Русские женщины 18 19 века. Самые красивые женщины всех времен. Татьяны до и после Пушкина: портреты трех веков

Красавицы 17-18 века.

Нинон де Ланкло -знаменитая французская куртизанка, одна из самых очаровательных женщин и известных женщин XVII столетия, хотя называть её куртизанкой не вполне справедливо, т.к. она не делая из этого профессии и деньги не играли для неё никакой роли, она не торговала своими прелестями, а дарила их тем, кто ей нравился, и сразу бросала любовника, как только он ей наскучил. Однажды Нинон отказала кардиналу Ришельё, который предложил пятьдесят тысяч экю, если она согласится стать его любовницей.

"Изящная, превосходно сложённая брюнетка, с цветом лица ослепительной белизны, с лёгким румянцем, с большими синими глазами, в которых одновременно сквозили благопристойность, рассудительность, безумие и сладострастие, с ротиком с восхитительными зубами и очаровательной улыбкой, Нинон держалась с благородством, но без гордости, обладая поразительной грацией". Так описывал уже тридцатилетнюю куртизанку один из её современников.
:
Причём она оставалась весьма привлекательной до весьма преклонных лет. Граф Шуазель, впоследствии маршал Франции, влюбился и стал ухаживать за Нинон, когда ей минуло шестьдесят лет, хотя был на двадцать лет моложе. Когда Людовик 14 - "король-солнце" пожелал увидеть знвменитую Нинон, то выразил сожаление, что «эта удивительная женщина отказалась украшать его двор блеском своей иронии и весёлостью». Действительно, когда всесильная фаворитка Ментенон предложила ей место при дворе, Нинон ответила: "При дворе надо быть двуличной и иметь раздвоенный язык, а мне уже поздно учиться лицемерию... Кстати, Нинон можно считать стала «крестной матерью» Вольтера. За год до смерти она познакомилась с десятилетним мальчиком по имени Аруэ, начинающим поэтом, разглядела в нём талант и по завещанию оставила ему 2000 франков на покупку книг. Вольтер до конца дней сохранил о « красивой тёте» самые тёплые воспоминания.

Первые две из представляемых красавиц 18 века, прославились не только необычайной красотой, но и в какой-то степени оказали влияние на внешнюю политику. Первая жила в Екатерининскую эпоху, вторая -во времена Наполеона Бонапарта.

Софья Витт - Потоцкая.

В 13 лет эту маленькую нищую гречанку вместе с сестрой продала собственная мать. Старшая сестра стала наложницей, купившего их коменданта Каменец-Подольского Иосифа Витта, но довольно скоро ему наскучила, тогда Витт обратил внимание на Софью, которая подросла и начала становится необыкновенной красавицей. Но не тут –то было, у Софьи была не только красота (и видимо немалая в ней уверенность), но и характер. В итоге нищая бродяжка стала не наложницей, а женой сначала коменданта Витта, а затем вельможного и баснословно богатого польского пана С. Потоцкого. Между ними ещё пленила своими чарами фельдмаршала Салтыкова и даже светлейшего князя Потёмкина. В какой-то степени она посодействовала тому, что Польша была присоединена к России, т.к. именно от Потоцкого зависело подписание соответствующего акта. «Хитрый лис» Потёмкин направил в Варшаву Софью Витт, практически сделав на неё ставку, и не прогадал. Станислав Потоцкий без памяти влюбился в красавицу и фактически между свободой Родины и Софьей выбрал последнюю. Для любимой женщины Потоцкий устроил фантастической красоты парк, так и называемый «Софиевкой» , открытие которого было приурочено ко дню рождения Софьи. Гости были поражены роскошью. Выход графини был главным чудом - она появилась при свете тысячи фейерверков, в окружении "наяд", одетая в греческий хитон с алмазной диадемой на распущенных волосах. А в тёмном небе горели и сверкали буквы С и П - Софья Потоцкая.

Графиня же такой любви не оценила и вскоре изменила мужу с его сыном - неисправимым игроком Юрием. Граф не пережил двойного предательства, а Софья осталась богатой и свободной. С молодым любовником она рассталась только когда он проиграл всё своё состояние и наделал огромных долгов. Под конец жизни Софья занималась делами и даже благотворительностью. Её жизнь была похожа на авантюрный роман, а смерть на мистическую легенду. После землетрясения в Умани, храм, где была похоронена Софья разрушился и среди развалин мерцал гроб, видимо вынесенный на поверхность подземными толчками. В народе же говорили, что земля не принимает графиню-грешницу. В конце-концов прах Потоцкой упокоился на деревенском кладбище.

Эмма Гамильтон – жена английского посла в Неаполе лорда Гамильтона, которой стала исключительно благодаря своей неземной красоте, так как была совсем неблагородного происхождения. До встречи с Гамильтоном Эмма была натурщицей и актрисой (представляла «живые картины» по произведениям искусства) и была очень популярна, к числу поклонников её искусства причисляют даже Гёте.

Познакомившись с английским адмиралом Нельсоном, Эмма полюбила его на всю оставшуюся жизнь, как и он её. Будучи дружна и имея некоторое влияние на королеву Неаполитанскую, а через неё и на короля Фердинанда, она в немалой степени помогла британскому флоту в борьбе с Наполеоном. Но после гибели Нельсона осталась с маленькой дочерью без всякой поддержки и умерла в нищете. Этой необыкновенной и очаровательной женщине посвящен ряд книг и фильмов, а также песня в исполнении А. Малинина.

Романтичный и в то же время трагический образ Леди Гамильтон в одноимённом фильме создала одна из самых красивых актрис - Вивьен Ли.

Княжна Мария Кантемир – дочь молдавского господаря Дмитрия Кантемира, сестра поэта Антиоха Кантемира и последняя любовь Петра 1.

Детские годы провела в Стамбуле, где её отец по давней традиции фактически находился в заложниках у турецкого султана. Тем не менее Мария получила по тем временам прекрасное образование: Обучалась древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, основам математики, астрономии, риторики, философии, увлекалась античной и западноевропейской литературой и историей, рисованием, музыкой. В конце 1710 семья вернулась в Россию. С Петром 1 Мария впервые познакомилась в доме отца, в подмосковном имении. После переезда в Санкт-Петербург, она стала любовницей царя, чему не препятствовал ее отец, мечтавший породниться с государем и с его помощью освободить Молдавию от османского ига. А Пётр 1 хотел получить от Марии наследника, чего не могла допустить царица Екатерина, сделавшая всё возможное, чтобы этот ребёнок не появился на свет. После рождения мёртвого мальчика Мария с отцом уехали в своё Орловское имение, где господарь вскоре скончался. А в скором времени не стало и Петра 1. Совсем недавно на центральном телевидении был показан фильм о любви императора и молдавской княжны, в котором образ Марии воссоздала Елизавета Боярская.

Александра Петровна Струйская (урождённая Озерова) - её неземные черты, переданы на портрете кисти Ф. Рокотова, Скорее всего портрет, а вернее парные портреты молодожёнов, были заказаны художнику сразу после свадьбы Струйских, а значит Александре Петровне на нем около 18 лет.

Портрет Струйской вдохновил поэта Николая Заболоцкого на одно из его лучших стихотворений «Любите живопись, поэты».
... Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач…
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

Мадам Рекамье (Жюли Бернар)– несомненно, самая красивая женщина Франции эпохи французской революции, родившаяся в 1777 году у мелкого чиновника и его красивой жены. Когда девушке ещё не исполнилось 16 лет, она вышла замуж за банкира Жака Рекамье, который был старше ее на 26 лет. Отношения между супругами были скорее дружескими, Рекамье предоставил своей молодой супруге полную свободу, которой она пользовалась достаточно разумно. Получив в подарок от мужа красивый дом в Париже, она организовала свой салон, ставшийся вскоре очень популярным.

Обаяние Жюли, её ум и политические взгляды привлекли к ней в салон многих знаменитых людей. Один из современников господин Лемонье так о ней писал: «Мадам Рекамье не носит никогда бриллиантов, ее туалет изысканной простоты не допускает ничего, кроме жемчуга... Ее красота имеет ту особенность, что она более притягательная, чем ослепляющая с первого взгляда. Чем больше ее видишь, тем красивее ее находишь». Жюли обладала удивительной грацией, особым внутренним музыкальным ритмом и без сомнения её красота не знала себе равных в Европе. По моде того времени она носила прозрачные платья, не скрывавшие её безупречные формы, напоминавшие античную статую. Но внешность не главная причина, почему ее салон на протяжении нескольких десятилетий был одним из главных литературно-политических, интеллектуальных центров Франции, да пожалуй и всей Европы. Она обладала не только красотой и обаянием, но и удивительным талантом притягивать к себе неординарных личностей. В её салон в разные года были вхожи самые знаменитые люди той эпохи: ученый Андре - Мари Ампер, Евгения Богарнэ, Бернадот - будущий король Швеции, писатели Проспер Мариме и Стендаль, художники Ж-Л. Давид и Эжен Делакруа. Это был цвет французского искусства и науки, имена, вошедшие в мировую культуру, всех их сумела объединить Мадам Рекамье.
У нее появляются друзья, среди них Оноре де Бальзак и Виктор Гюго, а также знаменитая мадам де Сталь, с которой потом Жюльетту связывали долгие годы дружбы. Удивительная красота Жюли привлекала к ней многих поклонников, в т.ч. принца Августа Прусского. Принц влюбился в Жюльетту, и это был человек, в ответ на чью любовь впервые сильнее забилось её сердце. Принц Август хотел жениться на Жюли, желала этого и она, но порвать с мужем, жалея его, уже ставшего старым и почти нищим, так и не смогла.
В 1803 году Наполеон высылает мадам де-Сталь из Парижа, и Жюльетта открыто переходит в оппозицию власти: «Человек, который изгоняет такую женщину … не может быть в моем представлении ничем иным, как безжалостным деспотом. С этого времени все мое существо против него».
Фуше, один из ее тогдашних друзей, очень желал представить ее ко двору и даже намекал мадам Рекамье на возможность более интимных отношений между нею и императором. Прекрасная Жюли гордо отвергла такую перспективу. Но её очарование настолько велико, что даже придворный художник Наполеона Ж.Л. Давид не устоял против того, что бы нарисовать портрет женщины, вошедшей во французскую историю непримиримой противницей Наполеона Бонапарта. Его самый знаменитый «Портрет Мадам Рекамье» находится сейчас в Лувре. Позже она вдохновила другого великого художника - Франсуа Жерара, а затем и скульптора, г. Шинара, создавшего прекрасный бюст Мадам Рекамье.
В 1811 года Бонапарт выслал мадам Рекамье из Парижа. В 1813 году в Италииона близко сходится с королевой Гортензией и Каролиной Мюрат, и в Риме ее французский салон обладает такой же притягательной силой, как и в Париже. Среди его посетителей тут были Баланш и скульптор Канова, сделавший ее бюст, который он после переделал в Дантовскую Беатриче.
Когда Жюли, исполнилось 40 лет она неожиданно забыла о своем принципе строить свои отношения с мужчинами на основе только дружбы и влюбилась, страстно и надолго. Это был известный писатель Рене Шатобриан.
. «Красота, не знающая себе равной в Европе, назапятнанная честь и благородный характер,- какое другое богатство нужно в этой печальной жизни» - это слова о ней Мадам де-Сталь. Гораздо позже другая знаменитая женщина – Анна Ахматова- напишет: « И снова мадам Рекамье хороша и Гёте, как Вертер юн»

А ещё именем мадам Рекамье стал называться тип кушетки, на которой она лежит на знаменитой картине Жака Луи Давида.

Блондинки и брюнетки, худышки и пышечки, высокие и миниатюрные – эталон женской красоты менялся во все времена.

Глядя на портреты признанных красавиц прошлых веков, современники хорошо если удостоят их эпитета «хорошенькая». А то и вовсе недоуменно пожмут плечами, подивившись «вкусам» и стандартам красоты давно минувших дней…

Каковы же они, самые красивые женщины в истории человечества? Красивых женщин было много во все времена. Далеко не все они оставили след в истории, но и тех, чьи имена стали синонимами женской красоты, столько, что даже просто перечислить их весьма затруднительно!

Каждый год самые известные журналы и интернет-издания публикуют свои рейтинги красавиц. Все они разные, во всех – разные имена. Что же, красота – вещь субъективная...

Помня об этом и о том, что о вкусах не спорят, давайте просто «пробежимся» по мировой истории, вспомнив самых красивых женщин мира всех времен и народов составив рейтинг не по красоте, а по эпохам. Ну, а кто из красавиц достоин первого места, пускай каждый решает для себя сам!

При всем желании включить в список самых красивых женщин хотя бы наиболее известных, такая затея останется увы неосуществимой, уж слишком много красавиц вокруг, поэтому у этой тематической статьи обязательно будет продолжение))

Итак, начнем….

Древний мир

НЕФЕРТИТТИ

«Красавица пришла» - так дословно переводится имя Великой жены царя Аменхотепа. О ее внешности мы можем судить разве что по найденному в начале прошлого века бюсту. Но легенды гласят, что подобной красоты никогда еще не видел Египет. Современники называли ее «Совершенной», а ее лик можно было увидеть во всех храмах Древнего Египта.

Когда то давно мне, не особо «понимающей» красоту Клеопатры встретилась небольшая история рассказанная такой же не ценительницей красоты царицы, когда в ее присутствии художница начала расписывать красками всем знакомый белый бюст Клеопатры.

И вот тогда красота проступила и заиграла в другом ракурсе. Поэтому стоит поверить словам современников утверждавших, что царица была истинной красавицей, возможно кроме правильных черт лица там был и светящийся цвет кожи, и необычный оттенок глаз, и белоснежность улыбки. Как вам такая современная интерпретация?))

КЛЕОПАТРА

Какой на самом деле была последняя из Птоломеев, мы, вероятно, никогда и не узнаем.

Ее образ «не разглядеть» и из-за романтического покрывала, сотканного писателями и режиссерами, и из-за грязи, в которой вымазали ее имя римские историки. Не осталось и ее прижизненных изображений.

Что ж, поверим Плутарху, который отмечал огромное обаяние царицы Египта и ее неотразимую прелесть, которая буквально врезалась в душу.

Средние века

ЦАРИЦА ТАМАРА

Мудрая правительница и прекрасная женщина, с именем которой связывают «золотой век» в истории Грузии.

Поэты называли ее «улыбающимся солнцем» и «стройным тростником», безустанно восхваляя ее ум, чарующую красоту и талант полководца. Ее руки добивались восточные правители и царевичи Византии.

Она весьма успешно воевала (в прямом смысле) с бывшим супругом, разгромив его под Тбилиси, и обрела счастье во втором браке.

ЭЛЕОНОРА АКВИТАНСКАЯ

Она была герцогиней и графиней, супругой короля Франции Людовика VII и, позже, короля Англии Генриха II, матерью 10 детей, среди которых были и два будущих английских монарха. Ее роль в истории невозможно переоценить (недаром же ее называли бабушкой средневековой Европы).

… А еще одна была просто красивой женщиной, ангельская красота которой воспевалась трубадурами, а эксцентричное поведение сводило с ума мужчин.

АГНЕС СОРЕЛЬ

Фаворитка короля, которой удалось подружится с королевой, законодательница мод (именно благодаря ей бриллианты стали «лучшими друзьями» женщин, а модные платья обнажали одну грудь) и несравненная красавица, красоту которой признавал даже Папа Римский.

Ее жизнь была яркой, но короткой – один из поборников морали, недолго думая, отравил беременную четверым ребенком девушку ртутью.

СИМОНЕТТА ВЕСПУЧЧИ

Несравненная и прекрасная. Первая красавица Флоренции эпохи Возрождения и «дама сердца» Джулиано Медичи. Ботичелли рисовал с нее Мадонн и Венер, мужчины сходили по ней с ума, но, как ни странно, никому из них и в голову не приходило ревновать ее. Да и женщины не завидовали ей и хвалили за кроткий нрав и милую манеру общения.

… Симонетта умерла от чахотки в 23 года. Но и смерти она была прекрасна...

Новое время

XVI век

БАРБАРА РАДЗИВИЛЛ

Романтическая история любви и трагическая смерть 30-летней красавцы Барбары уже несколько столетий будоражит умы и историков, и литераторов, и художников.

Признанную красавицу и любимую жену великого князя Литовского и короля польского Сигизмунда II Августа, до свадьбы называли «великой распутницей Литвы» и сравнивали ее с Еленой Троянской.

А после смерти ей была уготовала роль Чёрной панны - приведения, которое бродит по коридорам старинного Несвижского замка.

ДИАНА ДЕ ПУАТЬЕ

Фрейлина и фаворитка короля Франции Генриха II.

Ее красота спасла жизнь мятежнику-отцу (король, как и многие мужчин, не смог выдержать слез, струящихся из прекрасных глаз) и позволила «прибрать» к рукам не только Генриха, но и всю власть в королевстве, сделав ее подлинной королевой Франции.

XVII век

НИНОН ДЕ ЛАНКЛО

Она была куртизанкой и хозяйкой литературного салона, писательницей и образованной женщиной, знавшей несколько языков и владеющей несколькими музыкальными инструментами.

Нинон была поразительно красива – до глубокой старости. И при этом – умна и иронична, свободолюбива и экстравагантна.

АНЖЕЛИКА ДЕ ФОНТАНЖ

«Прелестное создание» и одна из многочисленных фавориток Людовика XIV.

Ее судьба - наглядная иллюстрация мужского коварства: всего год носила она «титул» официальной фаворитки. А затем – тяжелые роды, мертвый ребенок и прощальный подарок от короля – титул герцогини де Фонтанж.

Официальная отставка. Отвергнутая и так и оправившаяся после родов, она удалилась в монастырь, где и умерла в возрасте 20 лет.

XVIII век

МАДАМ РЕКАМЬЕ

Жюли Рекамье. Умница и красавица. Жена банкира и хозяйка знаменитого на весь Париж салона, где собирались не только писатели, но и противники политики Наполеона.

Она пленяла своей чарующей красотой, заставляла терять голову и разбивала сердца. Но – не переходила границ, предпочитая оставлять своих поклонников в категории друзей.

КИТТИ ФИШЕР

Какой она была – Китти Фишер? История об этом умалчивает.

Известно лишь то, что она была жрицей любви, что ее любили рисовать художники, что ее красоте смертельно завидовали, что была она красива и не знала меры в мейк-апе. Это и привело ее к смерти от отравления свинцом, который в то время содержался в белилах.

XIX век

ЛИНА КАВАЛЬЕРИ

Ее называли первой фотомоделью и последней «роковой женщиной Прекрасной Эпохи». Художники писали ее портреты, а открытки с ее изображением разлетались по всему миру миллионами! О ней снимали кино и писали книги… Она была оперной певицей, которой рукоплескал весь мир.

Но причиной успеха был отнюдь не исключительный голос примадонны, а ее неземная красота. Темноглазая брюнетка, которая разбивала сердца мужчин и заставляла рыдать залы. Красавица с разбитым сердцем, страдающая от потерянной любви…

НАТАЛЬЯ ГОНЧАРОВА (ПУШКИНА)

Ее имя навсегда связано с именем Пушкина. «Чистейшей прелести чистейший образец», – писал о ней поэт. Она была его любовью, его музой, матерью его детей.

Ее прямо и косвенно обвиняли в его гибели… Хрупкая красавица с осиной талией. Аристократическая бледность. Нежные руки. Обаятельная улыбка и выразительные глаза. Классическая античная красота.

Стоит ли удивляться, что среди ее поклонников был сам император?

Красавицы ХХ века

Начало века

ВЕРА ХОЛОДНАЯ

30 ролей за 4 года. Миллионы поклонников по всему миру и огромные очереди в синематограф (и это в то время, когда бушевала Первая мировая война!). И нелепая смерть всего-то в 26 лет…

Кто бы мог подумать, что тихой и послушной девочке, «полтавской галушечке», как называла ее мать, будет уготована судьба «королевы экрана» – такая яркая и такая драматическая…

ЛИЛИ ЭЛСИ

Утонченная красота Лили вызывает восхищенные вздохи и сегодня.

Но сама она красавицей себя вовсе не считала. Застенчивая и неуверенная в себе, она видела в зеркале лишь излишнюю худобу и совсем не эффектную внешность. Преображалась она лишь на сцене.

Двадцатые годы

ГРЕТА ГАРБО

Холодная скандинавская красота и пронзительный взгляд синих глаз. Огромный талант и ореол тайны.

Одну из величайших актрис прошлого века называли «шведским сфинксом» - за нежелание давать интервью, появляться на премьерах своих фильмов и раздавать автографы поклонникам. Но это только подогревало интерес – все ее фильмы производили фурор, а интригующий взгляд гипнотизировал и покорял…

МАРЛЕН ДИТРИХ

Блондинка в брюках, с алой помадой на губах и неизменной сигаретой.

Королева экрана и революционерка в моде. Знойная женщина и икона стиля. Бунтарка и муза Ремарка и Хемингуэя. Она была умна и образованна, но считала, что женская красота важнее, чем ум. Ведь мужчинам гораздо проще видеть, чем думать. И они, оправдывая это утверждение, укладывались у ее ног штабелями!

Тридцатые годы

ЛЮБОВЬ ОРЛОВА

Не все знают, что первая кинодива СССР была родом из старинного дворянского рода. Отсюда и утонченная, «аристократическая» красота, которую не могли скрыть даже образы домработницы Анюты и или письмоносицы Дуни.

Ее боготворили и копировали. Психиатры ввели даже термин «синдром Орловой». Однако идеал был практически недостижим – талия 43 см, всегда прямая спина, стройные ноги на высоких каблуках – и вечная борьба за красоту.

ВИВЬЕН ЛИ

Ее жизнь была полна головокружительных взлетов и падений. Два «Оскара» (один из которых – за роль Скарлетт в «Унесенных ветром») и разгромные рецензии на спектакль «Ромео и Джульетта», роли Клеопатры и Офелии, страстная любовь, сметающая все преграды, и болезненный развод, жесточайшая работа над собой и слабое здоровье.

Она была одаренной актрисой и потрясающе красивой женщиной, а ее судьба сама по себе могла бы стать сюжетом фильма.

Сороковые годы

РИТА ХЕЙВОРТ

Знаменитая голливудская актриса, ставшая в третьем браке принцессой. Не надеясь на природу, она слегка подкорректировала свою внешность (и это в 40-ых годах прошлого столетия!).

Затем впервые исполнила стриптиз перед камерой (пускай это была всего лишь высокая перчатка) – и стала секс-символом Америки своей эпохи.

БЕТТИ БРОСМЕР

Обладательница совершенно фантастической фигуры (91-45-96), она была настоящим секс-символом 40-ых - 50-ых и самой высокооплачиваемой моделью той поры.

Начав свою карьеру в 13 лет, она более полусотни раз надевала корону королевы красоты на различных конкурсах, позировала более чем для 300 журнальных обложек и зазывно улыбалась со всех бигбордов страны.

Эпоха пятидесятых

МЭРИЛИН МОНРО

Сексуальная блондинка с ранимой душой ребенка…

Талантливая актриса и несчастная женщина, яркая и ослепительная в кино – и наивная, доверчивая и в то же время замкнутая – в жизни. Ее аура пленяла всех без исключения.

Ее любили камера и режиссеры, а она любила жизнь… Наверное, поэтому и кажется такой нелепой официальная версия о ее самоубийстве.

СОФИ ЛОРЕН

Знаменитая итальянская актриса отпраздновала 82-летие. Она не скрывает свой возраст. Более того, активно снимается в рекламе и ведет светскую жизнь, поражая всех своей стройной девичьей фигурой, идеальной прической и макияжем.

В ее «копилке» 181 фильм, 12 наград кинофестивалей (включая «Оскар»), 2 сыновей и любовь миллионов почитателей ее красоты и таланта.

Шестидесятые

ОДРИ ХЕПБЕРН

О ней говорили, что при рождении ее поцеловал в щечку Бог. Она была не только выдающейся актрисой и фотомоделью, но и послом доброй воли, а ее имя навсегда стало синонимом не только таланта, но и женственности, истинной красоты, великодушия и очарования.

Ее глаза всегда излучали добро и улыбку, у нее был ангельский характер и потрясающая работоспособность, она без остатка отдавала себя людям – и стала эталоном Настоящей Леди.

БРИДЖИТ БОРДО

В начале 50-ых она произвела настоящий фурор, появившись в кино.

Затем на пляже в бикини, затем подарила модницам знаменитую «бабетту», стала моделью для бюста Марианны, символа Франции, а накануне своего 40-летия объявила об уходе из профессии и решила полностью посвятить себя защите животных.

Семидесятые

КЛАУДИА КАРДИНАЛЕ

Одна из самых красивых женщин мира никогда не мечтала о карьере актрисы, планируя стать учителем, чтобы обучать грамоте детей в Африке. Но судьба распорядилась иначе.

Поразительная красота, колдовские черные глаза и Его величество Случай сделали ее звездой мирового кино, любимой актрисой Лукино Висконти и Федерико Феллини.

ИРИНА АЛФЕРОВА

Чарующие васильковые очи и мягкая женственная красота принесли актрисе больше хлопот, чем радости.

Еще в юности она тяготилась своей внешностью: мужчины проявляли повышенное внимание, женщины откровенно завидовали. Да и в карьере красота не особо ей помогла: роли Даши в Констанции – скорее, исключение из правила. Вот и сама актриса не любит, когда хвалят ее красоту – предпочитает, что бы ценили ее актерские способности.

Восьмидесятые годы

Детство в семье алкоголиков, участие в телешоу и последовавшее за этим погружение в разгульную жизнь – с клубами, бесконечными тусовками и кокаином. Она смогла все это перебороть.

Удивительная стойкость характера позволили ей добиться мировой славы – одна из самых красивых женщин планеты стала первой актрисой с 10-миллионым гонораром. Хотя личная жизнь оказалось не столь успешной как карьера…

КИМ БЕССИНДЖЕР

Красота Ким расцвела только к 17 годам. Зато каким пышным цветом!

Титул «Мисс Джорджия», успешная карьера модели, затем – не менее успешная – в кино. Она была секс-символом 90-ых: позировала для «Playboy», снялась в эротической мелодраме «9 1/2 недель» и даже получила «Оскар» за роль проститутки в фильме «Секреты Лос-Анджелеса».

Конец столетия

Знойная итальянка, модель в прошлом и актриса – в настоящем, она хоть и перешагнула полувековой рубеж, но до сих пор «разит наповал» одним только взглядом.

Ее красота практически совершенна. Режиссеры видели в ней и Марию Магдалину, и Клеопатру, и куртизанку. Она была «лицом» Dior и представляла бренд Dolce & Gabbana, снималась обнаженной для глянца (даже будучи «в интересном положении») и позировала легендарным фотографам.

КЛАУДИЯ ШИФФЕР

Рост – 180 см, 41-ый размер ноги – в подростковом возрасте Клаудия ужасно комплексовала и стеснялась своих совсем «не женских» параметров. И даже приглашение на пробную фотосессию она сочла ошибкой.

Ну, а потом были - обложка «Elle» (а впоследствии – и Cosmopolitan, Harper’s Bazaar, Marie Claire, Playboy, Vogue и др. журналов), бесчисленные показы ведущих домов моды, контракт с L’Oreal и Chanel. И великий Лагерфельд, для которого она стала музой.

(Visited 39 816 times, 13 visits today)

Публикации раздела Музеи

Татьяны до и после Пушкина: портреты трех веков

С читается, что популярным имя Татьяна стало после публикации романа «Евгений Онегин». Однако и до этого в дворянской среде это имя не было редкостью. Вспоминаем портреты Татьян с XVIII по ХХ век вместе с Софьей Багдасаровой .

А. Антропов. Портрет княгини Татьяны Алексеевны Трубецкой. 1761. ГТГ

А. Пэн. Портрет княжны Татьяны Борисовны Куракиной. 1-я пол. XVIII века, ГЭ

Неизвестный художник. Портрет Анастасии Нарышкиной с дочерьми Татьяной и Александрой. Начало 1710-х годов, ГТГ

Девочек из рода Романовых крестили Татьянами еще в XVII веке: например, так звали сестру первого царя Михаила Федоровича и его младшую дочь. Потом это имя из царской династии исчезло, и следующая Татьяна появилась в императорской семье в 1890-х годах. Однако в дворянских семьях XVII и XVIII века имя оставалось популярным. Одна из самых известных Татьян - Татьяна Шувалова. Ее сын, фаворит императрицы Елизаветы Иван Шувалов, выбрал день именин матери для того, чтобы подписать указ об основании Московского университета. Так Татьянин день стал Днем студента. Портрета Татьяны Шуваловой не сохранилось.

Старейшим русским портретом с Татьяной, видимо, стал семейный портрет Нарышкиных 1710-х годов. На нем изображена дочь первого коменданта Петербурга, московского губернатора Кирилла Нарышкина с матерью и сестрой. Неизвестный художник не очень тонко проработал лица, но тщательно выписал узоры на ткани и модный кружевной фонтанж (головной убор) матери.

Писать портрет дочери князя Бориса Куракина - и племянницы царицы Евдокии Лопухиной - пригласили придворного художника прусского короля Антуана Пэна. Директор Берлинской академии художеств в традициях классицизма проработал светотени, складки одежды и даже передал тончайшие переливы дорогой ткани на плечах княжны Татьяны Куракиной.

Княгиня Татьяна Трубецкая - сестра поэта Федора Козловского - на портрете 1761 года выглядит ярко: художник Алексей Антропов изобразил ее в наряде, украшенном красными и зелеными бантами и цветами. Княгиня при полном макияже: в те годы было модно не только пудриться, но и наносить румяна, подводить брови.

Д. Левицкий. Портрет Татьяны Петровны Разнатовской. 1781. Государственный художественный музей Беларуси

Н. Аргунов. Портрет балерины Татьяны Васильевны Шлыковой-Гранатовой. 1789. Кусково

Э. Виже-Лебрён. Портрет Татьяны Васильевны Энгельгардт. 1797. Фудзи-музей, Токио

Через двадцать лет Дмитрий Левицкий написал Татьяну Разнатовскую. Молодая женщина с горделивой осанкой выглядит благородно и изысканно. Ее светло-голубое платье и белая шелковая накидка контрастируют с темным глубоким фоном в живописных традициях тех лет.

Одна из богатейших женщин России - племянница князя Потемкина Татьяна Энгельгардт вышла замуж за одного из Юсуповых и принесла в их семью гигантское состояние и наследственное имя Татьяна. На портрете кисти заезжей французской портретистки Виже-Лебрён Татьяна Энгельгардт плетет венок из роз и одета уже по новой моде - в платье с высокой талией.

Исследователи считают, что среди крестьян имя Татьяна в XVIII–XIX веках было в три раза популярнее, чем у дворян. Крепостной художник Шереметевых Николай Аргунов изобразил крестьянку Татьяну Шлыкову - актрису крепостного театра - в элегантном сценическом костюме. Позже граф подобрал своим красавицам-актрисам «драгоценные» фамилии. Шлыкова стала Гранатовой, а ее «коллеги» - Жемчуговой и Бирюзовой.

А. Брюллов. Портрет Татьяны Борисовны Потемкиной. 1830-е. ВМП

В. Тропинин. Портрет Татьяны Сергеевны Карпаковой. 1818. Музей изобразительных искусств республики Татарстан

К. Рейхель. Портрет Татьяны Васильевны Голицыной. 1816, ГРМ

Среди увековеченных на полотнах Татьян есть и другие актрисы. В 1818 году Василий Тропинин изобразил юную танцовщицу Карпакову. Ее родители играли в Императорских театрах, а сама она с детства увлекалась балетом. Татьяна Карпакова танцевала на сцене Большого театра с 12 лет, современники восхищались ее выразительной мимикой, легкостью танца и безупречной техникой.

В том же году был создан портрет княгини Татьяны Голицыной. Невестка Натальи Голицыной, прототипа пушкинской Пиковой дамы, изображена в черном берете. В первой трети XIX века эти головные уборы традиционно носили замужние дамы. Правда, чаще модницы предпочитали яркие цвета - малиновый, зеленый, алый.

«Ширина берета простирается до двенадцати вершков; верхняя часть их одного, нижняя другого цвета. Материи, из коих делают такие береты, также разные: атлас и бархат. Сии береты надевают на голову так криво, что один край почти касается плеча».

Выдержка из журнала мод XIX века

На акварели Александра Брюллова 1830-х годов изображена Татьяна Потемкина. На ней модель одета в наряд, который укрывает не только плечи, но и шею, уши и волосы княгини: Потемкина была очень религиозной. Став духовной дочерью святителя Игнатия (Брянчанинова), она заботилась о распространении православия, строила храмы, отдавала огромные деньги на благотворительность и, разумеется, не позволяла себе носить декольте.

В. Васнецов. Портрет Татьяны Анатольевны Мамонтовой (1884, ГТГ)

И. Репин. Портрет Татьяны Львовны Толстой (1893, Ясная Поляна)

Ф. Винтерхальтер. Потрет Татьяны Александровны Юсуповой (1858, ГЭ)

В 1825–1837 годах частями публиковался «Евгений Онегин» Александра Пушкина . Татьяна Ларина стала «первой Татьяной» русской литературы - до этого писатели предпочитали другие имена. После выхода романа имя стало гораздо популярнее - многие называли своих дочерей в честь романтичной и добродетельной героини Пушкина.

Но портретов Татьян этих лет сохранилось не так уж много. Среди них - полотно, на котором модный портретист Франц Ксавер Винтерхальтер изобразил Татьяну Юсупову. Героиня портрета унаследовала его от бабушки Татьяны Энгельгардт, так же Юсупова назвала и одну из своих дочерей.

Портреты дочерей Льва Толстого и Анатолия Мамонтова созданы в 1880–90-х годах, их написали Б. Кустодиев. Портрет Татьяны Николаевны Чижовой. 1924. Ивановский областной художественный музей

М. Врубель. Портрет Татьяны Спиридоновны Любатович в роли Кармен. 1890-е. ГТГ

К началу ХХ века в Москве и Московской губернии имя Татьяна стало пятым по популярности после Марии, Анны, Екатерины и Александры.

Портрет одной из Татьян принадлежит и кисти Михаила Врубеля . Оперная певица Татьяна Любатович изображена в роли Кармен - в начале ХХ века это был очень популярный образ среди художников и героинь их полотен.

В 1908 году саратовский художник Александр Савинов написал полотно «Арфистка». Его героиней стала жена известного философа Семена Франка Татьяна Франк (в девичестве - Барцева). Орнаментальный портрет с фактурным тоном и приглушенными красками Савинов создал в традициях набирающего силу нового стиля - модернизма.

В этом артистичном кружке Татьян примечателен «Портрет артистки Татьяны Чижовой», его Борис Кустодиев написал в 1924 году. В названии картины - неточность. После смерти Кустодиева портрет передали в Русский музей, и сокращение в подписи «арх.» расшифровали как «артистка». На самом деле Татьяна Чижова была археологом. На портрете она изображена в любимом платье и с бабушкиным перстнем на пальце.

Матушка-природа ничего совершеннее женщины не изобрела. Это всею мощью своего таланта всю жизнь доказывал, и таки доказал, один из величайших живописцев XIX века Франц Ксавьер Винтерхальтер.Его фамилия - составная. И первая часть переводится как «зима». А как переводится вторая - и без меня все знают...Но вот, что это значит в совокупности, я не понимаю... Это для меня первая загадка художника. :)Так написать женщину, как это делал герой нашего рассказа, в середине XIX века в Европе умели не многие живописцы.Заказчицам неимоверно импонировало, что Винтерхальтер, как никто, умел придать женской фигуре грациозность и изящество, глазам - таинственность, а улыбке - многообещающее лукавство. А уж как он передавал изысканные дамские туалеты! Под его кистью атлас шелковисто струится, кружева тончайшей вязью окутывают, драгоценные камни и жемчуга мерцают. Но самое главное: он принципиально не видит у изображаемых дам недостатков! На его портретах все они невероятно красивы, но при этом похожи на самих себя. Как он это делал - вторая загадка Винтерхальтера. Но это - величайшее искусство!

Франц Ксавье Винтерхальтер родился в 1805 году в маленькой деревне в Шварцвальде. В13 лет ушёл из дому обучаться рисованию.

Автопортрет в возрасте 17 лет

А когда ему стукнуло 18, он за свой талант удостоился стипендии великого герцога Баденского и начинает обучаться в Академии художеств.

На жизнь парень зарабатывает тяжелым трудом литографа...

Автопортрет в возрасте 25 лет

Автопортрет с братом Германом

Вступление Винтрехальтера в придворные круги состоялось в 1828 году, когда он стал учителем рисования маркграфини Баденской Софии. Вскоре учитель утверждается придворным художником…

София, маркграфиня Баденская

Но он не задерживается в Бадене, а перемещается во Францию, где на выставке 1836 года всеобщее внимание привлекли две его жанровые картины - Il dolce Farniente и Il Decameron.

Декамерон

Винтерхальтер быстро сделался модным. О нем говорят.

Успех приносит ему репутацию мастера аристократической портретной живописи, способного сочетать «точность портретного сходства с не всеми уловимой лестью». За это и был назначен придворным художником Луи-Филиппа, короля Франции.
Но в высоких художественных кругах репутация Винтерхальтера от этого только пострадала.

Критики отвернулись.

Но заказы от аристократов при этом сыпались дождём.

Виктория Августа Антуанетта Саксен-Кобург-Гота-Кохари, герцогиня де Немур

Франческа Каролина Браганза, принцесса де Жуанвиль

Революция и падение короля Луи-Филиппа в 1848 году вынудили Винтерхальтера уехать в Швейцарию, где он вернулся к тематической живописи и написал полотно «Флоринда», являющее собой радостный праздник женской красоты. Пишет пастушек, молочниц и других простых сельских девушек...

Флоринда

Весна

После вступления на престол Наполеона III вернулась и востребованность художника лучшими домами Франции.

Он продолжил «неуловимо льстить», изображая струящийся атлас и волнительные кружева...

А есть ли женщина, равнодушная к изображению платья, в котором она позирует художнику?

Но кроме того мастеровитый Винтерхальтер умел передавать на холсте шелковистость волос, блеск глаз, бархатной кожи и чувствительность губ...

Критики критиковали, но они не могли остановить поток заказов от графинь, принцесс, герцогинь и императриц.

И все они терпеливо стояли к нему в очередь!

Александр Дюма видел это своими глазами: «Дамы в течение месяцев ждут своей очереди, чтобы попасть в ателье Винтерхальтера, они записываются, они имеют свои порядковые номера и ждут - одна год, другая восемнадцать месяцев, третья два года. Наиболее титулованные имеют преимущества…»

Королева Виктория, 1843 г.

Королева Виктория, 1859 г.

Королева Виктория, принц Альберт и маленький принц Артур принимают подарки от герцога Веллингтона

По самую макушку погруженный в атмосферу женской прелести, художник лишь на 47-м году жизни решает создать собственную семью, но его предложение руки и сердца было отвергнуто.

Имя этой женщины история умалчивает, но делает намёки, и один из них у нас с вами впереди…

***
Когда «королевский художник» Винтерхальтер стал пользоваться постоянным спросом при дворах Британии, Испании, Бельгии, Германии, Франции, этот всеевропейский ажиотаж не мог пройти мимо российских аристократок. Приезжавшие в Париж русские дворянки тоже вставали в очередь.

Там были императрицы, великие княгини, а также прекрасные представительницы княжеских и графских родов.

Леонилла Барятинская, княгиня Сайн-Витгенштейн-Сайн, 1843 г.

Леонилла Барятинская, княгиня Сайн-Витгенштейн-Сайн, 1849 г.

Императрица Александра Федоровна, супруга императора Николая I

Императрица Мария Александровна, жена Александра II

Великая княгиня Ольга Николаевна, дочь императора Николая I

Великая княгиня Александра Иосифовна, супруга Константина Николаевича,

младшего брата императора Александра II

Графиня Софья Бобринская, урожденная Шувалова

Княгиня Елизавета Эсперовна Трубецкая

Елизавета Александровна Чернышева, княгиня Барятинская

Софья Трубецкая графиня де Морни супруга Щарля Огюста Жозефа Луи графа де Морни

Графиня Ольга Шувалова

Елена Шувалова, в первом браке Орлова-Денисова

Со временекм стало очевидным и общепризнанным, что самый волнительный портрет русской красавицы кисти Винтерхальтера - это портрет Варвары Дмитриевны Римской-Корсаковой.

Варвара Дмитриевна была звездой высшего света Москвы и Санкт-Петербурга.

Варвара Дмитриевна Римская-Корсакова

Надменный Париж тоже склонился в восхищении перед ее красотой, которая затмевала красоту первой французской красавицы - императрицы Евгении, чем вызвала большое недовольство последней.

Императрица Евгения

Имеператрица Евгения с фрейлинами

При этом русскую красавицу Варвару Винтерхальтер писал дважды.

И оба раза у него Римская-Корсакова не просто красива, она ослепительно прекрасна!

Всем заметная личная симпатия художника не позволяет отнести изображение Варвары Дмитриевны к числу обычных парадных портретов.

Зато это позволило сделать вывод, что художник был в неё тайно влюблен.

Так ли это на самом деле?

Но это навсегда осталось третьей загадкой Винтерхальтера, которую он в 1871 году унес с собою в могилу, так и оставшись неженатым.

Написав столько портретов русских красавиц, художник никогда не бывал в России!

И эту, последнюю, загадку Винтерхальтер тоже унёс с собою.

Характер женщины весьма своеобразно соотносится с культурой эпохи. С одной стороны, женщина с ее напряженной эмоциональностью, живо и непосредственно впитывает особенности своего времени, в значительной мере обгоняя его. В этом смысле характер женщины можно назвать одним из самых чутких барометров общественной жизни.

Реформы Петра I перевернули не только государственную жизнь, но и домашний уклад. П ервое последствие реформ для женщин — это стремление внешне изменить облик, приблизиться к типу западноевропейской светской женщины. Меняется одежда, прически. Изменился и весь способ поведения. В годы петровских реформ и последующие женщина стремилась как можно меньше походить на своих бабушек (и на крестьянок).

Положение женщины в русском обществе с началом XIX века еще более переменилось. Эпоха Просвещения XVIII века не прошла даром для женщин наступившего века. Борьба за равенство просветителей имела прямое отношение к женщине, хотя многие мужчины по-прежнему были далеки от мысли об истинном равенстве с женщиной, на которую смотрели как на существо неполноценное, пустое.

Жизнь светского общества была тесно связана с литературой, модным поветрием в которой был в то время романтизм. Женский характер, помимо отношений в семье, традиционного домашнего образования (только единицы попадали в Смольный институт) формировался за счет романтической литературы. Можно сказать, что светскую женщину пушкинской поры создали книги. Романы были некими самоучителями тогдашней женщины, они формировали новый женский идеальный образ, которому, как моде на новые наряды, следовали и столичные, и провинциальные дворянские барышни.

На смену женскому идеалу XVIII века - пышущей здоровьем, дородной, полной красавицы, - приходит бледная, мечтательная, грустная женщина романтизма «с французской книжкою в руках, с печальной думою в очах». Ради того, чтобы выглядеть модной девицы томили себя голодом, месяцами не выходили на солнце. В моде были слезы и обмороки. Реальная жизнь, как и здоровье, деторождение, материнство, казалась «вульгарной», «недостойной» истинной романтической девицы. Следование новому идеалу подняло женщину на пьедестал, началась поэтизация женщины, что, в конечном счете, способствовало повышению общественного статуса женщины, росту истинного равенства, что и продемонстрировали вчерашние томные барышни, ставшие женами декабристов.

За указанный период в русском дворянском обществе сформировалось несколько различных типов женской натуры.

Одним из самых ярких типов можно назвать тип "салонной дамы", "столичной штучки" или "светской львицы", как ее назвали бы сейчас. В столице, в высшем свете этот тип встречался наиболее часто. Эти утонченные красавицы, созданные модным французским салонным воспитанием, весь круг своих интересов ограничивали будуаром, гостиной и бальной залой, где они были призваны царить.

Их называли царицами гостиных, законодательницами мод. Хотя в начале XIX века женщина была выключена из государственной жизни, но исключенность из мира службы не лишала ее значительности. Напротив роль женщины в дворянском быту и культуре становится все заметнее.

Особое значение в этом смысле приобретала так называемая светская жизнь и — более конкретно — феномен салона (в том числе и литературного). Русское общество во многом здесь следовало французским образцам, по которым светская жизнь осуществляла себя прежде всего через салоны. "Выезжать в свет" означало "бывать в салонах".

В России, как и во Франции начала XIX века, салоны были различными: и придворными, и роскошно-светскими, и более камерными, полусемейными, и такими, где царствовали танцы, карты, светская болтовня, и литературно-музыкальными, и интеллектуальными, напоминавшими университетские семинары.

Анна Алексеевна Оленина

Хозяйка салона была центром, культурно значимой фигурой, "законодательницей". При этом, сохраняя статус образованной, умной, просвещенной женщины, она могла, конечно, иметь различный культурный имидж: прелестной красавицы, шалуньи, ведущей рискованную литературно-эротическую игру , милой и обольстительной светской остроумицы, утонченной, музыкальной, европеизированной аристократки, строгой, несколько холодной "русской мадам Рекамье" либо спокойной, мудрой интеллектуалки.

Мария Николаевна Волконская

Александра Осиповна Смирнова

XIX век - это время флирта, значительной свободы светских женщин и мужчин. Брак не является святыней, верность не рассматривается как добродетель супругов. Каждая женщина должна была иметь своего кавалера или любовника. Светские замужние женщины пользовались большой свободой в своих отношениях с мужчинами (кстати, обручальные кольца носили сначала на указательном пальце, и только к середине XIX века оно появилось на безымянном пальце правой руки). При соблюдении всех необходимых норм приличий они не ограничивали себя ничем. Как известно, «гений чистой красоты» Анна Керн, оставаясь замужней женщиной, выданной некогда за пожилого генерала, вела отдельную от него, фактически независимую жизнь, увлекаясь сама и влюбляя в себя мужчин, среди которых оказался А. С. Пушкин, а к концу ее жизни - даже юный студент.

Правила столичной кокетки.

Кокетство, беспрерывное торжество рассудка над чувствами; кокетка должна внушать любовь, никогда не чувствуя оной; она должна столько же отражать от себя это чувство сие, сколько и поселять оное в других; в обязанность вменяется ей не подавать даже виду, что любишь, из опасения, чтоб того из обожателей, который, кажется, предпочитается, не сочли соперники его счастливейшим: искусство ее состоит в том, чтобы никогда не лишать их надежды, не подавая им никакой.

Муж, ежели он светский человек, должен желать, чтоб жена его была кокетка: свойство такое обеспечивает его благополучие; но прежде всего должно, чтоб муж имел довольно философии согласиться на беспредельную доверенность к жене своей. Ревнивец не поверит, чтоб жена его осталась нечувствительною к беспрестанным исканиям, которыми покусятся тронуть ее сердце; в чувствах, с которыми к ней относятся, увидит он только намерение похитить у нее любовь к нему. Оттого и происходит, что многие женщины, которые были бы только кокетками, от невозможности быть таковыми делаются неверными; женщины любят похвалы, ласкательства, маленькие услуги.

Мы называем кокеткою молодую девушку или женщину, любящую наряжаться для того, чтоб нравиться мужу или обожателю. Мы называем еще кокеткою женщину, которая без всякого намерения нравиться следует моде единственно для того, что звание и состояние ее того требуют.

Кокетство приостанавливает время женщин, продолжает молодость их и приверженность к ним: это верный расчет рассудка. Извиним, однако же, женщин, пренебрегающих кокетством, убедясь в невозможности окружить себя рыцарями надежды, пренебрегли они свойством, в котором не находили успехов.

Высший свет, особенно московский, уже в XVIII веке допускал оригинальность, индивидуальность женского характера. Были женщины — позволявшие себе скандальное поведение, открыто нарушавшие правила приличия.

В эпоху романтизма «необычные» женские характеры вписались в философию культуры и одновременно сделались модными. В литературе и в жизни возникает образ «демонической» женщины, нарушительницы правил, презирающей условности и ложь светского мира. Возникнув в литературе, идеал демонической женщины активно вторгся в быт и создал целую галерею женщин — разрушительниц норм «приличного» светского поведения. Этот характер становится одним из главных идеалов романтиков.

Аграфена Федоровна Закревская (1800-1879) — жена Финляндского генерал-губернатора, с 1828 года — министра внутренних дел, а после 1848 года — московского военного генерал-губернатора А. А. Закревского. Экстравагантная красавица, Закревская была известна своими скандальными связями. Образ ее привлекал внимание лучших поэтов 1820-1830-х годов. Пушкин писал о ней (стихотворение «Портрет», "Наперсник"). Закревская же была прототипом княгини Нины в поэме Баратынского «Бал». И наконец, по предположению В. Вересаева, ее же нарисовал Пушкин в образе Нины Воронской в 8-й главе «Евгения Онегина». Нина Воронская — яркая, экстравагантная красавица, «Клеопатра Невы» — идеал романтической женщины, поставившей себя и вне условностей поведения, и вне морали.

Аграфена Федоровна Закревская

Еще в 18 веке в русском обществе сформировался еще один оригинальный тип русской барышни - институтка. Это были девушки, получившие образование в учрежденном в 1764 году Екатериной II Воспитательном обществе для благородных девиц, позже называемом Смольным институтом. Питомиц этого славного учреждения называли также "смолянками" или "монастырками". Основное место в учебной программе уделялось тому, что считали необходимым для светской жизни: изучению языков (прежде всего французского) и овладению «дворянскими науками» — танцами, музыкой, пением и т. д. Воспитание их происходило в строгой изоляции от внешнего мира, погрязшего в «суевериях» и «злонравии». Именно это должно было способствовать созданию «новой породы» светских женщин, которые смогут цивилизовать жизнь дворянского общества.

Особые условия воспитания в женских институтах, как стали называться училища, устроенные по образцу Воспитательного общества благородных девиц, хотя и не создали «новую породу» светских женщин, но сформировали оригинальный женский тип. Это показывает само слово «институтка», означая любого человека «с чертами поведения и характером воспитанницы подобного заведения (восторженного, наивного, неопытного и т. п.)». Этот образ вошел в пословицу, породил множество анекдотов и отразился в художественной литературе.

Если первые «смолянки» воспитывались в гуманной и творческой атмосфере, которую поддерживал просветительский энтузиазм основателей Воспитательного общества, то впоследствии возобладали формализм и рутина обычного казенного учреждения. Все воспитание стало сводиться к поддержанию порядка, дисциплины и внешнего благообразия институток. Основным средством воспитания были наказания, что отдаляло институток от воспитательниц, большинство которых составляли старые девы, завидовавшие молодежи и с особенным рвением исполнявшие свои полицейские обязанности. Естественно, что между воспитательницами и воспитанницами зачастую шла самая настоящая война. Она продолжалась и в институтах второй половины ХIХ века: либерализацию и гуманизацию режима сдерживал недостаток хороших и просто квалифицированных воспитательниц. Воспитание по-прежнему основывалось «больше на манерах, умении держать себя comme il faut, отвечать вежливо, приседать после нотации от классной дамы или при вызове учителя, держать корпус всегда прямо, говорить только на иностранных языках».

Однако в отношениях между самими институтками манерность и чопорность институтского этикета сменялись дружеской откровенностью и непосредственностью. Институтской «выправке» противостояло здесь свободное проявление чувств. Это приводило к тому, что обычно сдержанные и даже «конфузливые» на людях институтки иногда могли повести себя совершенно по-детски. В своих воспоминаниях одна из институток ХIХ века называет «глупым институтством» то, что произошло с ней, когда разговор с неизвестным молодым человеком перешел на «институтскую тему» и затронул любимые ее предметы: «начала хлопать в ладоши, скакать, хохотать». «Институтство» вызывало резкую критику и насмешки со стороны окружающих, когда воспитанницы выходили из института. «Не из луны ли вы к нам пожаловали?» — обращается к институткам светская дама в романе Софьи Закревской «Институтка» и далее отмечает: «А это детское простосердечие, которое так резко выказывается при совершенном незнании светских приличий… Уверяю вас, в обществе сейчас можно узнать институтку».

Обстоятельства жизни в закрытом учебном заведении замедляли взросление институток. Хотя воспитание в женском обществе и акцентировало зарождавшиеся в девушках душевные переживания, формы их выражения отличались детской обрядностью и экспрессивностью. Героиня романа Надежды Лухмановой «Институтка» хочет попросить у человека, к которому она испытывает симпатию, «что-нибудь на память, и это “что-нибудь” — перчатку, платок или хоть пуговицу — носить на груди, тайно осыпая поцелуями; затем подарить что-нибудь соответственное ему, а главное плакать и молиться, плакать на виду у всех, возбуждая к себе этими слезами интерес и сочувствие»: «так делали все в институте, и выходило очень хорошо». Аффектированная чувствительность отличала выпущенных в свет институток от окружающего общества и осознавалась им как типично институтская черта. «Показать всем свою печаль, — думает та же героиня, — еще смеяться станут, скажут: сентиментальная институтка». Эта черта отражала уровень развития воспитанниц институтов благородных девиц, вступавших во взрослую жизнь с душой и культурными навыками девочки-подростка.

Во многих отношениях они мало чем отличались от своих сверстниц, не получивших институтского воспитания. Это воспитание, например, так и не смогло преодолеть «суеверие веков», на что рассчитывали его учредители. Институтские суеверия отражали бытовые предрассудки дворянского общества. Они включали в себя и характерные для послепетровской России формы «цивилизованного» язычества, вроде обожествления супруги Александра I, императрицы Елизаветы Алексеевны, воспитанницами Патриотического института, причислившими ее после смерти к «лику святых» и сделавшими из нее своего «ангелахранителя». Элементы традиционных верований сочетаются с влиянием западноевропейской религиозно-бытовой культуры. Институтки «все до одной боялись покойников и привидений», что способствовало широкому распространению легенд о «черных женщинах», «белых дамах» и других сверхъестественных обитательницах помещений и территории институтов. Очень подходящим местом для бытования таких рассказов являлись старинные здания Смольного монастыря, с которыми была связана ходячая легенда о замурованной там монахине, пугавшей по ночам боязливых смолянок. Когда же «напуганное воображение» рисовало институткам «ночных призраков», со страхами боролись испытанным детским способом.

«Разговор о чудесном и о привидениях был одним из самых любимых, — вспоминала воспитанница Патриотического института. — Мастерицы рассказывать говорили с необыкновенным увлечением, меняли голос, вытаращивали глаза, в самых поразительных местах хватали за руку слушательниц, которые с визгом разбегались в разные стороны, но, поуспокоясь немного, трусихи возвращались на покинутые места и с жадностью дослушивали страшный рассказ».

Известно, что коллективное переживание страха помогает преодолевать его.

Если младшие воспитанницы довольствовались пересказом «суеверных сказок», услышанных от сиделок и прислуги, то старшие рассказывали «волшебные сказки» собственного сочинения, пересказывали прочитанные или же выдуманные ими самими романы.

Оторванные от интересов современной жизни институтские курсы русской и иностранной литератур не восполнялись внеклассным чтением, которое всячески ограничивалось и контролировалось, чтобы оградить институток от «вредных» идей и неблагопристойностей и сохранить в них детскую невинность ума и сердца.

«Зачем им душу возвышающее чтение, — говорила начальница одного из институтов классной даме, читавшей по вечерам воспитанницам Тургенева, Диккенса, Достоевского и Льва Толстого, — это надо народ возвышать, а они и так из высшего класса. Им важно невинность воспитать»

Институт строго оберегал младенческую непорочность своих воспитанниц. Она считалась основой высокой нравственности. Стремясь оставить институток в неведении относительно греховных страстей и пороков, воспитатели доходили до форменных курьезов: иногда седьмую заповедь даже заклеивали бумажкой, чтобы воспитанницы вообще не знали, о чем здесь идет речь. Варлам Шаламов писал и об особых изданиях классиков для институток, в которых «было больше многоточий, чем текста»:

«Выброшенные места были собраны в особый последний том издания, который ученицы могли купить лишь по окончании института. Вот этот-то последний том и представлял собой для институток предмет особого вожделения. Так девицы увлекались художественной литературой, зная “назубок” последний том классика».

Даже скабрезные анекдоты об институтках исходят из представлений об их безусловной невинности и непорочности.

Однако романы привлекали воспитанниц не только «греховной» темой или занимательным сюжетом, который можно было пересказать перед сном подругам. Они давали возможность познакомиться с той жизнью, что шла за «монастырскими» стенами.

«Я вышла из института, — вспоминала В. Н. Фигнер, — с знанием жизни и людей только по романам и повестям, которые читала».

Естественно, что многих институток обуревала жажда попасть в героини романа. Очень способствовали тому и «фантазерки, начитавшиеся романов»: они выводили «затейливые узоры по канве <…> бедняжек, бедных фантазией, но жаждавших романтических картин в их будущем».

Мечты о будущем занимали все более существенное место в жизни воспитанниц по мере того, как приближался выпуск из института. Мечтали не столько в одиночку, сколько сообща: вместе с ближайшей подругой или всем отделением перед сном. Этот обычай является ярким примером «чрезмерной сообщительности» воспитанниц, которая приучала их «не только действовать, но и думать вместе; советоваться со всеми в мельчайших пустяках, высказывать малейшие побуждения, проверять свои мнения другими». Овладевая сложным искусством парного хождения (которое служило одним из характерных признаков институтского воспитания), институтки разучивались ходить в одиночку. Им действительно «чаще приходилось говорить мы, чем я». Отсюда и неизбежность коллективного мечтания вслух. Характерна реакция одного из героев чеховского «Рассказа неизвестного человека» на предложение «мечтать вслух»: «Я в институте не был, не проходил этой науки»

Обращает внимание подчеркнуто праздничный характер жизни, о которой мечтали в институтах. Институтки отталкивались от скучного однообразия порядков и суровой дисциплины институтской жизни: будущее должно было быть полной противоположностью окружавшей их действительности. Определенную роль играл и опыт общения с внешним миром, будь то встречи с нарядно одетыми людьми во время воскресных свиданий с родственниками или же институтские балы, на которые приглашались воспитанники самых привилегированных учебных заведений. Оттого будущая жизнь казалась беспрерывным праздником. Это порождало драматическую коллизию между институтскими мечтами и реальностью: многим институткам приходилось «прямо с облаков спуститься в самый неказистый мир», что крайне осложняло и без того трудный процесс адаптации к действительности.

Институтки были весьма благосклонно приняты культурной элитой конца ХVIII — начала ХIХ века. Литераторы превозносили новый тип русской светской женщины, хотя и усматривали в нем совершенно разные достоинства: классицисты — серьезность и образованность, сентименталисты — естественность и непосредственность. Институтка продолжала играть роль идеальной героини и в романтическую эпоху, которая противопоставляла ее светскому обществу и миру как образец «высокой простоты и детской откровенности». Внешний вид институтки, «младенческая непорочность» мыслей и чувств, ее отстраненность от мирской прозы жизни — все это помогало видеть в ней романтический идеал «неземной красавицы». Вспомним юную институтку из «Мертвых душ» — «свеженькую блондинку <..> с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для мадонны»: «она только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы».

Одновременно существовал и прямо противоположный взгляд на институтку, в свете которого все благоприобретенные ею манеры, привычки и интересы выглядели «жеманством» и «сентиментальностью». Он исходил из того, что отсутствовало в институтках. Воспитанницы женских институтов предназначались для духовного преобразования светского быта, и поэтому институт мало готовил их к практической жизни. Институтки не только ничего не умели, они вообще мало что понимали в практической жизни.

«Тотчас после выхода из института, — вспоминала Е. Н. Водовозова, — я не имела ни малейшего представления о том, что прежде всего следует условиться с извозчиком о цене, не знала, что ему необходимо платить за проезд, и у меня не существовало портмоне».

Это вызывало резко негативную реакцию со стороны людей, занятых повседневными делами и заботами. Они считали институток «белоручками» и «набитыми дурами», Вместе с насмешками над «неловкостью» институток распространялись «стереотипные суждения» о них как об «изрядно невежественных существах, думающих, что на вербах груши растут, остающихся глупо-наивными до конца своей жизни». Институтская наивность стала притчей во языцех.

Осмеяние и возвеличивание институток имеют, по сути дела, одну и ту же точку отсчета. Они лишь отражают различное отношение к детскости воспитанниц институтов благородных девиц, которую культивировали обстановка и быт закрытого учебного заведения. Если на «набитую дуру» взглянуть с некоторым сочувствием, то она оказывалась просто «дитя малое» (как говорит, обращаясь к воспитаннице, институтская горничная: «несмышленыш вы, как дитя малое, только что каля-баля по-французски, да трень-брень на рояле»). А с другой стороны, скептическая оценка образованности и воспитанности институтки, когда она служила образцом «светскости» и «поэтичности», сразу же обнаруживала ее «детское, а не женское достоинство» (что должен был открыть герой задуманной А. В. Дружининым драмы, которая затем превратилась в знаменитую повесть «Полинька Сакс»). В связи с этим и сами институтки, чувствовавшие себя «детьми» в непривычном для них взрослом мире, иногда сознательно играли роль «ребенка», всячески подчеркивая свою детскую наивность (ср.: «все жеманство, так называемое жантильничанье, приторное наивничанье, все это легко развивалось в институтках в первые годы после выпуска, потому что этим забавлялись окружающие»). «Выглядеть» институткой зачастую значило: говорить ребячьим голосом, придавая ему специфически-невинный тон, и смотреть девочкой.

Во времена 18 века - сластолюбивого сентиментализма, жеманства и куртизанства, заполнявших праздную, сытую жизнь светской среды, такие лилейные барышни и нравились. И не имело значения, что эти прелестные создания, ангелы во плоти, какими они казались на паркете в салонной обстановке, в обыденной жизни оказывались плохими матерями и женами, расточительными и неопытными хозяйками, да и вообще существами, ни к какому труду и полезной деятельности не приспособленными.

Подробнее о воспитанницах Смольного института -

Для того, чтобы обрисовать другие типы русских девушек из дворянской среды, мы снова обратимся к художественной литературе.

Тип уездной барышни ярко представлен в произведениях Пушкина, придумавшего этот термин: это и Татьяна Ларина («Евгений Онегин»), и Маша Миронова («Капитанская дочка») и Лиза Муромская («Барышня-крестьянка»)

Эти милые, простодушные и наивные создания - полная противоположность столичным красавицам.«Эти девушки, выросшие под яблонями и между скирдами, воспитанные нянюшками и природою, гораздо милее наших однообразных красавиц, которые до свадьбы придерживаются мнения своих матерей, а там — мнения своих мужьёв»,— сказано в пушкинском «Романе в письмах».

Песней об «уездных барышнях», поэтическим памятником им остается «Евгений Онегин», одно из лучших пушкинских творений — образ Татьяны. Но ведь и этот милый образ на самом деле существенно сложен — она «русская душою (сама не зная почему)», «по-русски плохо знала». И не случайно многое из собирательного образа «уездной барышни» передано Ольге и другим девушкам из «дали свободного романа», иначе «Евгений Онегин» не был бы «энциклопедией русской жизни» (Белинский). Здесь мы встречаем не только «язык девических мечтаний», «доверчивость души невинной», «невинных лет предубежденья», но и рассказ о воспитании «уездной барышни» в «дворянском гнезде», где встречаются две культуры, дворянская и народная:

День губернской или уездной барышни был заполнен прежде всего чтением: французских романов, стихов, произведений русских писателей. Уездные барышни черпали знания о светской жизни (да и о жизни вообще) из книжек, но зато чувства их были свежи, переживания — остры, а характер — ясен и силен.

Большое значение для провинциалок имели обеды, приемы в доме и у соседей, помещиков.
К выходу в свет они готовились заранее, просматривая журналы мод, тщательно выбирали наряд. Именно такую поместную жизнь описывает А.С.Пушкин в повести "Барышня крестьянка".

"Что за прелесть эти уездные барышни! - писал Александр Пушкин - Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни черпают из книжек. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни:"

Тургеневская девушка - так называли совершенно особый тип русских барышень 19 века, сформировавшийся в культуре на основе обобщенного образа героинь романов Тургенева. В книгах Тургенева это замкнутая, но тонко чувствующая девушка, которая, как правило, выросла на природе в поместье (без тлетворного влияния света, города), чистая, скромная и образованная. Она плохо сходится с людьми, но обладает глубокой внутренней жизнью. Яркой красотой она не отличается, может восприниматься как дурнушка.

Она влюбляется в главного героя, оценив его истинные, не показные достоинства, желание служить идее и не обращает внимание на внешний лоск других претендентов на её руку. Приняв решение, она верно и преданно следует за любимым, несмотря на сопротивление родителей или внешние обстоятельства. Иногда влюбляется в недостойного, переоценив его. Она обладает сильным характером, который может быть сначала незаметен; она ставит перед собой цель и идёт к ней, не сворачивая с пути и порой достигая намного большего, чем мужчина; она может пожертвовать собой ради какой-либо идеи.

Её черты — огромная нравственная сила, «взрывная экспрессивность, решительность „идти до конца“, жертвенность, соединённая с почти неземной мечтательностью», причём сильный женский характер в книгах Тургенева обычно «подпирает» более слабого «тургеневского юношу» . Рассудочность в ней сочетается с порывами истинного чувства и упрямством; любит она упорно и неотступно.

Почти везде у Тургенева в любви инициатива принадлежит женщине; ее боль сильнее и кровь горячее, ее чувства искренне, преданнее, нежели у образованных молодых людей. Она всегда ищет героев, она повелительно требует подчинения силе страсти. Сама она чувствует себя готовой к жертве и требует ее от другого; когда ее иллюзия насчет героя исчезает, ей не остается ничего иного, как быть героиней, страдать, действовать.

Отличительная особенность «тургеневских девушек» в том, что при своей внешней мягкости они сохраняют полную непримиримость в отношении воспитавшей их консервативной среды. «Во всех них „огонь“ горит вопреки их родным, их семьям, только и думающим о том, как бы этот огонь затушить. Все они независимы и живут „собственной своею жизнию“»

К этому типу относятся такие женские персонажи из произведений Тургенева, как Наталья Ласунская («Рудин»), Елена Стахова («Накануне»), Марианна Синецкая («Новь») и Елизавета Калитина («Дворянское гнездо»)

В наше время этот литературный стереотип несколько деформировался и «тургеневскими девушками» стали ошибочно называть другой тип русских барышень - «кисейных».

«Кисейная» барышня имеет иную характеристику нежели «тургеневская». Выражение это появилось в России в 60-х годах 19 века в демократической среде и означало вполне определенный социальный и психологический тип с такими же вполне определенными нравственными ориентирами и художественными вкусами.

Первым употребил это выражение в романе «Мещанское счастье» Н.Г.Помяловский, одновременно выразивший и свое понимание подобного женского типа:

«Кисейная девушка! Читали Марлинского, пожалуй, и Пушкина читали; поют „Всех цветочков боле розу я любил" да „Стонет сизый голубочек"; вечно мечтают, вечно играют... Легкие, бойкие девушки, любят сентиментальничать, нарочно картавить, хохотать и кушать гостинцы... И сколько у нас этих бедных кисейных созданий».

Особый стиль поведения, манера одеваться, которая позднее породила выражение «кисейная барышня», начали складываться еще в 30 — 40-х годах 19 в. По времени это совпадает с новым силуэтом в одежде. Талия опускается на место и всячески подчеркивается невероятно пышными нижними юбками, которые позднее заменит кринолин из металлических колец. Новый силуэт должен был подчеркивать хрупкость, нежность, воздушность женщины. Склоненные головки, потупленные глазки, медленные, плавные движения или, напротив, показная шаловливость были характерны для того времени. Верность образу требовала, чтобы девушки такого типа жеманничали за столом, отказываясь от еды, постоянно изображали отрешенность от мира и возвышенность чувств. Пластические свойства тонких, легких тканей способствовали выявлению романтической воздушности.

Этот жеманный и изнеженный женский тип весьма напоминает девушек-институток, таких же не в меру сентиментальных, романтичных и мало приспособленных к реальной жизни. Само выражение «кисейная барышня» восходит к выпускной форме воспитанниц женских институтов: белым кисейным платьям с розовыми кушаками.

О таких вот "кисейных барышнях" весьма нелицеприятно отзывался Пушкин, большой знаток усадебной культуры.:

Но ты — губерния Псковская,
Теплица юных дней моих,
Что может быть, страна глухая,
Несносней барышень твоих?
Меж ними нет — замечу кстати —
Ни тонкой вежливости знати,
Ни ветрености милых шлюх.
Я, уважая русский дух,
Простил бы им их сплетни, чванство,
Фамильных шуток остроту,
Пороки зуб, нечистоту,
И непристойность и жеманство,
Но как простить им модный бред
И неуклюжий этикет?

"Кисейным барышням" противостоял иной тип русских девушек - нигилистки. Или "синий чулок"

Курсистки Высших женских архитектурных курсов Е. Ф. Багаевой в Петербурге.

В литературе есть несколько версий происхождения выражения «синий чулок». По одной из них, выражение обозначало кружок лиц обоего пола, собирающихся в Англии в 1780-х годах у леди Монтегю для бесед на литературные и научные темы. Душою бесед был ученый Б. Стеллинфлит, который, пренебрегая модой, при темном платье носил синие чулки. Когда он не появлялся в кружке, там повторяли: «Мы не можем жить без синих чулок, сегодня беседа идет плохо, — нет синих чулок!» Таким образом, прозвище Синий чулок впервые получила не женщина, а мужчина.
По другой версии, голландский адмирал XVIII века Эдуард Боскавен, известный как «Неустрашимый старина» или «Кривошеий Дик», был мужем одной из наиболее восторженных участниц кружка. Он грубо отзывался об интеллектуальных увлечениях своей жены и насмешливо называл заседания кружка встречами «Общества синих чулок».

Наметившаяся свобода женщины света в русском обществе проявилась и том, что в XIX веке, начиная с войны 1812 года, многие светские девицы превратились в сестер милосердия, вместо балов щипали корпию и ухаживали за ранеными, тяжко переживая постигшее страну несчастье. Так же они поступали и в Крымскую войну и во время других войн.

С началом реформ Александра II в 1860-е годы изменилось отношение к женщине вообще. В России начинается долгий и мучительный процесс эмансипации. Из женской среды, особенно из числа дворянок, вышло немало решительных, отважных женщин, которые открыто рвали со своим окружением, семьей, традиционным укладом, отрицали необходимость брака, семьи, активно участвовали в общественной, научной и революционной деятельности. Среди них оказались такие «нигилистки», как Вера Засулич, Софья Перовская, Вера Фигнер и многие другие, входившие в революционные кружки, участвовавшие в известном «хождении в народ» в 1860-е годы, затем ставшие участницами террористических групп «Народной воли», а потом и эсеровских организаций. Женщины-революционерки были порой мужественнее и фанатичнее своих собратьев по борьбе. Они, не колеблясь, шли убивать крупных сановников, терпели издевательства и насилия в тюрьмах, но оставались совершенно непреклонными борцами, пользовались всеобщим уважением, становились лидерами.

Надо сказать, что и об этих девицах Пушкин был нелестного мнения:

Не дай мне Бог сойтись на бале

С семинаристом в желтой шали

Иль академиков в чепце.

А.П. Чехов в рассказе «Розовый чулок» писал: «Что хорошего быть синим чулком. Синий чулок... Черт знает что! Не женщина и не мужчина, а так середка на половине, ни то, ни се».

«Большинство нигилисток лишены женской грации и не имеют нужды намеренно культивировать дурные манеры, они безвкусно и грязно одеты, редко моют руки и никогда не чистят ногти, часто нося очки, стригут волосы. Они читают почти исключительно Фейербаха и Бюхнера, презирают искусство, обращаются к молодым людям на „ты“, не стесняются в выражениях, живут самостоятельно или в фаланстерах и говорят более всего об эксплуатации труда, абсурдности институции семьи и брака, и об анатомии» — писали в газетах в 1860-х годах.

Подобные рассуждения можно найти и у Н. С. Лескова («На ножах»): «Сидеть с вашими стрижеными грязношеими барышнями и слушать их бесконечные сказки про белого бычка, да склонять от безделья слово „труд“, мне наскучило»

Восставшая против иноземного владычества Италия стала источником модных идей для революционно настроенной молодежи в России, а красная рубашка — гарибальдийка — опознавательным знаком женщин передовых взглядов. Любопытно, что «революционные» подробности в описании костюмов и причесок нигилисток присутствуют только в тех литературных произведениях, авторы которых, так или иначе, осуждают это движение («Взбаламученное море» А. Ф. Писемского, «На ножах» Н. С. Лескова). В литературном наследстве Софьи Ковалевской, одной из немногих женщин того времени, реализовавшей свою мечту, более важным является описание душевных переживаний и духовных исканий героини (повесть «Нигилистка»).

Сознательный аскетизм в одежде, темные цвета и белые воротнички, которым отдавали предпочтение женщины с передовыми взглядами, однажды войдя в обиход, оставались в российской жизни практически всю первую половину XX века.