Франсуа VI де Ларошфуко - афоризмы, цитаты, высказывания. Биографии, истории, факты, фотографии "В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные напротив, обладают способностью много говорить - и ничего не сказать." -

Франсуа де Ларошфуко - французский писатель, моралист, философ. Родился в Париже 15 сентября 1613 г., был потомком знаменитого древнего рода; до того, как умер отец-герцог в 1650 г., его называли принцем де Марсийаком. Проведя в Ангулеме все детство, Ларошфуко 15-летним подростком вместе с родителями переезжает во французскую столицу, и в дальнейшем его биография связана с жизнью при дворе. Волею судеб еще в молодые годы Ларошфуко окунулся в дворцовую жизнь, полную интриг, радостей, достижений и разочарований, связанных со светской и личной жизнью, и это наложило отпечаток на все его творчество.

Будучи активным участником политической жизни, он выступал на стороне противников кардинала Ришелье, примкнув к Фронде, которую возглавлял принц Конде. Под знаменем борьбы с абсолютизмом в этом общественном движении участвовали люди, имеющие разное социальное положение. Ларошфуко непосредственно участвовал в сражениях и даже получил в 1652 г. огнестрельное ранение, которое нанесло большой урон его зрению. В 1653 г. ему достался от умершего отца титул герцога. В биографии Ларошфуко был период отдаления от придворного общества, во время которого он, впрочем, не утрачивал хороших отношений с женщинами , которые считались выдающимися представительницами своего времени, в частности, с мадам де Лафайет.

В 1662 г. впервые увидели свет »Мемуары Ларошфуко», в которых от имени третьего лица он повествует о военных и политических событиях времен Фронды, 1634-1652 гг. Его произведение представляет собой весьма важный источник сведений об этом периоде борьбы с абсолютизмом.

При всей значимости «Мемуаров» еще более важным для творческого пути сочинением Франсуа де Ларошфуко, квинтэссенцией его житейского опыта считается сборник афоризмов «Размышления, или Моральные изречения», получившие большую известность под названием «Максимы». Первое издание анонимно вышло в 1665 г., и всего до 1678 г. публиковалось пять изданий, каждое из которых было дополненным и переработанным. Красной нитью в этом произведении проходит мысль о том, что главными мотивами любых человеческих поступков являются эгоизм, тщеславие, приоритет личных интересов над чужими. По сути своей она была не нова, многие мыслители того времени были очень далеки от идеализации человеческого поведения. Однако успех творения Ларошфуко основывался на тонкости психологического анализа нравов общества, меткости, искусности примеров, иллюстрирующих его позицию, афористической четкости, лаконичности языка – неслучайно «Максимы» имеют большую литературную ценность.

У Франсуа де Ларошфуко сложилась репутации мизантропа и пессимиста, которой поспособствовали не только его хорошее знание людей, но и личные обстоятельства, разочарование в любви. В последние годы жизни его преследовали беды: недуги, смерть сына. 17 марта 1680 г. знаменитый аристократ и обличитель человеческой природы скончался в Париже.

Франсуа Ларошфуко (1613 - 1680)

Всмотримся в портрет герцога Франсуа де Ларошфуко, написанный мастерской рукой его политического врага, кардинала де Рец:

"Было во всем характере герцога де Ларошфуко что-то... сам не знаю что: с младенческих лет он пристрастился к придворным интригам, хотя в ту пору не страдал мелочным честолюбием, - которое, впрочем, никогда не было в числе его недостатков, - и еще не знал честолюбия истинного, - которое, с другой стороны, никогда не было в числе его достоинств. Он ничего не умел довести до конца, и непонятно почему, так как обладал редкими качествами, которые могли бы с лихвой возместить все его слабости... Он вечно находился во власти какой-то нерешительности... Он всегда отличался отменной храбростью, но воевать не любил; всегда силился стать примерным царедворцем, но так и не преуспел в этом; всегда примыкал то к одному политическому сообществу, то к другому, но не был верен ни одному из них".

Что и говорить, характеристика блистательная. Но, вчитавшись, задумываешься: что же такое это "сам не знаю что"? Психологическое сходство портрета с оригиналом как будто бы полное, но внутренняя пружина, двигавшая этим противоречивым человеком, не определена. "На каждого человека, как и на каждый поступок, - писал впоследствии Ларошфуко, - следует смотреть с определенного расстояния. Иных можно понять, рассматривая их вблизи, другие же становятся понятными только издали". По-видимому, характер Ларошфуко был настолько сложен, что целиком охватить его не смог бы и более беспристрастный современник, чем кардинал де Рец.

Князь Франсуа Марсильяк (титул старшего сына в роду Ларошфуко до смерти Отца) родился 15 сентября 1613 года в Париже. Детство его прошло в великолепной вотчине Ларошфуко - Вертейле, одном из красивейших поместий во Франции. Он занимался фехтованием, верховой ездой, сопровождал отца на охоту; тогда-то он и наслушался жалоб герцога на обиды, чинимые знати кардиналом Ришелье, а такие детские впечатления неизгладимы. Жил при юном князе и наставник, который должен был обучать его языкам, и прочим наукам, но не очень преуспел в этом. Ларошфуко был довольно начитан, но знания его, по отзывам современников, были весьма ограниченны.

Когда ему исполнилось пятнадцать лет, его женили на четырнадцатилетней девочке, когда исполнилось шестнадцать - отправили в Италию, где он принял участие в кампании против герцога Пьемонтского и сразу проявил "отменную храбрость". Кампания быстро окончилась победой французского оружия, и семнадцатилетний офицер приехал в Париж представляться ко двору. Родовитость, изящество, мягкость в обхождении и ум сделали его примечательной фигурой во многих прославленных салонах того времени, даже в отеле Рамбулье, где изысканные беседы о превратностях любви, о верности долгу и даме сердца закончили воспитание юноши, начатое в Вертейле галантным романом д"Юрфе "Астрея". Может быть, с тех пор он и пристрастился к "возвышенным беседам", как он выражается в своем "Автопортрете": "Я люблю беседовать о предметах серьезных, главным образом о морали".

Через приближенную фрейлину королевы Анны Австрийской, прелестную мадемуазель де Отфор, к которой Марсильяк питает почтительные чувства в стиле прециозных романов, он становится наперсником королевы, и она поверяет ему "все без утайки". У юноши голова идет кругом. Он полон иллюзий, бескорыстен, готов на любой подвиг, чтобы освободить королеву от злого чародея Ришелье, который к тому же обижает знать - добавление немаловажное. По требованию Анны Австрийской Марсильяк знакомится с герцогиней де Шеврез - обольстительной женщиной и великой мастерицей по части политических заговоров, чей романтизированный портрет нарисовал Дюма на страницах "Трех мушкетеров" и "Виконта де Бражелона". С этого момента жизнь юноши становится похожей на приключенческий роман: он принимает участие в дворцовых интригах, пересылает секретные письма и даже собирается похитить королеву и переправить ее через границу. На эту безумную авантюру никто, конечно, не согласился, но герцогине де Шеврез Марсильяк действительно помог бежать за границу, так как ее переписка с иностранными дворами стала известна Ришелье. До сих пор кардинал смотрел сквозь пальцы на выходки юнца, но тут он рассердился: отправил Марсильяка на неделю в Бастилию, а затем приказал поселиться в Вертейле. В это время Марсильяку было двадцать четыре года, и он весело рассмеялся бы, предскажи ему кто-нибудь, что он станет писателем- моралистом.

В декабре 1642 года случилось то, чего с таким нетерпением ожидала вся французская феодальная знать: скоропостижно умер Ришелье, а за ним - давно и безнадежно больной Людовик XIII. Как стервятники на падаль, бросились феодалы в Париж, считая, что пришел час их торжества: Людовик XIV малолетен, а прибрать к рукам регентшу Анну Австрийскую будет нетрудно. Но они обманулись в своих надеждах, потому что рассчитали без хозяйки, которой в данных обстоятельствах была история. Феодальный строй был приговорен, а приговоры истории не подлежат обжалованию. Мазарини, первый министр регентши, человек куда менее талантливый и яркий, чем Ришелье, тем не менее твердо намеревался продолжать политику своего предшественника, и Анна Австрийская поддерживала его. Феодалы бунтовали: приближались времена Фронды.

Марсильяк примчался в Париж, полный радостных надежд. Он был уверен, что королева не замедлит воздать ему за преданность. Более того, она сама заверила его, что он заслужил своей верностью самой высокой награды. Но недели текли за неделями, а обещания не становились делами. Марсильяка водили за нос, ласкали на словах, а по существу отмахивались от него, как от надоедливой мухи. Его иллюзии поблекли, и в словаре появилось слово "неблагодарность". Он еще не сделал выводов, но романтический туман начал рассеиваться.

Время для страны было трудное. Войны и чудовищные поборы разорили и без того нищий народ. Он роптал все громче. Были недовольны и буржуа. Началась так называемая "парламентская фронда". Часть недовольных вельмож стала во главе движения, полагая, что таким путем им удастся оттягать у короля былые привилегии, а потом приструнить горожан и тем более крестьян. Другие сохранили верность трону. Среди последних - до поры до времени - был и Марсильяк. Он поспешил в свое губернаторство Пуату усмирять взбунтовавшихся смердов. Не то чтобы он не понимал их трагического положения - он сам потом написал: "Они жили в такой нищете, что, не скрою, я отнесся к их бунту снисходительно..." Все же он этот бунт подавил: когда вопрос касался обид народа, Марсильяк-Ларошфуко становился преданным слугой короля. Другое дело - свои собственные обиды. Впоследствии он сформулирует это так: "У нас у всех достаточно сил, чтобы перенести несчастье ближнего".

Возвращаясь в Париж после столь верноподданнического акта, Марсильяк ни секунды не сомневался в том, что уж теперь-то регентша вознаградит его по заслугам. Поэтому он особенно возмутился, узнав, что его жена не попала в число придворных дам, пользовавшихся правом сидеть в присутствии королевы. Верность долгу, то есть королеве, не выдержала столкновения с неблагодарностью. Рыцарственно настроенный юноша уступил место взбешенному феодалу. Начался новый, сложный и противоречивый период жизни Марсильяка-Ларошфуко, целиком связанный с Фрондой.

Раздраженный, разочарованный, он в 1649 году сочинил свою "Апологию". В ней он свел счеты с Мазарини и - несколько более сдержанно - с королевой, высказав все обиды, накопившиеся у него после смерти Ришелье.

Написана "Апология" нервным, выразительным языком - в Марсильяке уже угадывается несравненный стилист Ларошфуко. Есть в ней и та беспощадность, которая так характерна для автора "Максим". Но тон "Апологии", личный и запальчивый, вся ее концепция, весь этот счет уязвленного самолюбия так же не похож на иронический и сдержанный тон "Максим", как не похож ослепленный обидой, не способный ни к одному объективному суждению Марсильяк на умудренного опытом Ларошфуко.

Настрочив единым духом "Апологию", Марсильяк не напечатал ее. Отчасти тут действовал страх, отчасти уже начало работать пресловутое "что-то... сам не знаю что", о котором писал Рец, то есть умение смотреть на себя со стороны и оценивать свои поступки почти так же трезво, как поступки других. Чем дальше, тем явственнее обнаруживалось в нем это свойство, толкавшее на нелогичное поведение, в котором его так часто упрекали. Он брался за какое-нибудь якобы справедливое дело, но очень быстро его зоркие глаза начинали различать сквозь покров красивых фраз оскорбленное самолюбие, своекорыстие, тщеславие - и у него опускались руки. Он не был верен ни одному политическому сообществу потому, что замечал эгоистические побуждения у других столь же быстро, как у себя. На смену увлечению все чаще приходила усталость. Но он был человеком определенной касты и при всем своем блестящем уме подняться над ней не мог. Когда образовалась так называемая "фронда принцев" и началась кровавая междоусобная борьба феодалов с королевской властью, он стал одним из активнейших ее участников. Все толкало его на это - и понятия, в которых он был воспитан, и желание отомстить Мазарини, и даже любовь: в эти годы он был страстно увлечен "Музой фронды", блестящей и честолюбивой герцогиней де Лонгвиль, сестрой принца Конде, ставшего во главе мятежных феодалов.

"Фронда принцев" - мрачная страница в истории Франции. Народ в ней не участвовал - в его памяти еще свежа была расправа, учиненная над ним теми самыми людьми, которые сейчас, как бешеные волки, дрались за то, чтобы Франция опять была отдана им на откуп.

Ларошфуко (в разгаре Фронды умер его отец, и он стал герцогом де Ларошфуко) быстро понял это. Раскусил он и своих соратников, их расчетливость, своекорыстие, способность в любую минуту переметнуться в лагерь сильнейшего.

Он дрался храбро, доблестно, но больше всего хотел, чтобы все это кончилось. Поэтому он вел бесконечные переговоры то с одним вельможей, то с другим, что и послужило поводом для язвительного замечания, брошенного Рецом: "Что ни утро, он затевал с кем-нибудь ссору... что ни вечер, ревностно старался добиться мировой". Он вел переговоры даже с Мазарини. Мемуарист Лене так рассказывает о свидании Ларошфуко с кардиналом: "Кто поверил бы неделю или две назад, что мы, все четверо, будем вот так ехать в одной карете?" - сказал Мазарини. "Во Франции все бывает", - ответил Ларошфуко".

Сколько усталости и безнадежности в этой фразе! И все-таки он до конца остался с фрондерами. Только в 1652 году он получил желанный отдых, но очень дорого за него заплатил. Второго июля в парижском предместье Сент-Антуан произошла стычка между фрондерами и отрядом королевских войск. В этой стычке Ларошфуко был тяжело ранен и чуть не лишился обоих глаз.

С войной было покончено. С любовью, по его тогдашнему убеждению, тоже. Жизнь нужно было устраивать заново.

Фронда потерпела поражение, и в октябре 1652 года король торжественно вернулся в Париж. Фрондеры были амнистированы, но Ларошфуко в последнем приступе гордыни отказался от амнистии.

Начинаются годы подведения итогов. Ларошфуко живет то в Вертейле, то в Ларошфуко вместе со своей незаметной, всепрощающей женой. Врачам удалось сохранить ему зрение. Он лечится, читает античных писателей, наслаждается Монтенем и Сервантесом (у которого он заимствовал свой афоризм: "Нельзя смотреть в упор ни на солнце, ни на смерть"), раздумывает и пишет мемуары. Тон их резко отличен от тона "Апологии". Ларошфуко стал мудрее. Юношеские мечты, честолюбие, уязвленная гордость уже не слепят ему глаза.

Он понимает, что карта, на которую он поставил, бита, и старается делать веселое лицо при дурной игре, хотя, конечно, не знает, что, проиграв, он выиграл и что недалек тот день, когда он найдет истинное свое призвание. Впрочем, может быть, он, так никогда и не понял этого.

Само собой разумеется, Ларошфуко и в "Мемуарах" весьма далек от понимания исторического смысла событий, в которых ему пришлось участвовать, но он хотя бы старается объективно их изложить. Попутно он набрасывает портреты соратников и врагов - умные, психологичные и даже снисходительные. Повествуя о Фронде, он, не касаясь ее социальных истоков, мастерски показывает борьбу страстей, борьбу эгоистических, а порой и низменных вожделений.

Ларошфуко побоялся опубликовать "Мемуары", как в былые годы побоялся издать "Апологию". Более того, он отрицал свое авторство, когда один из экземпляров его рукописи, ходившей по Парижу, попал в руки издателя и тот напечатал ее, сократив и безбожно исказив при этом.

Так шли годы. Закончив воспоминания о Фронде, Ларошфуко все чаще наезжает в Париж и, наконец, обосновывается там. Он вновь начинает посещать салоны, особенно салон госпожи де Сабле, встречается с Лафонтеном и Паскалем, с Расином и Буало. Политические бури отгремели, бывшие фрондеры униженно искали милостей молодого Людовика XIV. Кое-кто удалился от светской жизни, стараясь найти утешение в религии (например, госпожа де Лонгвиль), но многие остались в Париже и заполняли досуг уже не заговорами, а развлечениями куда более невинного свойства. Литературные игры, когда-то модные в отеле Рамбулье, распространились по салонам, как поветрие. Все что-то писали - стихи, "портреты" знакомых, "автопортреты", афоризмы. Пишет свой "портрет" и Ларошфуко, и, надо сказать, довольно лестный. Кардинал де Рец изобразил его и выразительнее, и острее. У Ларошфуко есть такой афоризм: "Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные", - в данном случае он вполне подходит. Все же в "Автопортрете" есть высказывания, очень существенные для понимания душевного облика Ларошфуко в эти годы. Фраза "я склонен к грусти, и эта склонность так сильна во мне, что за последние три-четыре года мне случалось улыбаться не больше трех- четырех раз" выразительнее говорит о владевшей им тоске, чем все воспоминания современников.

В салоне госпожи де Сабле увлекались придумыванием и писанием афоризмов. XVII век вообще можно назвать веком афоризмов. Насквозь афористичны Корнель, Мольер, Буало, не говоря уже о Паскале, которым госпожа де Сабле и все завсегдатаи ее салона, в том числе и Ларошфуко, не уставали восхищаться.

Ларошфуко нужен был только толчок. До 1653 года он был так занят интригами, любовью, приключениями и войной, что думать мог лишь урывками. Зато теперь у него оказалось вволю времени для размышлений. Пытаясь осмыслить пережитое, он написал "Мемуары", но конкретность материала стесняла и ограничивала его. В них он мог рассказать только о людях, которых он знал, а ему хотелось говорить о людях вообще - недаром в спокойное повествование "Мемуаров" вкраплены острые, сжатые сентенции - наброски будущих "Максим".

Афоризмы с их обобщенностью, емкостью, краткостью всегда были излюбленной формой писателей-моралистов. Нашел себя в этой форме и Ларошфуко. Его афоризмы - это картина нравов целой эпохи и вместе с тем путеводитель по человеческим страстям и слабостям.

Незаурядный ум, способность проникнуть в самые потаенные уголки человеческого сердца, беспощадный самоанализ - словом, все, что до сих пор только мешало ему, заставляя с отвращением бросать дела, затеянные с истинным пылом, сейчас сослужило Ларошфуко великую службу. Непонятное Рецу "сам не знаю что" было способностью мужественно смотреть правде в глаза, презирать все околичности и называть вещи своими именами, как бы горьки ни были эти истины.

Философско-этическая концепция Ларошфуко не слишком оригинальна и глубока. Личный опыт фрондера, утратившего иллюзии и потерпевшего тяжелый жизненный крах, обоснован положениями, заимствованными у Эпикура, Монтеня, Паскаля. Сводится эта концепция к следующему. Человек по самой своей основе эгоистичен; в житейской практике он стремится к удовольствию и старается избежать страдания. Истинно благородный человек находит удовольствие в добре и высших духовных радостях, тогда как для большинства людей удовольствие - синоним приятных чувственных ощущений. Чтобы жизнь в обществе, где скрещивается столько противоречивых стремлений, была возможна, люди принуждены скрывать корыстные побуждения под личиной добродетели ("Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос"). Тот, кому удается заглянуть под эти маски, обнаруживает, что справедливость, скромность, щедрость и проч. очень часто являются следствием дальновидного расчета. ("Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения").

Можно ли удивляться тому, что романтический некогда юнец пришел к такому пессимистическому мировоззрению? Он видел на своем веку столько мелкого, эгоистического, тщеславного, так часто сталкивался с неблагодарностью, коварством, изменой, так хорошо научился распознавать и в себе побуждения, идущие из мутного источника, что иного взгляда на мир от него трудно было бы ожидать. Пожалуй, удивительнее то, что он не ожесточился. В его сентенциях много горечи и скепсиса, но почти нет озлобления и желчи, которая так и брызжет из-под пера, скажем, Свифта. Вообще, Ларошфуко снисходителен к людям. Да, они себялюбивы, лукавы, непостоянны в желаниях и чувствах, слабы, порой сами не знают, чего хотят, но автор и сам не безгрешен и, следовательно, не имеет права выступать в роли карающего судьи. Он и не судит, а только констатирует. Ни в одном из его афоризмов не встречается местоимение "я", на котором держалась когда-то вся "Апология". Теперь он пишет не о себе, а о "нас", о людях вообще, не исключая из их числа и себя. Не чувствуя превосходства над окружающими, он и не насмехается над ними, не корит и не увещевает, а только грустит. Это грусть потаенная, Ларошфуко скрывает ее, но порой она прорывается. "Понять, до какой степени мы заслуживаем несчастья, - восклицает он, - значит до некоторой степени приблизиться к счастью". Но Ларошфуко не Паскаль. Он не ужасается, не приходит в отчаяние, не взывает к богу. Вообще, бог и религия полностью отсутствуют в его изречениях, если не считать выпадов против ханжей. Отчасти это вызвано осторожностью, отчасти - и главным образом - тем, что этому насквозь рационалистическому уму абсолютно чужда мистика. Что касается человеческого общества, то, безусловно, оно далеко от совершенства, но тут уж ничего не поделаешь. Так было, так есть и так будет. Мысль о возможности изменения социальной структуры общества Ларошфуко и в голову не приходит.

Он вдоль и поперек знал кухню придворной жизни - там для него не было секретов. Многие его афоризмы прямо извлечены из реальных событий, свидетелем или участником которых он был. Однако, если бы он ограничился исследованием нравов французских вельмож - своих современников, его писания имели бы для нас только исторический интерес. Но он за частностями умел видеть общее, а так как люди меняются куда медленнее, чем социальные формации, то его наблюдения не кажутся устаревшими и сейчас. Он был великим знатоком "изнанки карт", как говаривала госпожа де Севинье, изнанки души, ее слабостей и изъянов, свойственных отнюдь не только людям XVII века. С виртуозным искусством хирурга, увлеченного своим делом, он снимает покровы с человеческого сердца, обнажает его глубины и потом осторожно ведет читателя по лабиринту противоречивых и запутанных желаний и импульсов. В предисловии к изданию "Максим" 1665 года он сам назвал свою книгу "портретом человеческого сердца". Добавим, что этот портрет отнюдь не льстит модели.

Много афоризмов Ларошфуко посвятил дружбе и любви. Большая их часть звучит очень горько: "В любви обман почти всегда заходит дальше недоверия", или: "Большинство друзей внушает отвращение к дружбе, а большинство благочестивцев - к благочестию". И все же где-то в душе он сохранил веру и в дружбу и в любовь, иначе он не мог бы написать: "Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь - кокетства".

Да и вообще, хотя в поле зрения читателя попадает, так сказать, отрицательный герой Ларошфуко, на страницах его книги все время незримо присутствует и герой положительный. Ларошфуко недаром так часто употребляет ограничительные наречия: "часто", "обычно", "иногда", недаром любит зачин "иные люди", "большинство людей". Большинство, но не все. Есть и другие. Он нигде прямо не говорит о них, но они для него существуют, если не как реальность, то, во всяком случае, как тоска по человеческим качествам, которые ему не часто доводилось встречать в других и в самом себе. Шевалье де Мере в одном из своих писем приводит следующие слова Ларошфуко: "Для меня нет ничего прекраснее на свете, чем незапятнанность сердца и возвышенность ума. Они-то и создают истинное благородство характера, которое я научился ценить столь высоко, что не променял бы его на целое королевство". Правда, дальше он рассуждает о том, что нельзя бросать вызов общественному мнению и следует уважать обычаи, даже если они плохи, однако сразу же добавляет: "Мы обязаны соблюдать приличия - и только". Тут уже мы слышим голос не столько писателя-моралиста, сколько потомственного герцога де Ларошфуко, обремененного грузом многовековых сословных предрассудков.

Работал Ларошфуко над афоризмами с великим увлечением. Они были для него не светской игрой, а делом жизни, или, быть может, итогами жизни, куда более существенными, чем хроникальные мемуары. Он читал их друзьям, посылал в письмах госпоже де Сабле, Лианкуру и другим. Критику он выслушивал внимательно, даже смиренно, кое-что менял, но только в стиле и только то, что переделал бы и сам; по существу же оставлял все, как было. Что касается работы над стилем, то она заключалась в вычеркивании лишних слов, в оттачивании и просветлении формулировок, в доведении их до краткости и точности математических формул. Метафорами он почти не пользуется, поэтому они у него звучат особенно свежо. Но в общем они ему не нужны. Сила его - в весомости каждого слова, в элегантной простоте и гибкости синтаксических конструкций, в умении "сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно" (так он сам определяет красноречие), во владении всеми оттенками интонации - спокойно- иронической, деланно простодушной, горестной и даже наставительной. Но мы уже говорили, что последняя не характерна для Ларошфуко: он никогда не становится в позу проповедника и редко - в позу учителя. Это не. его амплуа. Чаще всего он просто подносит людям зеркало и говорит: "Смотрите! И, по возможности, делайте выводы".

Во многих своих афоризмах Ларошфуко достиг такого предельного лаконизма, что читателю начинает казаться, будто мысль, изложенная им, самоочевидна, будто она существовала всегда и именно в таком изложении: иначе выразить ее просто нельзя. Вероятно, поэтому многие большие писатели последующих веков так часто цитировали его, причем без всякой ссылки: некоторые его афоризмы сделались чем-то вроде устоявшихся, почти тривиальных речений.

Приведем несколько ставших общеизвестными сентенций:

Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.

Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому.

Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.

Старики потому так любят давать хорошие советы, что они уже не способны подавать дурные примеры.

Число их можно было бы увеличить во много раз.

В 1665 году, после нескольких лет работы над афоризмами, Ларошфуко решается издать их, под названием "Максимы и моральные размышления" (их обычно называют просто "Максимы"). Успех книги был такой, что его не могло омрачить возмущение ханжей. И если концепция Ларошфуко для многих была неприемлема, то блеск его литературного дарования никто не пытался отрицать. Его признали все грамотные люди века - и литераторы, и нелитераторы. В 1670 году маркиз де Сен-Морис, посол герцога Савойского, пишет своему государю, что Ларошфуко - "один из величайших гениев Франции".

Одновременно с литературной славой пришла к Ларошфуко и любовь - последняя в его жизни и самая глубокая. Его подругой становится графиня де Лафайет, приятельница госпожи де Сабле, женщина еще молодая (в ту пору ей было года тридцать два), образованная, тонкая и на редкость искренняя. Ларошфуко говорил про нее, что она "подлинная", а для него, столько писавшего о фальши и лицемерии, это качество должно было быть особенно притягательно. К тому же мадам де Лафайет была писательницей - в 1662 году вышла ее новелла "Принцесса Монпансье", правда, под фамилией писателя Сегре. У нее с Ларошфуко были общие интересы, вкусы. Между ними сложились такие отношения, которые внушили глубокое уважение всем их светским знакомым, весьма и весьма склонным к злословию. "Невозможно ни с чем сравнить искренность и прелесть этой дружбы. Я думаю, что никакая страсть не может превзойти силу подобной привязанности", - пишет госпожа де Севинье. Они почти не разлучаются, вместе читают, ведут долгие беседы. "Он образовал мой ум, я преобразила его сердце",- любила говорить мадам де Лафайет. В этих словах есть доля преувеличения, но есть в них и правда. Роман мадам де Лафайет "Принцесса Клевская", напечатанный в 1677 году, первый психологический роман в нашем понимании этого слова, безусловно, носит отпечаток влияния Ларошфуко и в стройности композиции, и в изяществе стиля, и, главное, в глубине анализа сложнейших чувств. Что касается ее влияния на Ларошфуко, то, быть может, оно сказалось в том, что из последующих изданий "Максим" - а их при его жизни было пять - он исключил особенно мрачные афоризмы. Изъял он и афоризмы с резкой политической окраской, такие, как "Короли чеканят людей, как монету: они назначают им цену, какую заблагорассудится, и все вынуждены принимать этих людей не по истинной стоимости, а по назначенному курсу", или: "Бывают преступления столь громогласные и грандиозные, что они кажутся нам безобидными и даже почетными; так, обкрадывание казны мы называем ловкостью, а захват чужих земель именуем завоеванием". Возможно, на этом настояла мадам де Лафайет. Но все же никаких существенных изменений в "Максимы" он не внес. Самая нежная любовь не в силах вычеркнуть опыт прожитой жизни.

Ларошфуко до самой смерти продолжал работать над "Максимами", кое-что добавляя, кое-что вычеркивая, шлифуя и все больше обобщая. В результате только в одном афоризме упоминаются конкретные люди - маршал Тюренн и принц Конде.

Последние годы Ларошфуко были омрачены смертью близких ему людей, отравлены приступами подагры, которые становились все длительнее и тяжелее. Под конец он совсем уже не мог ходить, но ясность мысли сохранил до самой смерти. Умер Ларошфуко в 1680 году, в ночь с 16 на 17 марта.

С тех пор прошло без малого три столетия. Многие книги, волновавшие читателей XVII века, вовсе забыты, многие существуют как исторические документы, и лишь ничтожное меньшинство и по сей день не утратило свежести своего звучания. Среди этого меньшинства почетное место занимает маленькая книжечка Ларошфуко.

Каждый век приносил ей и противников и горячих поклонников. Вольтер говорил о Ларошфуко: "Его мемуары мы просто читаем, а вот его "Максимы" знаем наизусть". Энциклопедисты высоко ценили его, хотя, конечно, во многом с ним не соглашались. Руссо отзывается о нем чрезвычайно резко. Маркс приводил особенно полюбившиеся ему места из "Максим" в письмах к Энгельсу. Большим почитателем Ларошфуко был Лев Толстой, внимательно читавший и даже переводивший "Максимы". Некоторые поразившие его афоризмы он потом использовал в своих произведениях. Так, Протасов в "Живом трупе" говорит: "Самая лучшая любовь бывает такая, о которой не знаешь", а вот как звучит эта мысль у Ларошфуко: "Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим". Выше мы уже говорили об этой особенности формулировок Ларошфуко - застревать в памяти читателя и потом казаться ему результатом собственных размышлений или же существующей испокон веков ходячей мудростью.

Хотя нас отделяют от Ларошфуко почти триста лет, насыщенных событиями, хотя общество, в котором жил он, и общество, в котором живут советские люди, полярно противоположны, книга его и сейчас читается с живейшим интересом. Кое-что в ней звучит наивно, многое кажется неприемлемым, но очень многое задевает, и мы начинаем пристальнее вглядываться в окружающее, потому что эгоизм, и властолюбие, и тщеславие, и лицемерие, к сожалению, все еще не мертвые слова, а вполне реальные понятия. Мы не соглашаемся с общей концепцией Ларошфуко, но, как сказал о "Максимах" Лев Толстой, подобные книги "всегда привлекают своей искренностью, изяществом и краткостью выражений; главное же, не только не подавляют самостоятельной деятельности ума, но, напротив, вызывают ее, заставляя читателя или делать дальнейшие выводы из прочитанного, или, иногда даже не соглашаясь с автором, спорить с ним и приходить к новым, неожиданным выводам".

Лaрошфуко Фрaнсуa: "Мaксимы и морaльные рaзмышления" и Тест: "Изречения Ларошфуко"

"Дарования, которыми господь наделил людей, так же разнообразны, как деревья, которыми он украсил землю, и каждое обладает особенными свойствами и приносит лишь ему присущие плоды. Потому-то лучшее грушевое дерево никогда не родит даже самых дрянных яблок, а самый даровитый человек пасует перед делом хотя и заурядным, но дающимся только тому, кто к этому делу способен. И потому сочинять афоризмы, не имея хоть небольшого таланта к занятию такого рода, не менее смехотворно, чем ожидать, что на грядке, где не высажены луковицы, зацветут тюльпаны." - Франсуа де Ларошфуко

"В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные напротив, обладают способностью много говорить - и ничего не сказать." - Ф. Ларошфуко

Франсуа VI де Ларошфуко (фр. François VI, duc de La Rochefoucauld, 15 сентября 1613, Париж — 17 марта 1680, Париж), герцог де Ларошфуко — французский писатель, автор сочинений философско-моралистического характера. Принадлежал к южнофранцузскому роду Ларошфуко. Деятель войн Фронды. При жизни отца (до 1650) носил титул учтивости принц де Марсийак. Правнук того Франсуа де Ларошфуко, который был убит в ночь св. Варфоломея.
Франсуа де Ларошфуко принадлежал к одному из самых знатных дворянских родов Франции. Военная и придворная карьера, к которой его предназначали, не требовала обучения в коллеже. Свои обширные знания Ларошфуко приобрел уже в зрелом возрасте путем самостоятельного чтения. Попав в 1630г. ко двору, он сразу оказался в гуще политических интриг.

Происхождение и семейные традиции определили его ориентацию - он принял сторону королевы Анны Австрийской против кардинала Ришелье, который был ему ненавистен как гонитель старинной аристократии. Участие в борьбе этих далеко не равных сил навлекло на него опалу, высылку в свои владения и кратковременное заключение в Бастилию. После смерти Ришелье (1642) и Людовика XIII (1643) у власти оказался кардинал Мазарини, весьма непопулярный во всех слоях населения. Феодальная знать пыталась вернуть свои утраченные права и влияние. Недовольство правлением Мазарини вылилось в 1648г. в открытое восстание против королевской власти - Фронду. Ларошфуко принял в ней активное участие. Он был тесно связан с самыми высокопоставленными фрондерами - принцем Конде, герцогом де Бофором и другими и мог вблизи наблюдать их нравы, эгоизм, властолюбие, зависть, корысть и вероломство, которые проявились на разных этапах движения. В 1652г. Фронда потерпела окончательное поражение, авторитет королевской власти был восстановлен, а участники Фронды частично куплены уступками и подачками, частично подвергнутые опале и наказанию.


Ларошфуко, в числе последних, вынужден был отправиться в свои владения в Ангумуа. Именно там, вдали от политических интриг и страстей, он начал писать свои "Мемуары", которые первоначально не предназначал для печати. В них он дал неприкрытую картину событий Фронды и характеристику ее участников. В конце 1650-х гг. он вернулся в Париж, был благосклонно принят при дворе, но полностью отошел от политической жизни. В эти годы его все более начинает привлекать литература. В 1662г. вышли без его ведома "Мемуары" в фальсифицированном виде, он опротестовал это издание и выпустил в том же году подлинный текст. Вторая книга Ларошфуко, принесшая ему мировую славу - "Максимы и моральные размышления", - была, как и "Мемуары", издана сначала в искаженном виде помимо воли автора в 1664г. В 1665г. Ларошфуко выпустил первое авторское издание, за которым последовали при его жизни еще четыре. Ларошфуко исправлял и дополнял текст от издания к изданию. Последнее прижизненное издание 1678г. содержало 504 максимы. В посмертных изданиях к ним были добавлены многочисленные неопубликованные, а также исключенные из предыдущих. На русский язык "Максимы" переводились неоднократно.

Франсуа VI де Ларошфуко (15 сентября 1613, Париж — 17 марта 1680, Париж), герцог де Ларошфуко — знаменитый французский моралист, принадлежал к древнему французскому роду Ларошфуко. До смерти отца (1650) носил титул принц де Марсийак.

Воспитывался при дворе, с юности замешан был в разные интриги, враждовал с герцогом де Ришелье и только после смерти последнего стал играть видную роль при дворе. Принимал активное участие в движении Фронды и был тяжело ранен. Занимал блестящее положение в обществе, имел множество светских интриг и пережил ряд личных разочарований, оставивших неизгладимый след на его творчестве. В течение долгих лет в его личной жизни играла большую роль герцогиня де Лонгвиль, из любви к которой он не раз отказывался от своих честолюбивых побуждений. Разочарованный в своей привязанности, Ларошфуко стал мрачным мизантропом; единственным его утешением была дружба с мадам де Лафайет, которой он оставался верным до самой смерти. Последние годы Ларошфуко омрачены были разными невзгодами: смертью сына, болезнями.

Наши добродетели - это чаще всего искусно переряженные пороки.

Ларошфуко Франсуа де

Жизнеописание Франсуа де Ларошфуко:

Время, когда жил Франсуа де Ларошфуко, обычно называют "великим веком" французской литературы. Его современниками были Корнель, Расин, Мольер, Лафонтен, Паскаль, Буало. Но жизнь автора "Максим" мало походила на жизнь создателей "Тартюфа", "Федры" или "Поэтического искусства". Да и профессиональным писателем он именовал себя только в шутку, с некоторой долей иронии. В то время как его собратья по перу были вынуждены искать себе знатных покровителей, чтобы существовать, герцог де Ларошфуко часто тяготился особым вниманием, которое оказывал ему король-солнце. Получая большой доход с обширных поместий, он мог не беспокоиться о вознаграждении за свои литературные труды. А когда писатели и критики, его современники, были поглощены жаркими спорами и резкими столкновениями, отстаивая свое понимание драматургических законов, - совсем не о тех и отнюдь не о литературных схватках и баталиях вспоминал на покое и размышлял наш автор. Ларошфуко был не только писателем и не только философом-моралистом, он был военачальником, политическим деятелем. Сама его жизнь, полная приключений, воспринимается ныне как захватывающая повесть. Впрочем, он сам и рассказал ее - в своих "Мемуарах". Род Ларошфуко считался во Франции одним из наиболее древних - он вел свое начало с XI века. Французские короли не раз официально называли сеньоров де Ларошфуко "своими дорогими кузенами" и поручали им почетные должности при дворе. При Франциске I, в XVI в., Ларошфуко получают графский титул, а при Людовике XIII - титул герцога и пэра. Эти высшие титулы делали французского феодала постоянным членом Королевского совета и Парламента и полновластным хозяином в своих владениях, с правом судопроизводства. Франсуа VI герцог де Ларошфуко, до смерти отца (1650) по традиции носивший имя принца де Марсийака, родился 15 сентября 1613 г. в Париже. Его детство прошло в провинции Ангумуа, в замке Вертей, основной резиденции фамилии. Воспитание и обучение принца де Марсийака, равно как и одиннадцати его младших братьев и сестер, было достаточно небрежным. Как и полагалось провинциальным дворянам, он занимался преимущественно охотой и военными упражнениями. Но впоследствии, благодаря занятиям философией и историей, чтению классиков, Ларошфуко, по отзывам современников, становится одним из самых ученых людей в Париже.

В 1630 г. принц де Марсийак появился при дворе, а вскоре принял участие в Тридцатилетней войне. Неосторожные слова о неудачной кампании 1635 г. привели к тому, что, как и некоторые другие дворяне, он был выслан в свои поместья. Там уже несколько лет жил его отец, Франсуа V, попавший в опалу за участие в мятеже герцога Гастона Орлеанского, "постоянного вождя всех заговоров". Юный принц де Марсийак с грустью вспоминал о своем пребывании при дворе, где он принял сторону королевы Анны Австрийской, которую первый министр кардинал Ришелье подозревал в связях с испанским двором, т. е. в государственной измене. Позднее Ларошфуко скажет о своей "естественной ненависти" к Ришелье и о неприятии "ужасного образа его правления": это будет итогом жизненного опыта и сформировавшихся политических взглядов. Пока же он полон рыцарской верности королеве и ее гонимым друзьям. В 1637 г. он возвращается в Париж. Вскоре он помогает мадам де Шеврез, подруге королевы, знаменитой политической авантюристке, бежать в Испанию, за что был заключен в Бастилию. Тут он имел возможность общаться с другими заключенными, среди которых было много знатных дворян, и получил первое политическое воспитание, усвоив мысль, что "несправедливое правление" кардинала Ришелье имело целью лишить аристократию от века данных привилегий и былой политической роли.

4 декабря 1642 г. умирает кардинал Ришелье, а в мае 1643 г. - король Людовик XIII. Регентшей при малолетнем Людовике XIV назначается Анна Австрийская, а во главе Королевского совета неожиданно для всех оказывается кардинал Мазарини, продолжатель дела Ришелье. Воспользовавшись политической неурядицей, феодальная знать требует восстановления отнятых у нее былых прав и привилегий. Марсийак вступает в так называемый заговор Высокомерных (сентябрь 1643 г.), а по раскрытии заговора вновь отправляется в армию. Он сражается под началом первого принца крови, Луи де Бурброна, герцога Энгиенского (с 1646 г. - принца Конде, прозванного впоследствии Великим за победы в Тридцатилетней войне). В эти же годы Марсийак знакомится с сестрой Конде, герцогиней де Лонгвиль, которая вскоре станет одной из вдохновительниц Фронды и долгие годы будет близким другом Ларошфуко.

Марсийак серьезно ранен в одном из сражений и вынужден вернуться в Париж. Пока он воевал, отец купил ему должность губернатора провинции Пуату; губернатор являлся наместником короля в своей провинции: в его руках было сосредоточено все военное и административное управление. Еще до отъезда новоиспеченного губернатора в Пуату кардинал Мазарини пытался привлечь его на свою сторону обещанием так называемых луврских почестей: права табурета его жене (т. е. права сидеть в присутствии королевы) и права въезда во двор Лувра в карете.

Провинция Пуату, как и многие другие провинции, бунтовала: налоги ложились на население невыносимым бременем. Бунт назревал и в Париже. Начиналась Фронда. Интересы парижского парламента, который возглавил Фронду на первом ее этапе, во многом совпадали с интересами знати, примкнувшей к восставшему Парижу. Парламент хотел вернуть себе былую свободу при исполнении своих полномочий, аристократия, пользуясь малолетством короля и всеобщим недовольством, стремилась захватить верховные должности государственного аппарата, чтобы безраздельно распоряжаться страной. Единодушным было желание лишить Мазарини власти и выслать его из Франции как чужеземца. Во главе восставших дворян, которых стали называть фрондерами, оказались самые именитые люди королевства.

Время, когда жил Франсуа де Ларошфуко, обычно называют "великим веком" французской литературы. Его современниками были Корнель, Расин, Мольер, Лафонтен, Паскаль, Буало. Но жизнь автора "Максим" мало походила на жизнь создателей "Тартюфа", "Федры" или "Поэтического искусства". Да и профессиональным писателем он именовал себя только в шутку, с некоторой долей иронии. В то время как его собратья по перу были вынуждены искать себе знатных покровителей, чтобы существовать, герцог де Ларошфуко часто тяготился особым вниманием, которое оказывал ему король-солнце. Получая большой доход с обширных поместий, он мог не беспокоиться о вознаграждении за свои литературные труды. А когда писатели и критики, его современники, были поглощены жаркими спорами и резкими столкновениями, отстаивая свое понимание драматургических законов, - совсем не о тех и отнюдь не о литературных схватках и баталиях вспоминал на покое и размышлял наш автор. Ларошфуко был не только писателем и не только философом-моралистом, он был военачальником, политическим деятелем. Сама его жизнь, полная приключений, воспринимается ныне как захватывающая повесть. Впрочем, он сам и рассказал ее - в своих "Мемуарах".

Род Ларошфуко считался во Франции одним из наиболее древних - он вел свое начало с XI века. Французские короли не раз официально называли сеньоров де Ларошфуко "своими дорогими кузенами" и поручали им почетные должности при дворе. При Франциске I, в XVI в., Ларошфуко получают графский титул, а при Людовике XIII - титул герцога и пэра. Эти высшие титулы делали французского феодала постоянным членом Королевского совета и Парламента и полновластным хозяином в своих владениях, с правом судопроизводства. Франсуа VI герцог де Ларошфуко, до смерти отца (1650) по традиции носивший имя принца де Марсийака, родился 15 сентября 1613 г. в Париже. Его детство прошло в провинции Ангумуа, в замке Вертей, основной резиденции фамилии. Воспитание и обучение принца де Марсийака, равно как и одиннадцати его младших братьев и сестер, было достаточно небрежным. Как и полагалось провинциальным дворянам, он занимался преимущественно охотой и военными упражнениями. Но впоследствии, благодаря занятиям философией и историей, чтению классиков, Ларошфуко, по отзывам современников, становится одним из самых ученых людей в Париже.

В 1630 г. принц де Марсийак появился при дворе, а вскоре принял участие в Тридцатилетней войне. Неосторожные слова о неудачной кампании 1635 г. привели к тому, что, как и некоторые другие дворяне, он был выслан в свои поместья. Там уже несколько лет жил его отец, Франсуа V, попавший в опалу за участие в мятеже герцога Гастона Орлеанского, "постоянного вождя всех заговоров". Юный принц де Марсийак с грустью вспоминал о своем пребывании при дворе, где он принял сторону королевы Анны Австрийской, которую первый министр кардинал Ришелье подозревал в связях с испанским двором, т. е. в государственной измене. Позднее Ларошфуко скажет о своей "естественной ненависти" к Ришелье и о неприятии "ужасного образа его правления": это будет итогом жизненного опыта и сформировавшихся политических взглядов. Пока же он полон рыцарской верности королеве и ее гонимым друзьям. В 1637 г. он возвращается в Париж. Вскоре он помогает мадам де Шеврез, подруге королевы, знаменитой политической авантюристке, бежать в Испанию, за что был заключен в Бастилию. Тут он имел возможность общаться с другими заключенными, среди которых было много знатных дворян, и получил первое политическое воспитание, усвоив мысль, что "несправедливое правление" кардинала Ришелье имело целью лишить аристократию от века данных привилегий и былой политической роли.

4 декабря 1642 г. умирает кардинал Ришелье, а в мае 1643 г. - король Людовик XIII. Регентшей при малолетнем Людовике XIV назначается Анна Австрийская, а во главе Королевского совета неожиданно для всех оказывается кардинал Мазарини, продолжатель дела Ришелье. Воспользовавшись политической неурядицей, феодальная знать требует восстановления отнятых у нее былых прав и привилегий. Марсийак вступает в так называемый заговор Высокомерных (сентябрь 1643 г.), а по раскрытии заговора вновь отправляется в армию. Он сражается под началом первого принца крови, Луи де Бурброна, герцога Энгиенского (с 1646 г. - принца Конде, прозванного впоследствии Великим за победы в Тридцатилетней войне). В эти же годы Марсийак знакомится с сестрой Конде, герцогиней де Лонгвиль, которая вскоре станет одной из вдохновительниц Фронды и долгие годы будет близким другом Ларошфуко.

Марсийак серьезно ранен в одном из сражений и вынужден вернуться в Париж. Пока он воевал, отец купил ему должность губернатора провинции Пуату; губернатор являлся наместником короля в своей провинции: в его руках было сосредоточено все военное и административное управление. Еще до отъезда новоиспеченного губернатора в Пуату кардинал Мазарини пытался привлечь его на свою сторону обещанием так называемых луврских почестей: права табурета его жене (т. е. права сидеть в присутствии королевы) и права въезда во двор Лувра в карете.

Провинция Пуату, как и многие другие провинции, бунтовала: налоги ложились на население невыносимым бременем. Бунт назревал и в Париже. Начиналась Фронда. Интересы парижского парламента, который возглавил Фронду на первом ее этапе, во многом совпадали с интересами знати, примкнувшей к восставшему Парижу. Парламент хотел вернуть себе былую свободу при исполнении своих полномочий, аристократия, пользуясь малолетством короля и всеобщим недовольством, стремилась захватить верховные должности государственного аппарата, чтобы безраздельно распоряжаться страной. Единодушным было желание лишить Мазарини власти и выслать его из Франции как чужеземца. Во главе восставших дворян, которых стали называть фрондерами, оказались самые именитые люди королевства.

Марсийак присоединился к фрондерам, самовольно оставил Пуату и возвратился в Париж. Свои личные претензии и причины участия в войне против короля он объяснил в "Апологии принца Марсийака", которая была Произнесена в парижском парламенте (1648). Ларошфуко говорит в ней о своем праве на привилегии, о феодальной чести и совести, о заслугах перед государством и королевой. Он обвиняет Мазарини в тяжелом положении Франции и добавляет, что его личные несчастья тесно связаны с бедами отчизны, а восстановление попранной справедливости будет благом для всего государства. В "Апологии" Ларошфуко еще раз проявилась специфическая особенность политической философии восставшей знати: убеждение в том, что ее благополучие и привилегии составляют благополучие всей Франции. Ларошфуко утверждает, что не мог назвать Мазарини своим врагом прежде, чем тот не был провозглашен врагом Франции.

Едва начались беспорядки, королева-мать и Мазарини оставили столицу, а вскоре королевские войска осадили Париж. Между двором и фрондерами начались переговоры о мире. Парламент, напуганный размерами всеобщего возмущения, отказался от борьбы. Мир был подписан 11 марта 1649 г. и стал своего рода компромиссом между восставшими и короной.

Подписанный в марте мир никому не казался прочным, ибо никого не удовлетворил: Мазарини оставался главою правительства и проводил прежнюю абсолютистскую политику. Новая гражданская война была вызвана арестом принца Конде и его единомышленников. Началась Фронда принцев, длившаяся больше трех лет (январь 1650г.-июль 1653г.). Это последнее военное восстание знати против новых государственных порядков приняло широкий размах.

Герцог де Ларошфуко отправляется в свои владения и собирает там значительное войско, которое объединяется с другими феодальными ополчениями. Соединенные силы мятежников направились в провинцию Гиень, избрав центром город Бордо. В Гиени не утихали народные волнения, которые поддерживались местным парламентом. Восставшую знать, особенно привлекало удобное географическое положение города и его близость к Испании, которая внимательно следила за нарождающимся мятежом и обещала повстанцам свою помощь. Следуя феодальной морали, аристократы отнюдь не считали, что совершают государственную измену, вступая в переговоры с иностранной державой: старинные установления давали им право переходить на службу к другому суверену.

Королевские войска подошли к Бордо. Талантливый военачальник и искусный дипломат, Ларошфуко стал одним из руководителей обороны. Бои шли с переменным успехом, но королевская армия оказалась сильнее. Первая война в Бордо закончилась миром (1 октября 1650 г.), который не удовлетворил Ларошфуко, ибо принцы по-прежнему находились в тюрьме. На самого герцога распространялась амнистия, но он был лишен должности губернатора Пуату и получил приказ отправиться в свой замок Вертей, разоренный королевскими солдатами. Ларошфуко принял это требование с великолепным равнодушием, - замечает современник. Весьма лестную характеристику дает Ларошфуко и Сент-Эвремон: "Его мужество и достойное поведение делают его способным к любому делу... Ему не свойственна корысть, поэтому и неудачи его являются лишь заслугой. В какие бы сложные условия ни поставила его судьба, он никогда не пойдет на низости".

Борьба за освобождение принцев продолжалась. Наконец, 13 февраля 1651 г. принцы получили свободу Королевская декларация восстанавливала их во всех правах, должностях и привилегиях. Кардинал Мазарини, подчиняясь указу Парламента, удалился в Германию, но тем не менее продолжал оттуда управлять страной - "так же, как если бы он жил в Лувре". Анна Австрийская, чтобы избежать нового кровопролития, старалась привлечь знать на свою сторону, давая щедрые обещания. Придворные группировки легко меняли свой состав, их участники предавали друг друга в зависимости от личных интересов, и это приводило Ларошфуко в отчаяние. Королева все же добилась разделения недовольных: Конде порвал с остальными фрондерами, уехал из Парижа и начал готовиться к гражданской войне, третьей за столь небольшое время. Королевская декларация от 8 октября 1651 г. объявляла принца Конде и его сторонников государственными изменниками; в их числе был и Ларошфуко. В апреле 1652 г. армия Конде подошла к Парижу. Принцы старались объединиться с Парламентом и муниципалитетом и одновременно вели переговоры с двором, добиваясь для себя новых преимуществ.

Между тем и королевские войска подошли к Парижу. В битве у стен города в Сент-Антуанском предместье (2 июля 1652 г.) Ларошфуко был тяжело ранен выстрелом в лицо и едва не потерял зрение. О его мужестве современники вспоминали очень долго.

Несмотря на успех в этом сражении, положение фрондеров ухудшалось: раздоры усиливались, иностранные союзники отказали в помощи. Парламент, получивший приказ оставить Париж, раскололся. Дело довершила новая дипломатическая хитрость Мазарини, который, вернувшись было во Францию, сделал вид, что вновь отправляется в добровольное изгнание, жертвуя своими интересами ради всеобщего примирения. Это давало возможность начать мирные переговоры, и молодой Людовик XIV 21 октября 1652г. торжественно вступил в мятежную столицу. Вскоре вернулся туда и торжествующий Мазарини. Парламентской и дворянской Фронде пришел конец.

По амнистии Ларошфуко должен был оставить Париж и отправиться в ссылку. Тяжелое состояние здоровья после ранения не позволяло ему участвовать в политических выступлениях. Он возвращается в Ангумуа, занимается хозяйством, приведенным в полный упадок, поправляет разрушенное здоровье и размышляет над только что пережитыми событиями. Плодом этих раздумий стали "Мемуары", написанные в годы ссылки и изданные в 1662 г.

По признанию Ларошфуко, он писал "Мемуары" лишь для нескольких близких друзей и не хотел делать свои записки публичным достоянием. Но одна из многочисленных копий была без ведома автора напечатана в Брюсселе и вызвала настоящий скандал, особенно в окружении Конде и мадам де Лонгвиль.

"Мемуары" Ларошфуко влились в общую традицию мемуарной литературы XVII столетия. Они подводили итог времени, полному событий, надежд и разочарований, и, так же как другие мемуары эпохи, имели определенную дворянскую направленность: задачей их автора было осмыслить свою личную деятельность как служение государству и доказать фактами справедливость своих взглядов.

Ларошфуко писал свои воспоминания в "праздности, вызванной опалой". Рассказывая о событиях своей жизни, он хотел подвести итоги размышлениям последних лет и понять исторический смысл того общего дела, которому он принес столько бесполезных жертв. Он не хотел писать о самом себе. Принц Марсийак, фигурирующий в "Мемуарах" обычно в третьем лице, появляется только иногда, когда принимает непосредственное участие в описываемых событиях. В этом смысле "Мемуары" Ларошфуко очень отличаются от "Мемуаров" его "старого врага" кардинала Реца, который сделал себя главным героем своего повествования.

Ларошфуко неоднократно говорит о беспристрастии своего рассказа. Действительно, он описывает события, не позволяя себе слишком личных оценок, но его собственная позиция проявляется в "Мемуарах" вполне отчетливо.

Принято считать, что Ларошфуко примкнул к восстаниям как оскорбленный придворными неудачами честолюбец, а также из любви к приключениям, столь свойственной всякому дворянину того времени. Однако причины, приведшие Ларошфуко в лагерь фрондеров, носили более общий характер и были основаны на твердых принципах, которым он оставался верен всю жизнь. Усвоив политические убеждения феодальной знати, Ларошфуко с юности ненавидел кардинала Ришелье и считал несправедливым "жестокий образ его правления", который стал бедствием для всей страны, ибо "знать была принижена, а народ задавлен налогами". Мазарини был продолжателем политики Ришелье, а потому и он, по мнению Ларошфуко, вел Францию к гибели.

Так же как многие его единомышленники, он считал, что аристократия и народ связаны "взаимными обязательствами", и свою борьбу за герцогские привилегии рассматривал как борьбу за всеобщее благополучие и свободу: ведь эти привилегии добыты службой родине и королю, и возвратить их - значит восстановить справедливость, ту самую, которая должна определять политику разумного государства.

Но, наблюдая своих соратников-фрондеров, он с горечью увидел "бесчисленное множество неверных людей", готовых на любой компромисс и предательство. Положиться на них нельзя, потому что они, "сперва примыкая к какой-нибудь партии, обычно предают ее или покидают, следуя собственным страхам и интересам". Своей разобщенностью и эгоизмом они губили общее, святое в его глазах дело спасения Франции. Знать оказалась неспособной выполнить великую историческую миссию. И хотя сам Ларошфуко примкнул к фрондерам после того, как ему отказали в герцогских привилегиях, современники признавали за ним верность общему делу: его никто не мог упрекнуть в измене. До конца жизни он оставался предан своим идеалам и объективен в отношении к людям. В этом смысле характерна неожиданная, на первый взгляд, высокая оценка деятельности кардинала Ришелье, заканчивающая первую книгу "Мемуаров": величие намерений Ришелье и умение претворять их в жизнь должны заглушить частное недовольство, его памяти необходимо воздать хвалу, столь справедливо заслуженную. То, что Ларошфуко понял огромные заслуги Ришелье и сумел подняться над личными, узко кастовыми и "нравственными" оценками, свидетельствует не только о его патриотизме и широком государственном кругозоре, но и об искренности его признаний в том, что им руководили не личные цели, а мысли о благе государства.

Жизненный и политический опыт Ларошфуко стал основой его философских взглядов. Психология феодала показалась ему типичной для человека вообще: частное историческое явление превращается во всеобщий закон. От политической злободневности "Мемуаров" его мысль постепенно обращается к извечным основам психологии, разработанным в "Максимах".

Когда "Мемуары" вышли в свет, Ларошфуко жил в Париже: он поселяется там с конца 1650-х годов. Постепенно забываются его прежние вины, недавний мятежник получает полное прощение. {Свидетельством окончательного прощения было пожалование его в члены ордена Святого Духа 1 января 1662 г.} Король назначает ему солидную пенсию, сыновья его занимают выгодные и почетные должности. Он редко появляется при дворе, но, по свидетельству мадам де Севинье, король-солнце всегда дарил его особым вниманием, а слушать музыку усаживал рядом с мадам де Монтеспан.

Ларошфуко становится постоянным посетителем салонов мадам де Сабле и, позднее, мадам де Лафайет. С этими салонами и связаны "Максимы", навсегда прославившие его имя. Работе над ними был посвящен весь остаток жизни писателя. "Максимы" приобрели известность, и с 1665 по 1678 год автор издал свою книгу пять раз. Он признан крупным писателем и большим знатоком человеческого сердца. Перед ним открываются двери Французской Академии, однако он отказывается участвовать в соискании почетного звания будто бы из робости. Возможно, что причиной отказа было нежелание прославлять Ришелье в торжественной речи при приеме в Академию.

К моменту начала работы Ларошфуко над "Максимами" в обществе произошли большие перемены: время восстаний закончилось. Особую роль в общественной жизни страны стали играть салоны. Во второй половине XVII века они объединяли людей различного общественного положения - придворных и литераторов, актеров и ученых, военных и государственных деятелей. Здесь складывалось общественное мнение кругов, так или иначе участвовавших в государственной и идеологической жизни страны или в политических интригах двора.

Каждый салон имел свое лицо. Так, например, те, кто интересовался наукой, особенно физикой, астрономией или географией, собирались в салоне мадам де Ла Саблиер. Другие салоны объединяли людей, близких к янгенизму. После неудачи Фронды во многих салонах довольно отчетливо проявлялась оппозиция абсолютизму, принимавшая различные формы. В салоне мадам де Ла Саблиер, например, господствовало философское свободомыслие, и для хозяйки дома Франсуа Бернье, знаменитый путешественник, написал "Краткое изложение философии Гассенди" (1664-1666). Интерес знати к вольнодумной философии объяснялся тем, что в ней видели своеобразную оппозицию официальной идеологии абсолютизма. Философия янсенизма привлекала посетителей салонов тем, что имела свой, особый взгляд на моральную природу человека, отличный от учений ортодоксального католицизма, вступившего в союз с абсолютной монархией. Бывшие фрондеры, потерпев военное поражение, в среде единомышленников высказывали недовольство новыми порядками в изящных беседах, литературных "портретах" и остроумных афоризмах. Король с опаской относился и к янсенистам, и к вольнодумцам, не без основания видя в этих учениях глухую политическую оппозицию.

Наряду с салонами учеными и философскими были и салоны чисто литературные. Каждый отличался особыми литературными интересами: в одних культивировался жанр "характеров", в других - жанр "портретов". В салоне мадемуазель де Монпансье, дочери Гастона Орлеанского, бывшей активной фрондерки, предпочитали портреты. В 1659 г. во втором издании сборника "Галерея портретов" был опубликован и "Автопортрет" Ларошфуко, его первое напечатанное произведение.

Среди новых жанров, которыми пополнялась моралистическая литература, самым распространенным был жанр афоризмов, или максим. Максимы культивировались, в частности, в салоне маркизы де Сабле. Маркиза слыла женщиной умной и образованной, занималась политикой. Она интересовалась литературой, и ее имя было авторитетным в литературных кругах Парижа. В ее салоне велись дискуссии на темы морали, политики, философии, даже физики. Но больше всего посетителей ее салона привлекали проблемы психологии, анализ тайных движений человеческого сердца. Тема беседы выбиралась заранее, так что каждый участник готовился к игре, обдумывая свои мысли. От собеседников требовалось умение дать тонкий анализ чувств, точное определение предмета. Чутье языка помогало выбрать из множества синонимов наиболее подходящий, подыскать для своей мысли сжатую и четкую форму - форму афоризма. Перу самой хозяйки салона принадлежат книга афоризмов "Поучение детям" и два сборника изречений, опубликованные посмертно (1678), "О дружбе" и "Максимы". Академик Жак Эспри, свой человек в доме мадам де Сабле и друг Ларошфуко, вошел в историю литературы сборником афоризмов "Ложность человеческих добродетелей". Так первоначально возникли и "Максимы" Ларошфуко. Салонная игра подсказала ему форму, в которой он смог выразить свои взгляды на природу человека и подвести итоги долгим размышлениям.

Долгое время в науке бытовало мнение о несамостоятельности максим Ларошфуко. Чуть ли не в каждой максиме находили заимствование из каких-то других изречений, подыскивали источники или прототипы. При этом назывались имена Аристотеля, Эпиктета, Цицерона, Сенеки, Монтеня, Шаррона, Декарта, Жака Эспри и др. Говорили также и о народных пословицах. Число таких параллелей можно было бы продолжить, но внешнее сходство не есть доказательство заимствования или несамостоятельности. С другой стороны, действительно, трудно было бы найти афоризм или мысль, совершенно непохожие на все, что им предшествовало. Ларошфуко что-то продолжал и вместе с тем начинал что-то новое, что привлекало к его творчеству интерес и делало "Максимы" в известном смысле вечной ценностью.

"Максимы" требовали от автора напряженного и непрерывного труда. В письмах к мадам де Сабле и к Жаку Эспри Ларошфуко сообщает все новые и новые максимы, просит совета, ждет одобрения и насмешливо заявляет, что желание составлять сентенции распространяется, как насморк. 24 октября 1660 г. в письме к Жаку Эспри он признается: "Я настоящий писатель, раз начал говорить о своих произведениях". Сегре, секретарь мадам де Лафайет, заметил как-то, что отдельные максимы Ларошфуко перерабатывал больше тридцати раз. Все пять изданий "Максим", выпущенных автором (1665, 1666, 1671, 1675, 1678 гг.), несут следы этой напряженной работы. Известно, что от издания к изданию Ларошфуко освобождался именно от тех афоризмов, которые прямо или косвенно напоминали чье-либо высказывание. Ему, пережившему разочарование в соратниках по борьбе и ставшему свидетелем крушения дела, которому отдал так много сил, было что сказать своим современникам, - это был человек с вполне сложившимся мировоззрением, которое уже нашло свое первоначальное выражение в "Мемуарах". "Максимы" Ларошфуко явились результатом его долгих размышлений над прожитыми годами. События жизни, столь увлекательной, но и трагической, ибо на долю Ларошфуко выпало лишь сожалеть о недостигнутых идеалах, были осознаны и переосмыслены будущим знаменитым моралистом и стали предметом его литературного творчества.

Смерть застала его в ночь на 17 марта 1680 г. Он умер в своем особняке на улице Сены от жестокого приступа подагры, которая терзала его с сорокалетнего возраста. Боссюэ принял его последний вздох.