижского сезона 1910 г. и станцевав "Жизель", Нижинский оказался уволен из театра за выступление в неподобающем костюме. Неподобающим был сочтен костюм, выполненный по эскизу Бенуа: колет и трико без пышных штанишек, неотъемлемой принадлежности Альбертов на русской сцене последних десятилетий.

Теперь Нижинский попал в крепостную зависимость от Дягилева, у него был отнят Юрьев день возвращения на императорскую сцену.

Он спасется от черного гнева Мановением белой руки. Посмотри: огоньки Приближаются слева... Видишь факелы? видишь дымки? Это, верно, сама королева...

Голубой бог

Ходило много слухов, почему же все-таки Нижинский был уволен. Один из них связывал увольнение с интригами самого Дягилева, который таким образом приобрел себе постоянного артиста. Так или иначе, теперь Вацлав принадлежал только ему. (Дягилев сказал однажды Карсавиной: "Почему вы не вышли замуж за Фокина? Тогда бы вы оба принадлежали мне").

Можно было заводить постоянную труппу с единственной звездой - Нижинским. Все должно было работать на него: Карсавина (все не рвавшая с Мариинским), приглашенные "звезды" (переговоры с Павловой и Кшесинской), пара характерных танцовщиков, искусство Бакста и Бенуа, музыка известных композиторов.

Первый же спектакль 1911 г. опять потряс парижскую публику. Это был "Призрак розы" на музыку Карла фон Вебера "Приглашение к танцу". В основу легла строка из Теофиля Готье: "Я - призрак розы, которую ты вчера носила на балу".

Нижинскому пришлось станцевать не человека и даже не цветок, а аромат розы, который напоминает уснувшей девушке о вчерашнем бале. Жан Кокто, завсегдатай "Сезонов", восклицал, что отныне аромат розы будет у него ассоциироваться с последним прыжком Нижинского, исчезающего в окне. Наверное, именно этот балет (даже не балет, а развернутое pas de deux Карсавиной и Нижинского) позволил критикам соотнести увиденное на сцене с импрессионизмом в живописи.

Сезон 1911 г. можно было бы назвать самым удачным и плодотворным. Фокин подошел к пику своей деятельности балетмейстера. Кроме "Призрака розы", в программе были "Садко" Римского-Корсакова, "Нарцисс" Николая Черепнина, "Пери" Поля Дюка и "Петрушка" Игоря Стравинского. Балеты, как всегда, "из разной жизни": античность, Восток, русская экзотика.

Как-то все сошлось в "Петрушке": и время, и люди. ХХ век с его главной темой свободы и несвободы. "Вечная женственность" (Балерина Карсавиной), тупая мужественность (Арап Орлова), жажда власти (Фокусник Чекетти) и "маленький человек" (Петрушка Нижинского) делали свой выбор. Ярмарочный плясун, по словам Стравинского, "внезапно сорвавшийся с цепи", позволил заглянуть в свою душу. Душу ставшей человеком куклы, в которой так много боли, гнева и отчаяния.

Зал завороженно следил за трагедией куклы, но никто не сопоставил ее с трагедией самого Нижинского. После спектакля он сбежал от похвал в гримерную и снимал с лица слой за слоем грим, глядя мимо зеркала. Но пришел "Фокусник" Дягилев. Он сказал, что необходимо развеяться, и повез Нижинского ужинать в Булонский лес. Петрушка снова превратился в куклу.

Вскоре приступили к репетициям "Голубого бога", на этот раз из индийской жизни. Почти все страны были уже охвачены "сюжетами", скоро придется повторяться.

На всех представлениях "Сезонов" присутствовала молодая особа по имени Ромола Пульска.

Ах, нет, зачем ты дразнишь меня? Это - адская свита... Королева - та ходит средь белого дня, Вся гирляндами роз перевита...

Приручение дикого зверя

В 1912 г. Дягилев сказал, что Вацлав должен попробовать себя как хореограф. Он предложил подумать над симфонической прелюдией Дебюсси "Послеполуденный отдых фавна". Фокин поставить это не сможет. Он опять устроит вакхические пляски. Да еще потребует для пущей убедительности привести стадо баранов.

Нижинский попросил, чтобы ему сыграли Дебюсси. А потом повернул голову в профиль и развернул руку ладонью наружу. Человек исчез, появился зверь, который сам стал музыкой. Интересно, понял ли Дягилев, что отдает Нижинского на заклание? Таких балетов еще не было, они опережали свое время, тем более в Париже, еще не успевшем насладиться экзотикой "Русских сезонов".

Танец длился всего 12 минут и показал совершенно другую эстетику балетного театра. Где можно двигаться в двухмерном пространстве. Где можно забыть о выворотности ступней и ступать с пятки на носок. Где можно двигаться не в унисон с музыкой, а в паузах. Ведь главное - не это, а послеполуденный зной, которому подчиняются и юноша-фавн, и нимфы, как бы сошедшие с фриза храма. И покрывало, потерянное нимфой, и смутное желание, направляемое фавном на этот фетиш.

Балет освистали, после чего показали вторично. Освистали еще больше. Но были и те, кто приветствовал появление "новейшего" балета. Среди них - Огюст Роден, яростно защищавший Нижинского.

Следующей премьерой сезона 1912 г. были "Дафнис и Хлоя" Фокина. Невинный пастух отвергал притязания нелюбимой и соединялся со своей избранницей в апофеозе античной пляски. Через сцену шло стадо баранов.

Это был конец эпохи Фокина, которая длилась так недолго. Балет нагонял свое время семимильными шагами.

Потом появились "Игры", поставленные Нижинским в стилистике Гогена, которого он очень любил. Балет был о современных ему молодых людях, играющих в теннис, но таких же свободных, как островитяне Таити.

Потом в сезон 1913 г. для Нижинского настал черед "Весны священной" на музыку Стравинского и в декорациях Николая Рериха. В зал ворвался языческий праздник заклинания весны. Пляски - ворожба, мольба о пробуждении сил природы, жертвоприношение Избранницы. Зал не выдержал этой энергетики. Власть архетипов оказалась слишком тяжела для зрителей, не готовых к участию в ритуале. Балет несколько раз прерывали, силой выводили беснующихся зрителей и продолжали дальше. Это была слава, только не прижизненная, а посмертная.

А потом Нижинский смертельно устал и в таком состоянии отправился с труппой на гастроли в Южную Америку. На судне оказалась Ромола Пульска, но не было ни Дягилева, ни трезвомыслящей Карсавиной. Ромола повела атаку на предмет своей страсти столь энергично, что вскоре было объявлено о помолвке. Они обвенчались в Буэнос-Айресе.

Потом Ромола стала освобождать мужа от пут Дягилева, не понимая, что Дягилев, Балет и Жизнь для него синонимы. В Рио-де-Жанейро Нижинский отказался выступать в очередном балете, Дягилев счел контракт разорванным. Теперь Нижинский мог выступать только в мюзик-холлах, что он и делал некоторое время. Путь в Петербург был для него заказан как для лица, уклоняющегося от воинской службы.

Ромола не была виновата. Или была, но лишь как Альберт в "Жизели". Она не думала, что так выйдет. А когда поняла, что наделала, направила всю энергию на исправление ошибки. Она родила Вацлаву двух дочек, которых он очень любил... пока узнавал. Она пошла на поклон к Дягилеву, думая, что старые впечатления всколыхнут чувства в затерявшейся где-то душе мужа. Она лечила его инсулиновым шоком.

Нижинский умер в 1950 г.

Заплакали девочка и мальчик, И закрылся веселый балаганчик

Последователи Нижинского делятся на два рода. Первые (и их большинство) наряжают танцоров в трико и под душераздирающую музыку заставляют выражать муки любви, тоски, отчаяния и пр. Вторые... Тут надо просто увидеть своими глазами постановки Марты Грэм, Ролана Пети или Мориса Бежара (особенно те, где танцует Хорхе Донн), чтобы понять тонкую нить преемственности, связывающую их с Нижинским, балансировавшим на грани безумия.

Вацлав Нижинский